веке, по-видимому, заботились и того меньше.
Назовите это трусостью, но что я мог тут поделать! А впечатление создавалось слишком гнетущее, и я ускорил шаги, стремясь как можно быстрее выбраться отсюда в центр. Я шел в направлении ратуши и, достигнув Парк-роу, бросил взгляд влево, на здание «Таймс» и на соседний дом, где Джейк оборудовал свою тайную контору. И вдруг меня словно молнией обожгла мысль: да ведь они в парке не останутся! На секунду я утратил способность двигаться. Как же я не сообразил раньше? Каким же надо быть ослом, чтобы хоть на мгновение представить себе Пикеринга и Кармоди сидящими в парке среди полуночной тьмы!
Я свернул на Парк-роу в сторону «дома Поттера». Но вся моя догадка, несомненно, верна. Никаких документов Джейк в парк не принесет — хотя бы потому, что их тогда могут отобрать силой какие-нибудь сообщники Кармоди. Кроме того, ему ведь захочется пересчитать деньги. Что же касается Кармоди, то он никоим образом не отдаст денег, пока не увидит документов Пикеринга собственными глазами. Сделка совершится в конторе Джейка — иначе просто не может быть. И я не сумею подслушать, о чем у них пойдет речь.
Как и в прошлый раз, я остановился и окинул дом взглядом. Дом не изменился: те же одинаковые ряды узких, закругленных сверху окон, те же витрины на уровне улицы, по обыкновению грязные, откровенно вопрошающие полнейшую безнадежность; те же наклонные вывески: «Скоттиш Америкэн», «Удобрения, поля, фермы», «Оптовик» — на четвертом этаже, «Сайнтифик Америкэн» — на третьем и рядом та, на которую я глянул опять без малейшего интереса и которую мне было суждено запомнить на всю жизнь:
Без какой-то определенной цели, разве что посмотреть на другие фасады — впрочем, они ничем не отличались от первого, — я обошел дом вокруг по Бикмен-стрит, затем по Нассау-стрит и там уже вошел в подъезд. На сей раз из вестибюля я не услышал ни пилы, ни гвоздодера, а когда поднялся на второй этаж, дверь комнаты, где тогда работали плотники, оказалась закрыта. И не просто закрыта, а намертво заколочена досками от пола до потолка и заляпана предупреждениями: очевидно, перекрытие здесь уже сняли. Карабкаясь на третий этаж, я успел подумать: а вдруг плотники уже там или вот-вот придут туда и это каким-то образом мне поможет?…
Но на третьем этаже все выглядело точно так же, как и раньше. Если рабочие что-нибудь и делали тут со времени моего прошлого визита, то теперь они ушли; на двери, как и тогда, висел замок и красная предупреждающая надпись. Ни на что не надеясь, я опять попробовал дверь в контору Пикеринга, но она по-прежнему не поддавалась.
И вообще все шло по-прежнему: присев на корточки, я заглянул в замочную скважину и вновь увидел секретер и кресло на противоположном конце комнаты у окна и заколоченную дверь справа. Потом я выпрямился и бесцельно стоял в коридоре, не зная, что предпринять. Попасть внутрь не представлялось возможным. И тем не менее я должен был туда попасть. Я старался припомнить все, что слышал когда-либо о способах взлома. Можно, к примеру, просунуть полоску пластика или целлулоида в щель между дверью и косяком и отжать язычок замка, — учили читанные мной рассказы. Но таких замков еще не изобрели, у этого просто не было защелкивающей пружинки, которую следовало бы отжать. В голове проносились мысли одна фантастичнее другой: то я на руках спускаюсь по веревке с крыши к окну комнаты N27 или заколоченной комнаты рядом; то каким-то образом взбираюсь по незаконченной шахте лифта до перекрытия третьего этажа, а там… А что там? Я и сам не знал.
В коридоре грохнула открывающаяся дверь, я быстро повернулся и пошел прочь от того, кто вышел оттуда. Я поднялся по лестнице вверх, он спустился вниз, и я опять вернулся и опять стоял беспомощно и упрямо в том же коридоре. Минула еще минута — я понимал, что с равным успехом можно уйти, и все же не уходил.
Мягкие шаркающие шаги — мягкие потому, что ноги прятались в тапочках, — послышались у меня за спиной; я различил их в самый последний момент и стремительно обернулся. Ко мне потихоньку приближался старый дворник, в руках он держал тонкую пачку конвертов и, пригнув голову, перебирал их. Коридор был слишком узок, чтобы пытаться прошмыгнуть мимо него, а отступить было некуда. Я успел состроить приветливую улыбку, и тут он поднял голову, придержал шаг и сосредоточенно посмотрел на меня: лицо мое показалось ему знакомым, но он никак не мог припомнить, кто я такой. Потом его осенило, и он кивнул:
— Доброе утро, мистер Пикеринг. Вам почты нету…
Он прошел мимо, подсовывая конверты под некоторые из перенумерованных дверей. У меня в голове не осталось, похоже, ни единой мысли. В течение тех тридцати-сорока секунд, которые понадобились ему, чтобы дошаркать до конца коридорчика, повернуться и двинуться назад, я стоял как вкопанный и таращился на него. Он взглянул на меня снова, на сей раз с явной досадой.
— Что случилось? Ключ забыли? — спросил он и, не дав мне ответить, сердито затряс головой. — Нет, нет, запасного к этой двери нету. Должно быть и был, но теперь нету. Ничем не могу помочь. Придется вам идти домой за своим. Некогда мне с вами…
Я прервал его, от души улыбаясь.
— Да ведь запасной-то есть, — сказал я тихо. Есть у вас запасной ключ, и вам известно, где он. Вот только идти за ним далековато, правда? В самый подвал… — Я достал портмоне и вытащил долларовую бумажку. — Но это все-таки ближе, чем мне за своим. — Я вручил ему доллар. — Пошли. Я спущусь вместе с вами, чтобы вам не забираться сюда опять…
Через две минуты я вылез из подвала, сжимая в руке ключ с грязной бумажной биркой «27». Но наверх я подниматься не стал, а прошел первым этажом на улицу Парк-роу и в соседнем здании «Таймс» разыскал слесаря, чья вывеска мне запомнилась рядом с ресторацией Нэша и Крука — и то и другое тоже в подвале. За десять центов слесарь тут же при мне выточил копию, и я отправился обратно, по дороге привязывая бирку на место. Операция заняла четверть часа — и я вернул дворнику его ключ, застав старика за разноской почты, только этажом ниже.
Уже на лестнице, почти на площадке третьего этажа, меня осенило, что следовало бы сперва проверить мой ключ, — он сработал отлично. Легонько лязгнул, без усилия вошел в пазы, повернулся, я нажал на ручку и очутился в тайном логове Джейка Пикеринга.
Вокруг, по всем четырем стенам, бок о бок стояли тринадцать конторских бюро желтого дуба, каждое бюро с тремя ящиками, каждый ящик с вертикальной металлической ручкой. Все это было по тертое, поцарапанное, купленное, видимо, из вторых, а то и из третьих рук. Вместе с секретером и креслом тринадцать бюро занимали две трети площади не слишком просторной комнаты. Я вынул ключ из замка, затворил дверь, прислушался — тихо. Тогда я запер дверь изнутри и осторожно, как только мог принялся наугад выдвигать ящики из бюро.
Некоторые ящики были тяжелые, почти полные, но большинство оказались заняты лишь наполовину или на четверть. В некоторых ящиках хранились совсем тоненькие стопки бумаг; в одном лежала, кроме того, пара галош, а в другом — полбутылки виски. Документы содержались в идеальном порядке, нигде не торчало никаких замусоленных концов; на разделительных картонках были выведены тщательные, почти каллиграфические надписи черными и красными чернилами. Надписи эти по большей части представляли собой комбинации букв или буквы с цифрами, например «ЛЛ4», «Д», «А6», «А7», «А8», «НН» и так далее. В обозначениях я не смог обнаружить никакой логической последовательности — в каждом ящике насчитывалось до десятка и более надписанных картонок, однако они никак не соответствовали друг другу. Встретилась мне картонка и со словом «Повтор», на соседней картонке виднелось «Нераздел. Оба», на третьей — «???». Я просмотрел часть документов, не вынимая их из ящиков. Как и говорил Пикеринг, тут преобладали накладные — сотни, если не тысячи накладных во всех тринадцати бюро. Кроме того, были счета и памятки — и еще деловые письма, преимущественно на бланках с изображением торговых домов или заводов, гордо изрыгающих черный дым из каждой трубы. И были, по-видимому, оригиналы подписанных контрактов, сложенные в несколько раз и перевязанные красной тесьмой. Нет, я положительно не мог определить, по какому принципу Пикеринг сгруппировал документы: любая их пачка, какая бы рубрика над ней ни стояла, содержала бумаги, относящиеся к десяткам различных лиц.
Крышка секретера на сей раз оказалась поднята, и я подсел к нему, заглядывая на полочки и в маленькие выдвижные ящички, но ничего не трогая. Там проживали пузырьки с «конторскими чернилами Дейли», круглая картонная коробочка со стальными перышками, три деревянные ручки с обгрызанными
