– Надо заметить, – протянул Синклэр, – что мы долгие годы пытались заявлять протесты боннскому правительству. А оно всегда их отклоняло. Доктор Райнхарт, не могли бы вы указать заводы по производству отравляющих веществ на тех фотографиях, которые мы вам передали?
– Да, разумеется. Что представляют собой некоторые из этих предприятий, можно понять даже невооруженным глазом; назначение других удается установить, воспользовавшись лупой.
Райнхарт бросил на стол пять больших аэрофотоснимков.
– Я не знаю, как это называется по-арабски, но по числовому коду вы поймете, где находится то или иное предприятие, не так ли?
– Да, вы только укажите нам заводы, – сказал Синклэр.
– Вот здесь целый комплекс из семнадцати зданий… тут один большой завод… видите воздухоочиститель? Потом еще вот это… и этот комплекс из восьми сооружений… и вот это.
Синклэр достал из портфеля листок, пробежал его взглядом и хмуро кивнул.
– Как мы и предполагали. Эль-Каим, Фаллуджах, Эль-Хиллах, Салман Пак и Самарра. Доктор Райнхарт, я вам очень признателен. Наши специалисты в США пришли к таким же выводам. Все эти заводы будут включены в перечень первоочередных целей для нашей авиации.
После заседания Синклэр, Саймон Паксман и Терри Мартин направились пешком до Пиккадилли и зашли выпить кофе у Ришу.
– Не знаю, как для вас, – сказал Синклэр, помешивая ложечкой кофе со взбитыми сливками, – но для нас самое страшное – угроза газовой атаки. Генерал Шварцкопф уже разработал сценарий, который сам назвал «кошмарным». Массированная газовая атака, дождь отравляющих веществ над расположениями всех наших войск. Если дойдет дело до атаки, то они будут наступать в противогазах и защитных комбинезонах, закупоренные с головы до пят. Слава Богу, этот газ недолго живет. Он обезвреживается, как только соприкасается с песком пустыни. Терри, вас что-то смущает?
– Я думаю об этом дожде отравляющих веществ, – сказал Мартин. – Как вы полагаете, каким образом Саддам может организовать его?
Синклэр пожал плечами.
– Думаю, он планирует массированный артиллерийский обстрел наших позиций. Во всяком случае так он делал в войне с иранцами.
– Разве вы не собираетесь уничтожить иракскую артиллерию? Ее дальнобойность не превышает тридцати километров. Пушки Саддама должны стоять где-то рядом, в пустыне.
– Конечно, – ответил американец. – Наша техника позволяет обнаружить каждый танк и каждую пушку, даже тщательно замаскированные и спрятанные под землей.
– Но если артиллерия Саддама будет уничтожена, как тогда он сможет организовать газовую атаку?
– Ну, например, с помощью истребителей-бомбардировщиков.
– Но к тому времени, когда двинутся вперед наземные части, вы их тоже уничтожите, – возразил Мартин. – У Саддама не останется ни одной машины, способной подняться в воздух.
– Что ж, у него останутся «скады», другие ракеты, еще что-нибудь. Наверняка он попытается пустить в ход ракеты. А мы будем их уничтожать одну за другой. Прошу прощения, коллеги, я должен вас покинуть.
Когда Синклэр ушел, Паксман спросил:
– Чего вы добиваетесь, Терри?
Терри Мартин вздохнул.
– О, я сам точно не знаю. Меня беспокоит одно обстоятельство: все, о чем мы говорили, конечно, известно Саддаму и его советникам. Они не станут недооценивать мощь авиации США. Саймон, вы можете достать все речи Саддама за последние шесть месяцев? На арабском, обязательно на арабском языке.
– Думаю, смогу. Они должны быть в Управлении правительственной связи или в арабском отделе Би-би-си. Вам нужен текст или магнитофонные записи?
– Если можно, записи.
Три дня Мартин слушал гортанную речь, уверенные разглагольствования из Багдада. Он снова и снова прокручивал записи; его неотступно преследовала тревожная мысль: голос иракского деспота звучит совсем не как голос человека, попавшего в безвыходное положение. Саддам или не осознавал глубины той пропасти, в которую катился Ирак, или знал то, о чем не имели понятия его противники.
Двадцать первого сентября Саддам Хуссейн произнес еще одну речь. Скорее, это была даже не речь, а официальное заявление Революционного командного совета, составленное на особом языке. Саддам заявил, что Ирак ни при каких условиях не выведет свои войска из Кувейта и что любая попытка выбить его войска силой приведет лишь к грандиозной битве, «матери всех сражений».
Слова Хуссейна, переведенные дословно, подхватили все средства массовой информации, они явно пришлись по вкусу журналистам и репортерам.
Мартин еще раз внимательно просмотрел текст речи и позвонил Саймону Паксману.
– Я вспоминал местные диалекты, распространенные в верховьях Тигра, – сказал он.
– Боже милосердный, ну и пристрастия у вас, – отозвался Паксман.
– Так вот, в своей речи Саддам использовал оборот «мать всех сражений».
– Да, и что?
– У нас это слово перевели как «сражение». А на диалекте племени аль-тикрити, откуда вышел Саддам, оно обозначает также «людские потери» или «кровавая баня».
Паксман с минуту помолчал, потом сказал:
– Пусть вас это не беспокоит.
Но Терри Мартин не мог успокоиться.
Глава 7
Сын владельца табачной лавки не на шутку перепугался. Не меньше был напуган и его отец.
– Умоляю, расскажи им все, что ты знаешь, – просил он сына.
Двое мужчин представились табачнику членам комитета кувейтского сопротивления. Они вели себя очень учтиво, однако настаивали на том, чтобы сын табачника был с ними предельно откровенен и правдив.
Владелец табачной лавки понимал, что двое мужчин назвались не своими именами, но у него хватило ума сообразить, что гости являются влиятельными и могущественными представителями кувейтской нации. Однако известие о том, что его родной сын тоже участвует в активном сопротивлении, было для лавочника полнейшей неожиданностью.
Больше того, как он только что узнал, его сын не связан с официальным движением кувейтского сопротивления. Оказывается, он бросил бомбу под иракский грузовик по приказу какого-то странного бандита, о котором табачник никогда и не слышал. От таких известий любого отца мог хватить удар.
Все четверо сидели в гостиной уютного дома табачника в Кейфане. Один из гостей объяснил, что они ничего не имеют против бедуина, а только хотели бы установить с ним контакт, чтобы сотрудничать в дальнейшем.
Тогда сын табачника рассказал им все, с того самого дня, когда бедуин остановил его друга, который собрался стрелять в проезжавший иракский грузовик. Гости слушали внимательно, лишь время от времени один из них, желая что-либо уточнить, задавал вопросы. Другой, в темных очках, не произнес ни слова; это был Абу Фуад.
Спрашивавший кувейтец особенно заинтересовался домом, где подпольщики встречались с бедуином. Сын табачника сообщил адрес, однако добавил:
– Думаю, идти туда нет смысла. Бедуин очень осторожен. Один из нас как-то хотел поговорить с ним и пошел, не договорившись. Дом оказался заперт. Мы думаем, он живет не там. Так он все равно узнал, что мы приходили, и сказал, чтобы мы так никогда не делали, иначе он порвет все связи и мы больше его
