это устроит всех фермеров…
Между тем Джеймстаун буквально кипел от разговоров. Здесь собрались новые члены палаты общин со всей колонии. Многие из них продолжали с гордостью носить кожаную одежду, как свидетельство своего участия в сражении на Роанок-ривер вместе с Бэконом. Было выпито немало эля. Губернатор передаст молодого человека верховному суду… Нет, нет! Не может быть! Члены парламента неподсудны, по крайней мере во время заседания палаты… Сэр Вильям торжественно дарует ему свое прощение и снова введет в верхнюю палату — в совет. В совет? Да там его никто не станет слушать! А при голосовании в палате общин большинство всегда будет за него…
Парк, Ладуэлл, Боллард и прочие консервативные члены совета держались настороженно: их сильно беспокоили настроения новых членов палаты общин.
Узнав об аресте Бэкона, Ланс примчался в Джеймстаун и нашел друга на заднем дворе дома советника. Он пребывал в мрачном расположении духа, но, увидев юношу, обрадовался от души.
— Рад видеть тебя, Ланс! Ты — свежий ветер в затхлой атмосфере этого убогого городишка. О, при тебе шпага, значит, хоть одному из нас удалось избежать ареста!
Ланс ослабил тугой кружевной воротник и сел рядом с ним на каменную скамью у стены.
— Что они собираются делать с вами, генерал?
— Генерал! Спасибо тебе, дружок! Вот уж воистину — генерал! Но мы еще посмотрим. Пока что я — провинившийся школяр, отданный под наблюдение моего достойного старшего родственника. Завтра я опять предстану пред светлые очи губернатора и мне прочтут нотацию. А потом… кто знает?
Бэкон похлопал Ланса по колену, и сказал:
— Не могу поверить в это… Сегодня, когда меня вели через площадь, собравшиеся там люди кричали приветствия и потрясали в воздухе обнаженными шпагами. Трудно поверить… Я не бунтовщик, друг мой, но, похоже, дело зашло слишком далеко. На улицах — ненависть и страх. Я уверен, если губернатор решится повесить меня, будет взрыв. Не думал, что до этого дойдет. Лоренс предупреждал меня. Драммонд, Уоли, Хэнсфорд, Бленд и Кэрвер — тоже. Но я им не верил! Ну почему нам не дали самим воевать с индейцами? Почему англичане теперь готовы воевать с англичанами? Кто вообще говорил о заговоре и бунте, кроме губернатора?
Ланс не знал, что и ответить. Ему просто нравилось сидеть рядом с другом, пытаясь хоть немного поддержать его в трудную минуту.
Бэкон встал и медленно пошел по узкой дорожке между миртовыми кустами, вытирая лоб платком. Затем вдруг остановился, повернулся к Лансу и спросил:
— Зачем ты здесь? Ты что, не понимаешь, что в общей суматохе могут арестовать и тебя? Ведь ты воплощаешь все то, что так ненавидит его превосходительство! Ты — сама Виргиния. Ты — Америка. Ты — Новый Свет. Ты силен и полон надежд. Твоя сила уже неподвластна королям и правительствам, она переживет эту жалкую диктатуру. Ты не англичанин, Ланс Клейборн, ты виргинец. Что значит быть виргинцем? Не знаю. Пока не знаю.
Бэкон снова сел и подпер голову рукой.
— И в Джеймстауне можно найти справедливость, я уверен, — заявил Ланс.
Бэкон расхохотался:
— Вот и ты хватаешься за шпагу при одном упоминании о справедливости! Хорошо. Возможно, не стоит забывать, что справедливость и шпага часто одно и то же. Не важно. Я сыграю завтра свою роль так, как мне предписали достойные авторы этого спектакля. Я официально попрошу прощения за преступления, которые, по мнению губернатора, совершил. Я же не знаю за собой таковых, а посему это меня не унизит. Беркли со столь свойственным ему великодушием дарует мне отпущение грехов, но будет по-прежнему бояться и ненавидеть меня. А между тем там, на границе, индейцы снова выйдут на тропу войны, но их боевой клич снова не услышат в Джеймстауне.
Негр слуга принес им эль и маисовые лепешки.
— Мой дядя Нат сейчас у губернатора, — продолжал Бэкон. — Завтрашний фарс требует небольшой репетиции. Бедный дядя Нат! Он больше беспокоится обо мне, чем о своих деньгах… Ладно, пей. Холодный эль хорошо освежает. Где ты намерен переночевать?
— Здесь, если смогу быть полезен.
— Ну нет, дорогой друг! — рассмеялся Бэкон. — Остынь немного. Я в надежных руках, а если понадобится, то всегда смогу удрать из этой вонючей деревни и вернуться в свой лагерь. Еще не хватало увидеть тебя в кандалах! Ты нам еще пригодишься. С отцом, надеюсь, все в порядке?
— Да, сэр.
— Пожалуйста, передай ему от меня наилучшие пожелания и скажи старику, что я не предатель.
— Я уже говорил.
Они простились, и Ланс покинул дом советника.
На следующий день в столице колонии воцарилась напряженная тишина, за которой скрывались готовые взорваться ярость и страх. Во время короткой церемонии в здании совета Беркли простил молодого человека. Новые члены палаты общин смотрели на это, стиснув зубы.
— Бог прощает вам! Я прощаю вам! — торжественно заключил свою речь Беркли.
— А всем тем, кто был с ним? — напомнил ему полковник Вильям Коул.
— Да, и всем тем, кто был с вами, — добавил губернатор. Собравшиеся вздохнули с облегчением.
Бэкона снова ввели в совет, к большому неудовольствию тех, кто рассчитывал на его голос в палате общин, наиболее представительной части ассамблеи.
В тот день многим даже показалось, что удастся добиться согласия. Губернатор предвосхитил выступления собравшихся и объявил, что первым будет обсуждаться вопрос о войне с индейцами. И снова обвел всех вокруг пальца. Приграничные жители требовали упразднить форты и заменить их мобильной
