Горелик пренебрежительно отмахнулся. Затем он включил двигатель и так рванул машину с места, что Антонида Дмитриевна вцепилась в него обеими руками. Он гнал 'газик', не притормаживая на поворотах, благо улицы были пусты.
Так же внезапно он затормозил.
- Минуту! - крикнул он, выскакивая из кабины и исчезая в подъезде четырнадцатиэтажного дома.
Возвратился Горелик в сопровождении Коли Байдина, заспанного, отчаянно зевавшего и так же отчаянно улыбающегося. Затем 'газик' помчался к институту. Вахтер отказался впустить их в институт, и Горелик, не долго думая, тут же, из вестибюля позвонил, ректору. Видно, они знали друг друга, потому что от ректора последовало разрешение на вынос аппарата.
Погрузив аппарат, они понеслись по улицам спящего города, миновали его и оказались на строительной площадке. На этот раз фары 'газика' выхватили из темноты ночи забор, которым успели обнести место строительства Дворца культуры. На воротах висел замок внушительных размеров и фанерная дощечка с грозным, наверняка рукой Байдина выведенным предупреждением: 'Не входить! Опасно для жизни!'
Байдин открыл ворота и, пропустив 'газик', снова закрыл их. Антонида Дмитриевна увидела вокруг намытого ею монолита выровненную грейдером площадку. В лучах фар возникли двойные ряды колышков, которые очерчивали прямоугольник так, что в одном из углов его оказался монолит. Вдоль сторон прямоугольника были проложены рельсы и на них стояла тележка.
- Значит, так, - Горелик взял Зенцову под руку и подвел к тележке, - на этот транспорт мы с Николой водрузим ваш аппарат и начнем вас катать по контуру. Вы же станете обрабатывать водичкой грунт между колышками со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Фундамент!! - ахнула Антонида Дмитриевна. - Монолитная коробка! Да вы... вы просто умница, Лев Кириллович!
- Само собой, - самодовольно хмыкнул Горелик.
- Мадам догадлива, - весело откликнулся Байдин.
Враждебность, которую всю дорогу подогревала в себе Зенцова, мгновенно улетучилась. Подобные решения всегда вызывали в ней благоговейную зависть. Взрыв! Вспышка! Разумеется, Гореликом руководила будничная необходимость - не выйти из графика стройки, но как бы там ни было, он спас ее, Зенцову, спас ее открытие. Враждебность сменилась чувством искренней признательности. Если не сказать большего...
Горелик возвратился к машине. Вдвоем с Байдиным они поволокли аппарат к тележке.
- Осторожно, черт белобрысый! - ругался Горелик. - Куда, куда тебя заносит? Смотри, урони его у меня!
Когда аппарат установили на тележку и присоединили к нему достаточно длинный шланг от колонки, Горелик, шумно дыша, снял кепку-блин и долго вытирал ею вспотевшие шею, лицо, лысину. Сердечко-то у главного инженера было не ахти какое крепкое.
Солнце давно взошло, и стройка за забором ожила. Рыкали моторами самосвалы, ухала где-то машина, забивавшая сваи, слышался скрежет металла о металл.
До предела вымотанная, Антонида Дмитриевна забилась в уголок на заднем сидении 'газика' и закрыла глаза, мечтая только об одном: уснуть! Горелик сел за руль и подозвал Байдина.
- Значит, так, - словно сквозь вату, закрывавшую уши, донесся до Зенцовой голос Горелика, - нулевой цикл Дворца считай в кармане. Сегодня выберем грунт, а завтра начнем кладку стен. На сколько график перекрыличуешь?
- Еще бы, сэр! - хохотнул Байдин. - Неделькой пахнет!
- Поболе того, Байдин, поболе, не скромничай. Ну, ладно. Мы с тобой еще потолкуем. А сейчас так; мы с Антонидой Дмитриевной прокатимся до института, заберем ее помощников и обратно. В нашем распоряжении еще сутки.
- Берегитесь, мадам, - Байдин изобразил на своем лице неподдельное участие, - этот человек уморит вас и глазом не моргнет.
Антонида Дмитриевна только вяло отмахнулась, а на лице ее появилась вполне счастливая улыбка.
- Сумеем ли мы до завтра довести глубину коробки до двадцати метров? - повернулся к ней Горелик. - Мне нужны двадцать метров, Антонида Дмитриевна. На первое время, конечно. Двадцать - и ни метром меньше.
Женщина окончательно открыла глаза и прямо перед собой увидела очки Горелика, а за толстыми стеклами непомерно увеличенные, окруженные светлой и чистой голубизной зрачки.
'Такое впечатление, будто мы с ним уже сто лет знакомы, снова мелькнуло в ее голове. - Что за наваждение?'
- Послушайте, Лев Кириллович, - сказала Зенцова, - я, разумеется, мало смыслю в строительном деле, однако мне ясно, что под трехэтажный Дворец культуры вовсе не требуется фундамент двадцатиметровой глубины. Да еще такой сверхпрочности.
- Математичка, а до чего догадлива! - весело изумился Байдин.
- Ладно, ладно, - проворчал Горелик. - Смотри, чтобы выемка грунта до вечера была закончена. Не успеешь - голову сниму! И посторонних на площадку никого. Понял? А теперь открывай ворота, черт белобрысый!
* * *
Пока выбирались со стройки, лавируя между попутными и встречными самосвалами, Горелик тяжело пыхтел, а иногда в такт своим мыслям покачивал головой.
- Так зачем же вам двадцатиметровая глубина коробки? повторила свой вопрос Зенцова.
Главный инженер отозвался не сразу.
- А ведь мы с вами уже когда-то встречались, - его глаза улыбались Зенцовой в зеркале заднего вида. - И только сегодня ночью я наконец вспомнил, где и когда. Это случилось в Ярославле почти десять лет тому назад. В одном строительном НИИ перечеркнули мое творение, проект, которым я предполагал открыть новую эру в градостроительстве. Мне показалось тогда, что рухнуло все, жизнь потеряла для меня всякий смысл. Всю ночь я слонялся по улицам города. А под утро встретил одиноко бредущую молодую женщину. Заглянув в ее лицо, я убедился, что могут быть дела и похуже моих.
Зенцова грустно улыбнулась - да, именно почти десять лет тому назад в ее жизни была такая страшная ночь. Она провалила защиту кандидатской диссертации. Один из этапов борьбы за признание изотопной воды закончился жесточайшим провалом.
- Что же это был за проект, Лев Кириллович? - заинтересовалась Антонида Дмитриевна.
Ворошить прошлое было не в характере главного инженера, но тут, к собственному удивлению, он почувствовал потребность выговориться перед этой женщиной, которая становилась ему все ближе и понятней.
- Видите ли, Антонида Дмитриевна, - вздохнул Горелик, началось-то это давным-давно. А когда именно, теперь и сам не припомню. Видимо, где-то на пороге юности, в пору внезапных откровений. Короче говоря, влезла в мою голову странная мысль: до каких пор будет расти число этажей в домах? Когда-то город был сплошь одноэтажным, и всех это устраивало. Потом люди сообразили, что два этажа под одной крышей строить куда выгоднее, чем два отдельных одноэтажных дома. Так и пошло-поехало - пять этажей... десять... двадцать... сто... А что будет завтра? Через десять, сто лет?
- Действительно, - опешила Зенцова, - мне как-то и в голову не приходило. Не могут же дома расти до бесконечности.
- То-то и оно! - Горелик удовлетворенно мотнул головой. Теперь вы должны понимать, почему я избрал стезю строителя. Стройфак - ничего боле! А в институте, штудируя диалектический материализм, я почерпнул убежденность в своем предвидении: количество не может расти, не приводя к качественным изменениям. Я этот закон повторял про себя, как гимн.
Горелик помолчал, отдуваясь. Солнце начинало припекать и заглядывало в кабину сбоку, так что загородиться от него было нечем.
- И я утвердился в мысли: придет время, когда дальнейший рост количества этажей станет невозможен. Уже и сегодня построить небоскреб в сто этажей - проблема. Но развитие города не остановишь, как и развитие вообще. Известно ли вам, что такое урбанизация городов? Так, население Мехико скоро перевалит за тридцать пять миллионов. Тридцать пять миллионов в одном городе! Это же население приличного государства, - глаза Горелика улыбались в зеркале заднего вида. - А жить-то этим людям где? Значит,
