Он сказал все, ради чего пришел, и замолчал. Приподняв вытянутые пальцы правой руки к козырьку своего кепи, развернулся и вышел.
Час спустя, после поездки в закрытом фургоне, воспользовавшись черным ходом, они оказались в своих апартаментах – пяти номерах на последнем этаже отеля «Гамба», нового строения, расположенного всего в пятистах ярдах от здания аэропорта, на другой стороне дороги и, таким образом, в нескольких милях от центра города.
Молодой офицер, сопровождавший их, сказал, что они должны будут питаться в номере и оставаться на местах впредь до особого распоряжения. Через час он вернулся с полотенцами, бритвами, зубной пастой и щетками, мылом и губками. Поднос с кофе уже принесли, и каждый из них с благодарностью погрузился в глубокую, горячую, пахнущую мылом ванну, первую за последние полгода.
К полудню появился армейский парикмахер в сопровождении капрала, который притащил стопку брюк, рубашек, курток, трусов, носков, пижам и матерчатых туфель. Они перемеряли все, отобрали подходящее, и капрал удалился с остатками.
Через час вслед за четырьмя официантами, принесшими ленч, пришел офицер и велел им держаться подальше от балконов. Если не терпится поразмять кости, пусть занимаются этим в пределах номера. Ближе к вечеру он вернется с набором книг и журналов, хотя не обещает, что найдет что-нибудь на английском или на африкаанс.
После трапезы, в какой им не приходилось участвовать больше шести месяцев, со времени последнего отпуска, пятеро мужчин завалились на кровати и уснули. Пока они похрапывали на непривычных матрасах под невероятно белоснежными простынями, Ван Клееф поднял свой ДС-4 над пыльной взлетной полосой, пролетел в миле от окон отеля «Гамба» и направился на юг, в сторону Каприви и Иоганнесбурга. Его миссия тоже закончилась.
На самом деле пяти наемникам пришлось провести на последнем этаже отеля четыре недели. Только тогда интерес журналистов к ним заглох, и редакторы отозвали своих корреспондентов обратно, не видя причин дольше держать людей в городе, где ничего нового не происходит.
Однажды вечером, без предупреждения, к ним в гости пришел французский капитан из штата командующего Ле Бра. Он широко улыбался.
– Месье, у меня для вас новости. Сегодня ночью вы улетаете. В Париж. Вам всем заказаны места на рейс «Эр Африк» в 23.30.
Пятеро мужчин, вконец измученные вынужденным заточением, взбодрились.
Полет до Парижа длился десять часов с остановками в Дуале и Ницце. Около десяти часов на следующий день они окунулись в пронизывающий холод февральского утра в аэропорту «Ле Бурже».
За кофе в буфете аэропорта они распрощались. Дюпре решил добраться на автобусе до Орли и купить себе билет на ближайший самолет компании САА до Иоганнесбурга и Кейптауна.
Земмлер вызвался ехать вместе с ним, а потом ненадолго махнуть в Мюнхен. Вламинк сказал, что направляется на Северный вокзал, откуда первым же экспрессом доберется до Брюсселя, а оттуда – в Остенде. Лангаротти собирался ехать на Лионский вокзал, чтобы сесть на поезд до Марселя.
– Давайте не будем терять связь, – сказали они друг другу и посмотрели на Шеннона. Он командир. Он должен позаботиться об очередном контракте, подыскать новую работу, еще одну войну. Ну а если кто- нибудь из них прослышит о работе для группы, ему надо будет с кем-то связаться, очевидно, с Шенноном.
– Я пока останусь в Париже, – сказал Шеннон. – Здесь больше шансов найти временную работу, чем в Лондоне.
Они обменялись адресами. Адресами «до востребования» или адресами баров, где бармен сам передаст письмо или подержит его у себя, пока адресат не зайдет пропустить стаканчик.
После чего они распрощались и каждый пошел своей дорогой.
Их перелет из Африки достаточно надежно держался в тайне, потому что в аэропорту журналистов не было. Но кое-кто слышал об их прибытии и ждал, пока Шеннон, после того как остальные разойдутся, выйдет из здания аэропорта.
– Шаннон.
Голос произнес его фамилию на французский манер и отнюдь не дружелюбным тоном. Шеннон повернулся, и глаза его сузились, когда он увидел фигуру, стоящую в десяти ярдах от него. Крупный мужчина с обвислыми усами. Одет в добротное пальто, предохраняющее от зимней стужи. Он сделал несколько шагов навстречу, и они оказались лицом к лицу в двух футах друг от друга.
Судя по тому, как каждый из них смотрел на другого, нетрудно было догадаться – о любви и дружбе речи нет.
– Ну, – промычал Шеннон.
– Значит, вернулся.
– Да, мы вернулись.
Француз презрительно фыркнул.
– Вы проиграли.
– У нас не было выбора, – ответил Шеннон.
– Послушай моего совета, дружок, – перебил его Ру. – Отправляйся в свою страну. Не оставайся здесь. Это было бы неразумно. Этот город мой. Если здесь и возникнет слух о возможном контракте, я первый об этом узнаю и подпишу его. И сам буду подбирать исполнителей.
Вместо ответа Шеннон направился к такси на стоянке и бросил сумку на заднее сиденье. Ру шел вслед за ним, и лицо его покрывалось пятнами от злобы.
– Послушай меня, Шаннон. Я тебя предупреждаю…
Ирландец снова обернулся.
– Нет, это ты меня послушай, Ру. Я останусь в Париже на столько, на сколько захочу. Ты на меня и в Конго никогда не производил впечатления, не производишь его и сейчас. Так что заткнись.
Ру гневно посмотрел вслед удалявшемуся такси и что-то пробубнил себе под нос, направляясь к стоянке, где оставил машину. Завел мотор, включил передачу и на мгновение застыл, напряженно вглядываясь в лобовое стекло.
– Когда-нибудь я прикончу этого ублюдка, – успокоил он сам себя.
Но эта идея так и не вывела его из дурного настроения.
Часть первая
Хрустальная гора
Глава 1
Джек Малруни повернулся с боку на бок на раскладушке, прикрытой пологом от москитов, и заметил, что темнота над кронами деревьев на востоке понемногу рассеивается. Еле заметно, но достаточно для того, чтобы стали видны очертания обступающего поляну леса. Он потянулся за сигаретой, проклял окружившие его первобытные джунгли и в очередной раз задал себе традиционный для белого человека в Африке вопрос: на кой черт он снова приперся на этот вонючий континент?
Если бы он попытался проанализировать это, то вынужден был бы признать, что не может жить где-либо еще, во всяком случае ни в Лондоне, ни вообще в Британии. Он не выносил больших городов, условностей, налогов и холода. Как все белые ветераны, он одновременно любил и ненавидел Африку, но признавал, что она впиталась в его плоть и кровь за последние четверть века вместе с малярией, виски и миллионами укусов насекомых.
Он впервые выехал из Англии в 1945 году в возрасте двадцати пяти лет после пяти лет службы в
