Юрка, а возможно, и Таня...
Командир полка уже отдавал распоряжения:
- Командирам дивизионов и отдельных подразделений завтра в 12.00 представить мне на утверждение планы погрузки в эшелоны.
Глава восьмая. На Запад
Ночью, удобно устроившись на нарах постукивающей по рельсам теплушки, я уже мечтал о предстоящей встрече со своими. Рядом, уткнув головы в вещевые мешки, спали Черепанов и Федотов. Я убедил командира полка, что обойдусь своими людьми.
Утром, когда эшелон остановился на какой-то маленькой станции, я с изумлением узнал, что мы находимся в Белоруссии.
- Как же так? Куда же мы едем? - я недоуменно уставился на железнодорожника.
Тот перечислил Гомель, Овруч и другие станции на пути.
- А Москва?
- Далеко влево остается. Хотя, может быть, в Гомеле повернете.
Но в Гомеле мы не повернули. Эшелон мчался все дальше и дальше, к украинским фронтам, на юг.
'Белоруссия родная, Украина золотая...' - напевали мои спутники, когда эшелон шел по освобожденным землям страны. Вскоре по вагонам состава разнеслось: едем в Польшу, на Первый Украинский фронт.
Наши обязанности как квартирьеров оказались несложными. Начальник штаба артиллерии армии обвел карандашом на карте одну из многочисленных небольших рощиц и написал в центре: '70-й ГМП'. Нам предстояло выехать в этот район, определить на месте, где разместить дивизионы и другие подразделения полка, выбрать надежные подъездные пути, вернуться и доложить начальнику штаба, а затем ехать встречать полк.
Во второй половине декабря мы прибыли в польский город Жешув встречать свои эшелоны.
Пока я узнавал порядки на станции, разведчики бродили в поисках жилья.
- Не дальше пяти минут ходу от станции, - предупредил я их.
Вскоре прибежал Черепанов. - Подыскали! - усмехаясь, доложил он. - У капиталиста какого-то будем жить. Владельца завода. - Черт с ним! А далеко? Рядом. Прямо за углом.
- Что ж, поглядим, как живет паразитический класс. Паразитический класс жил неплохо. Большой двухэтажный дом, комнат из двадцати. За высокой железной оградой небольшой сад. Позади дома сараи и гараж. Сухонькие пожилые хозяин и хозяйка встретили нас с подобострастным доброжелательством. Отвели две светлые комнаты на втором этаже. Мы быстро перезнакомились со всеми обитателями дома. С хозяевами и слугами.
Чувствовали себя на новом месте совсем неплохо, пожалуй, даже уютно. Чуть потрескивали дрова в покрытой белым кафелем голландке, извивались, поднимаясь к потолку, две синенькие струйки папиросного дымка, текла неторопливая и самая заурядная беседа.
- А ничего готовит здешняя кухарка.
- Ничего... У нас, пожалуй, никто так мясо не поджарит. Даже Шилов.
- Так и не удалось с Таней-то повидаться?
- Ничего не попишешь. Не удалось...
- Знать бы, что полк не скоро прибудет, да и махнуть бы вам с Юрой в Москву на пару деньков.
- Ты скажешь...
Помолчали.
- А где это вы праздновали седьмого ноября?
- Так, в одном месте...
- Знаю! - Николка оторвал голову от подушки. - В госпитале, где Рымарь раньше лежал. Не могли уж меня прихватить.
- Не было тебя под рукой. А откуда ты знаешь, куда мы ездили?
- Что я, не разведчик, что ли! - Федотов хитро заулыбался. - Говорят, там у вас землячка мировая объявилась? Такая статная да красивая...
Чего-чего, а этого я не ожидал. Раз уж Федотов таким тоном заговорил, то и другие тоже невесть чего могут болтать.
- Понимаешь, - сказал я, словно бы оправдываясь, - оказывается, мы раньше были знакомы, в волейбол в парке вместе играли. Ну, вот так случайно встретились и разговорились...
- А зовут-то ее как? - голос Федотова зазвучал совсем вкрадчиво.
- Никак!.. - я резко отвернулся от Федотова. Черт знает что такое. Ну, встретились, поговорили. Эко дело! Я и сейчас был не прочь повидаться с Катей, тем более что в городе я заметил указку их госпиталя.
А Федотов тянул свое:
- Хозяйских дочек видели?.. Симпатичные... Я промолчал.
- Вы не спите? Через три двери их комнаты начинаются. Я у них перед обедом посидел. Сигаретку их выкурил. А одеты-то как? Вы не спите?
- И здесь уже поспел! Ну, как одеты?
- В хромовых сапожках на каблучках и бриджи такие аккуратненькие. В жилетках и белых блузках шелковых...
- Что это за наряд такой?
- Вот и я удивился. Веселые! Смеются все время. На Новый год у них музыканты будут - я танцевать с ними договорился...
Я решительно повернулся.
- Вот что! Давай-ка я с тобой индивидуально 'Директиву об отношениях советских воинов с населением' проработаю. Чувствую, ты мне наколбасишь тут!
- Ладно, не надо, - сник Федотов. - Сам помню. В дверь постучали. Вошел один из служителей, сносно говоривший по-русски:
- Пани хозяйка просит разрешения прийти до пана офицера.
- Прошу! - сказал я, торопливо натягивая сапоги.
С легким кокетливым поклоном и улыбкой вошла хозяйка:
- Может, пан офицер согласится спуститься в гостиную. Его ждет святой отец - настоятель местного собора. Ксендз перед праздником обходит свою паству и сейчас находится в доме.
Вот уж чего я совсем не ожидал. И зачем я ему понадобился? Я спросил, в чем дело.
- Пан ксендз преклоняется перед величием российской армии и хочет сказать об этом сам пану офицеру.
Вот как ловко завернула хитрющая старушонка. 'Преклоняется...' Попробуй после этого отказаться.
- Ну, раз очень... - я с неохотой кивнул. 'Ничего страшного, если и посижу несколько минут с этим ксендзом. Интересно, что он там будет гнуть. И Крюков и Чепок тоже бы, наверное, сходили', - старался я себя успокоить.
Вслед за хозяйкой я сошел вниз. Навстречу поднялся ксендз, пытливо взглянул мне в глаза и неожиданно протянул руку для пожатия. Потом он взмахнул широченным рукавом, приглашая садиться.
Я молча сел, и хозяйка захлопотала, придвигая чашечку с кофе и бисквиты, которыми до этого угощался 'святой отец'.
Приняв непринужденный вид, я взглянул на ксендза. Совсем не старый, лет за тридцать, не больше. Ростом с меня, а в плечах куда пошире. Макушка бритая блестит. Я решил первым не заговаривать.
Священник не спеша наполнил тонкие рюмки:
- За успехи великой русской армии и Войска Польского!
Я с изумлением поднял свою рюмку.
- За здоровье маршала Сталина!
Разве можно было иметь что-нибудь против такого тоста?
Оказалось, ксендз неплохо владеет русским языком. Как-то мягко выговаривая слова, он принялся мне рассказывать о Польше и ее культуре, Мицкевиче, Шопене и Сенкевиче, Копернике и Склодовской. Потом перешел к исторической дружбе между польским и русским народами.
Я опасливо, но со вниманием слушал его, а про себя думал: 'Поливай, поливай, чертов иезуит! Нас ты не сагитируешь!..' Мне очень хотелось сказать ему что- нибудь сокрушительно-антирелигиозное, но ничего путного в голову не приходило.
Так мы и сидели, а ксендз время от времени подливал в рюмки. Наконец он начал собираться.
- Надо идти посетить других прихожан - так он мне объяснил.
Я, в свою очередь, склонил голову к плечу и, приложив ладонь к щеке, показал, что лучше всего ему идти спать.
Ксендз весело закивал.
Мы встали. Хозяйка с восхищением заметила, что вот так, когда мы стоим рядом, то польский ксендз и русский офицер чем-то похожи друг на друга. Это было уже слишком.
- Макушку только осталось побрить! - ответил я ей, засмеявшись, чтобы было понятнее, пошлепал себя по затылку. Официальная встреча была, как я считал, успешно завершена.
Когда я вернулся в комнату, Федотов крепко спал. Сон мой разогнало, ложиться не хотелось, и я надумал прогуляться и осмотреть город. По дороге зашел на станцию к Черепанову. О наших эшелонах еще ничего не было известно.
От вокзала к центру города вели грязноватые проулки с невысокими домами, сновал трудовой люд, женщины с кошелками. Вдалеке дымили заводские трубы, и мне захотелось отыскать и осмотреть завод нашего хозяина, чтобы сравнить, как же работают у нас и у них. Ведь теперь я уже немало разбирался в этом. Но где находится его завод, я не знал и решил отложить свое посещение до следующего раза, а пока неторопливо шел к центру Жешува. Не было заметно разрушений, следов бомбежки, о том, что идет война, напоминали лишь многочисленные армейские грузовики, проносящиеся по улицам, да солдаты и офицеры, как ни в чем не бывало гулявшие по городу. В основном это были работники тыловых служб - интенданты, ремонтники, медики. У многих на погонах были авиационные эмблемы - в этом районе стояли части дивизии Покрышкина. Я с любопытством посматривал по сторонам. Все-таки заграница!.. На перекрестке центральной городской улицы маячила знакомая указка: 'Хозяйство Пакельман', и теперь я уже знал, куда мне идти. Если привокзальные улицы никак нельзя было назвать чистыми, то здесь, в центре, был порядок. Тротуары тщательно разметены. Более степенно и нарядно выглядели поляки. Наверное, это были чиновники и торговцы. Стучали высокими каблучками кокетливые горожанки. Прошло несколько монахинь.
И когда я на противоположной стороне улицы неожиданно заметил Катю, то не очень и удивился, как будто так и должно было быть. В аккуратно подогнанной шинельке, в меховой, чуть сдвинутой набок шапке, она горделиво шла по тротуару. Все-таки красивее наших женщин нет! Прохожие - мужчины и женщины, оборачиваясь, глядели ей вслед. Катя, казалось, ни на кого не смотрела, но меня увидела сразу. Такая же изумленная улыбка, как тогда, в зале, радостный взмах руки. Мы горячо поздоровались и медленно пошли в
