Изредка появлялись ватажники. Они подходили, начинали разговоры, осматривали мост, но никогда не помогали.
Подходил праздник Дня Мертвых. К этому радостному дню Крын обещал закончить мост. Узкий, едва двоим разминуться, мост уже вытянулся над обрывом, не доставая другого конца каких-то пятнадцати шагов. Его замысловатая конструкция, опираясь в трещины на груди утеса на этом берегу, обрастая все новыми балками, словно силилась дотянуться до другого берега.
Крын даже решил, не строить мост до самого конца, а просто перекинуть до другого конца надежный помост, уменьшив пропасть до десяти шагов. И эта идея грела ему душу необычайно.
Итернир, руководивший командой скалолазов, крепившей опорные балки в трещины скалы, в последнее время получил и ряд лишних забот, хотя последние были ему в радость. Три дня назад, к нему подошли все четверо пастухов, непривычно тихие.
- Нам бы поговорить, - тихо сказал один из них, нерешительно сжимая шапку.
- Ну, - благодушно согласился Итернир, - давай поговорим. Только, почему шепотом?
- Да это так, - смущенно улыбнулся тот, - скоро День Мертвых...
- Неплохо, - согласился Итернир, - и что?
- И... - начал первый, - веревой настойки у нас вдосталь, мяса - тоже, а уж стеблевки... - выговорил он и замялся.
- Ты же жонглером был? - перехватил инициативу другой.
- Ну, - согласился Итернир.
- На ходулях-то ходить умеешь?
- Да как на ногах, - пожал плечами Итернир.
- Гей, братцы! - обрадовался пастух, - наконец-то у нас настоящий Ёнк будет!
- Эй! Постой, - воскликнул Итернир, - а меня-то как насчет спросить?
- Да нешто откажешься? - улыбнулся пастух.
- Да ни в жисть! - подхватил тот.
И вот теперь наступил день, которого долго ждали. На утро решили положить помост на ту сторону, уже сооруженный заблаговременно, а сегодня в ночь справить праздник Дня Мертвых. Они не могли уйти, не помянув своих товарищей. Поскольку это был единственный день в году, когда повелитель царства теней Ёнк возвращался к своим подданным - душам умерших. Это был единственный день, когда веселый, бесшабашный и всегда полупьяный Ёнк возвращался к своим прямым обязанностям, позволяя умершим оставить сиротливое и тоскливое свое существование, и погрузиться в веселье. Власти запрещали пьянство, но запретить этот праздник они не могли, хотя ненавидели его люто. И это был единственный день когда простой люд мог напиться, и чем веселее будет на земле, тем веселее будет уже ушедшим. Всякий должен был помянуть знакомых и родственников, а высшей мерой уважения было переодеться умершим и в этом наряде провести весь праздник.
Вкруг костра в полном молчании отчужденно сидели Гривен, нежно обнимая Неженюшку, сидел пастух Нерен и соломеноволосый парень, как оказалось, звали его Ихан, сидел крестьянин Рост и Нерк, охотник за головами. Сидел у костра, средь мертвых и живых и третий принц Рен-Тун.
В царстве мертвых царила тоска, скука и одиночество. Солнце давно скрылось за горизонтом, и все вокруг объяла густая ночная тьма. Звезды холодно мерцали в провале неба, но мертвым и живым у костра было пусто и одиноко.
Сначала донеслись песни и смех. Казалось, они доносятся из невообразимого далека, с другой стороны мира. Шум усиливался, приближаясь отовсюду одновременно. Взгляды сидящих, до того недвижимо уставленные в огонь приобрели чуть осмысленное выражение, кто-то заозирался.
В топот, шутки и смех, доносившиеся со всех сторон, вплелся скрип тележных колес. На лицах сидящих возле костра появились улыбки и предвкушение буйного веселья.
Наконец, в кругу света появилась процессия Ёнка.
Впереди, естественно, шел сам Ёнк. Высокий, настолько, что шапка с головы падала, если стоя у его ног пытаться разглядеть лицо, наряженный в цветастые лоскутья ткани с косматой головой и огромным красным носом, он шел, сильно пошатываясь, так что ноги то и дело задевали одна за другую, но каждый раз ему удавалось не упасть.
- Какая сволочь шатает землю?!! - грозно, но риторически вопрошал он.
А у его ног шумно шутя, ругаясь и расплескивая вокруг стеблевку, веселилась свита - пьяны. Только появившись, эти спутники Ёнка тут же заполнили все вокруг шумом, гамом, песнями и плясками. Покатились по земле бочки, со стеблевкой, привезенные на телегах, в руках замелькали бурдюки с пьяным козьим молоком, кувшины с веревой настойкой. Всем сразу стало весело.
- Пить мне!!! - потребовал Ёнк, привлекая всеобщее внимание.
Дрожащий пьян несмело протянул своему непредсказуемому и порой жестокому повелителю кувшин и, отделавшись пинком, радостно заверещал.
- Напьемся, как боги!!! - провозгласил Ёнк, и праздник начался.
Шум и гам тут же многократно возрос. Живые и мертвые пили, больше проливая на землю. Пьяными все стали практически вмиг, старательно поминая умерших товарищей, и, заботясь о том, чтобы они весело провели это время.
Кан-Тун смотрел на огонь, словно не замечая, пляски вокруг. Он отказывался от протягиваемых кувшинов и кубков. Пляска языков пламени завораживала, а он изо всех сил старался вспомнить своего брата, костюм которого сейчас носил, пытаясь понять при этом, почему же вдруг смерть родственника так потрясла его. Его принца крови, того, кто с рождения должен воспринимать смерть близких лишь как исчезновение с доски еще одной фигуры.
Грол напротив, сколько ни пил, все было мало. За последнее время он практически не касался спиртного. Отдавал команды, заботясь о людях, пошедших за ним. Он вновь был воеводой. И тем горше был каждый погибший в той битве. И сейчас, вспоминая их, он вспоминал одновременно и битвы его Отдельного Латного. Сражение в ущелье Ветров, бой у Кровавой лощины, битвы при Огранке, при Гернольстеен. Перед его глазами стояла картина, когда в ночи, в свете костров его парни, лучшие парни из Отдельного Латного, убивали друг друга в лесу, что там, внизу под стеной. Убивали как звери, забыв про оружие, подчиняясь нелепой слепой ненависти. Рвали друг друга зубами, и безумно хохотали. Он пил бочонками и не чувствовал опьянения. Пьяны хохотали вокруг, хватали за руки, толкали, но перед глазами стояли те, кто шел раньше рядом. В последнее время, ему становилось не по себе в День Мертвых. Все эти лица тех, кто уже ушел будили непонятный страх и чувство вины, как будто, это его личину должны были носить его товарищи, а происходит наоборот.
Изредка он взревывал, бил себя в грудь, но легче не становилось. Тяжелый комок встал попрек горла, горький и давящий. И его не удавалось смыть даже стеблевкой. Если бы он мог плакать, думалось ему, если бы только можно было все вернуть...
Но все остальные веселились от души. Вливая в себя хмель и пьянея на глазах, радостно и весело. Этого дня ждали целый год. К этому дню готовились, и, хотя здесь, на Лестнице никто не мог запретить пить во внеурочное время, пили все, как будто в последний раз.
И именно потому, что все были поглощены праздником, никто не заметил, как из тьмы возникли, словно тени, хмурые воины, окружив празднующих.
- Хватит! - вдруг вступил в круг света вооруженный человек, и кругами по воде затих смех и радость вокруг.
- А что это он, - навалился на него кто-то из лесорубов, совершенно пьяный, - давай-ка выпьем! Ты мертвый, или живой?
Человек брезгливо вонзил в него нож и отпихнул в сторону. Лесоруб, хрипя, корчился на земле, из распоротого живота сочилась кровь. Он умирал медленно. Человек вытер кинжал об одежду умирающего и посмотрел на остальных. Воины за кругом приготовили оружие. Лучники положили на тетивы стрелы.
Только тогда мятежники начали трезветь.
- Что тебе надо, Тирмен? - встал принц, гордо выпрямившись.
- Что мне надо? - спросил человек, даже будто несколько удивившись, - Что мне надо? А ничего! Мне не нужно ничего! Все, что я делаю, я делаю ради своих людей! Ваши сказки опасны! Мои парни стали задавать слишком много вопросов. Зачем, зачем вы придумали все это? Лестницы дальше нет! Нет! И никогда не было! Зачем строить какой-то мост?! Все обречено на неудачу! Я решил. Я решил прекратить эту опасную
