- А так. Шапка, нахлобученная до плеч, бороду спасет - это верно, да глаза-то закроет. Вот и выходит, что выдумка слепая. Зря наш вазир загордился, без толку вознесся.
Дарий и Гобрий расхохотались.
- Для глаз я прорежу отверстия, - невозмутимо сказал Отан, - и боюсь, что великий царь и его Копьеносец, с которым он беспричинно дурачится и веселится, словно мальчишка, удравший из школы, вынуждены будут последовать моему примеру. Купцы, побывавшие в этих степях, клятвенно уверяли, что ходили по воде, как по сухому песку, нимало не замочив ног. Они говорили, что холод остановил реку и покрыл ее толстой прозрачной корой. Купцы утверждали также, что здешние люди выносливы ровно настолько, насколько немилостива к ним природа. Свою жизнь они приспособили и к зимней стуже, и к летней жаре.
- Важна не жизнь, важно, что именно делает в ней человек, - произнес Дарий строго. - Вот египтяне, они дают нам пшеницу и золото. Сирийцы одевают нас в тонкое полотно. Корабельные мачты делаются из кедров, выращенных в Ливане. Без кипрской меди была бы нехватка кинжалов и копей. Без хорезмийской бирюзы наши женщины лишились бы лучших своих украшений.
Народы стран трудятся ради пользы и блеска Персидской державы. Можно ли терпеть, чтобы скифы, живущие в домах на колесах и питающиеся, подобно зверям, мясом растерзанного скота, одни не признавали над собой нашей власти?
- Царь царей и великий царь положит конец скифскому самоуправству, промолвил Отан и на этот раз усмехнулся. Что означал смешок вазира?
- На скифов в остроконечных шапках! - закричал вдруг Видарна, начальник десяти тысяч 'бессмертных'. Он ехал за Дарием и слышал весь разговор.
- На скифов! - десять тысяч копий взметнулись кверху, десять тысяч мечей ударили в щиты.
От звона и грохота вздрогнуло синее небо. Быстрые лучики солнца побежали по шлемам, кольчугам и по ножам.
- На скифов! - крик несся до самого горизонта и, подхваченный ветром, умчался за край земли.
Дарий остановил коня. Глаза из-под резких прямых бровей с удовольствием оглядели равнину.
Как море во время прибоя, как Нил во время разлива, разливались его войска по необозримой степи. Шла лучшая в мире армия, мощная, дисциплинированная, закаленная. Ее составляли не только персы. Спаянные племенными союзами полки покоренных стран входили в ее ядро.
Мимо царя царей и повелителя Азии, держа строй проходили мидийцы. Их оружием были мечи и кинжалы. С тяжелыми копьями на плечах шли солдаты эламских полков. Двигались легкие одноосные колесницы. Впряженные в них нисийские кони были способны опережать ветер. Шли персы с колчанами за спиной, с изогнутыми луками, висевшими слева.
Ехала конница.
Скифы появились неожиданно. Скорее всего, они вынырнули из длинного оврага-балки. Их было трое. Увидев надвигавшуюся лавину, они повернули своих низкорослых коней, покрытых кусками войлока вместо седел. Но было поздно.
- Первые! - радостно крикнул Дарий и рванулся вперед.
Отан и Гобрий бросились следом. Ветер ударил в медные шлемы, зазвенел в чешуйках кольчуг. Тонко запели натянутые на скаку луки. Три стрелы, как быстрые молнии, рассекли густой от душистых трав воздух.
Первый скиф рухнул сразу. Второй попытался вцепиться в гриву коня, но пальцы разжались и он покатился в траву впереди своего товарища. Третьему всаднику удалось ускакать, унося в плече вонзившуюся стрелу.
- Ушел мой колпак, - сокрушенно сказал Отан. Это его стрела не поразила цель. Он стрелял третьим.
- Брось печалиться, мудрый вазир, - расхохотался Дарий. - Скоро из островерхих шапок наших врагов мы сложим целый курган, и не один, если позволят боги.
5. АРЗАК ЗАВОДИТ ЗНАКОМСТВО
У ночи золотых камушков-звезд без счета и без числа, у Арзака в сумке лежала малая горстка. С каждым днем она уменьшалась. Стоило камушкам-звездам раскатиться по небу, приходилось выбрасывать камушек-день. 'Днями' Арзак стал называть свои серые кругляши. Зато чем меньше оставалось камушков- дней, чем дальше он с Белоногом продвигался к закату.
Солнце на небе человек не догонит, хоть всю жизнь скачи следом. Цель он достигнуть может. Пусть только не сходит с выбранного пути, будет упорен, упрям, и, когда из дорожной сумки исчезнет последний кусок лепешки, пусть отроет в степи сладкие корни и напьется горстью из родника.
Путь лежал по безлюдной степи: кочевья отправились следом за Савлием, чужие племена на скифских землях появляться не смели. Только два раза Арзак уловил топот копыт, и оба раза они с Белоногом ныряли в ближайшую балку. Рисковать было нельзя.
К четвертому дню степь сделалась обжитой. Стали встречаться стада. Пастухи в просторных плащах, опираясь руками на посох, провожали всадника долгим взглядом.
- Хайре - радуйся! - кричали они Арзаку. - Да пошлют тебе боги удачу, да расстелется гладко перед тобой дорога.
Вид пастухов казался мирным. Однако широкополые шляпы бросали на загорелые лица черные тени, скрывавшие выражения глаз, и Арзак предпочитал в ответ склонять голову молча. Слова пастухов были ему понятны, но нрава племени он не знал. Улыбка могла прикрывать коварство, привет-обернуться обманом. Проезжая селением, он видел множество ям, перекрытых толстыми плитами. Должно быть, в них хранилось зерно и другие припасы. Но разве трудно бросить в такую яму связанного пленника?
Арзак держался настороженно, все подмечал.
Дома то и дело теперь обступали дорогу. Были они не больше шестиколесных кибиток, крышей служила побуревшая на солнце солома. А на склонах оврагов, среди акаций, Арзак увидел лежавшие на боку ровные глиняные бочонки. Над ними роились подвижные черные тучки. Бочонки предназначались для пчел.
Постепенно дорога стала заполняться. По колеям, выбитым в каменистой почве, затарахтели колеса. Застучали деревянные подошвы сандалий. Заклубилась поднятая копытами серая пыль.
Город открылся на шестой день пути. Залитые солнечными лучами, поднялись среди равнин белые каменные стены.
Это место мореходы-греки приметили сто лет назад, когда остроносые корабли только начали бороздить темные воды моря. Море было свирепым. Волны рычали, срывали обшивку, ветер рвал паруса. Греки сложили легенды о блуждающих скалах - Семплигадах, разбивавших корабль, как хрупкий орех, и называли море 'Аксинским', что значило 'Негостеприимное'.
Но приветливы были берега. Там купцы могли продать свой товар в обмен на пшеницу, в которой нуждалась Эллада. Тем, кто в поисках лучшей доли собрался покинуть старые города, плодородные земли предлагали новую родину. Еловые весла снова взрезали темные воды, четырехугольный парус развевался на мачте, кормчий поворачивал тяжелый руль.
Мореходы узнали нрав моря, приспособились плавать, не выпуская землю из вида. Семплигады перестали губить корабли, и подобревшее море получило новое имя. Его стали называть 'Понт Евксинский' [Понт Евксинский - древнее название Черного моря] - 'Море Гостеприимное', или просто Понт.
Ольвия была из первых городов, заложенных на его берегах.
Издали, в ограде из белых стен, город казался вытянутым треугольником: две стороны отсекали глубокие балки, граница третьей была образована рекой Гипанис [Гипанис - древнее название Буга].
'Удобное место выбрали, трудно неприятелю подступиться, - оценил Арзак расположение города. - Стены толстые, запряженная парой волов кибитка по верху проедет'. Внимание было обострено. Он ничего не выпускал из виду.
В воротах пришлось задержаться. Толкаясь и блея, в город входило стадо овец. Наконец путь расчистился и вместе с толпой, собравшейся у ворот, Арзак въехал в Ольвию.
Люди, повозки, стадо - все устремились в одном направлении.
Арзак выбрал противоположное. Он не привык двигаться зажатый, как пленник, со всех сторон.
- Куда глаза глядят, - сказал он Белоногу, и Белоног, не знавший до этого ничего, кроме степи, осторожно перебирая ногами двинулся по узкой улице. Слева и справа уныло потянулись однообразные ограды, сложенные понизу из круглой гальки, выше - из необожженного кирпича. Приземистые дома слепо выглядывали из-под соломенных кровель глухими без окон стенами.
