— Конечно! — подхватил Биронт. — Иначе и быть не может. Внутри земли находится кухня, в которой идет приготовление всех известных в природе элементов. Мне только остается непонятным, как возникшие элементы попадают в кору земли.
— А течения, Валентин Макарович, а течения!
— Течения в такой плотной среде… В это очень трудно поверить.
— И не вам одному. Иначе мне нечего было бы делать на «ПВ-313». Течения невероятно медленные. Одной человеческой жизни мало, чтобы их заметить. Но они существуют. И горизонтальные и вертикальные. Другой вопрос, что их вызывает. Даже горизонтальные течения в литосфере остаются для нас загадкой.
— Вспоминаю: Скандинавия поднимается на один и три десятых метра в столетие.
— Э, да разве дело в одной Скандинавии? Вот выйду целехоньким из этой перипетии, — Дектярев мечтательно посмотрел на атомиста, — до конца дней своих посвящу себя рейсам к центру земли. У меня есть предположение… Впрочем, не будем спешить. Теперь можно будет кое-что увидеть собственными глазами.
— Знаете, этот вопрос с вертикальными течениями в четвертой геосфере чрезвычайно интересен. Я…
Биронт недоговорил и сморщился, собираясь чихнуть, но сдержался.
Какое наслаждение находили теперь ученые в беседах друг с другом, какими самыми заветными планами при этом делились! Взаимная помощь из долга вежливости превратилась в прямую необходимость. Все геологические изменения внутри земли и на ее поверхности находились в зависимости от атомных процессов в центральных областях и, в частности, в четвертой геосфере. Но и атомные процессы, в свою очередь, нельзя было истолковать, не зная геологических особенностей планеты. Здесь геофизика и геохимия тесно переплетались с атомной механикой. Труд Дектярева и Биронта становился органически нераздельным.
Если бы не мешал холод… За последние двое суток температура снизилась до десяти градусов. Андрей предложил открыть глухой люк в полость бура, где вдоль корпуса веером расходились раскаленные всасывающие трубы. Это сразу изменило положение экипажа. Нагретый трубами воздух устремился вверх, из одной кабины в другую, вдоль всего помещения корабля.
— Теперь нам море по колено, — сказал Дектярев. — Андрею Чуракову присваивается звание героя первого сверхглубинного подземохода «ПВ-313». С таким-то обогревом мы пройдем сквозь любое переохлаждение.
13
Четвертая геосфера, как и предполагал Николай Николаевич, имела значительную протяженность. Глубиномер отметил уже две тысячи километров, хронометр отсчитывал сорок семь суток со дня старта. Плотность вещества продолжала увеличиваться, а его температура медленно снижалась.
Еще восемьсот, девятьсот километров, и произойдет новое скачкообразное изменение в микроструктуре вещества.
Но какое?
Пять человек с тревожным нетерпением ждали выхода корабля к земному ядру. Сутки тянулись за сутками нестерпимо медленно. На отдых теперь собирались в кабине водителя. Перенесли туда постели и устроились вокруг люка, ведущего в полость бура. Пульт висел довольно далеко над полом, но заслонял собой свет.
— Наше положение становится по-настоящему походным, — сказал Николай Николаевич. — Если бы вместо люка нас обогревал костер, мы бы в этом логове и в наших одеялах походили на доисторических пещерных людей. Не затянуть ли нам песню?
— Вот чего действительно нам не хватает — музыки! — подхватил Вадим, разгибая онемевшую спину. Уже несколько часов подряд он сидел над очередным вариантом системы охлаждения. — Насколько бы легче стало на душе. Ракетопланы всегда слышат голос земли, им передают целые симфонические концерты. Мы же фактически отрезаны от мира.
— Отрезаны? Ну, нет! — заворчал Дектярев. — Лично я никакой отрезанности не чувствую. Мы на одной планете с нашими друзьями, с родными. Что касается музыки, да! Я, брат, тоже питаю к ней слабость. Но, по совести говоря, мне в детстве слон на ухо наступил. Валентин Макарович, может, вы споете?
— А, оставьте ваши шутки!
— Вам очень хочется услышать песню? — спросил Скорюпин.
— Вот где, оказывается, скрывается талант! — Дектярев запустил пятерню в шевелюру связиста и бесцеремонно повернул его к себе лицом. — Лирическое сопрано?
— Да нет, нет, что вы! — застыдился Паша. — Я тоже не пою. — Щеки его порозовели. — Но я подумал, может быть вам понравится, если споет одна девушка.
— Девушка?
Николай Николаевич выпятил губы и оставил в покое голову связиста.
— Уж не в кармане ли спрятана твоя девушка?
Скорюпин вместо ответа действительно полез в карман комбинезона и бережно извлек оттуда небольшую кругленькую коробочку. Он открыл ее, и присутствующие увидели магнитофонную ленту.
— Что же ты молчал до сих пор? — возмутился Вадим. — Кто исполняет? Какие вещи?
— Да нет, здесь совсем не то, что вы думаете, — Скорюпин находился в затруднительном положении. — Здесь записан голос одной моей знакомой. Сначала письмо, а потом она поет. У нее очень хороший голос.
— Пусть будет твоя знакомая, — Вадим устало махнул рукой. — На безрыбье и рак рыба.
— Не ладно ты говоришь, Вадим Сергеевич, — одернул Дектярев Суркова. — Раз Павел говорит, что девушка хорошо поет, значит так оно и есть. Действуй, Павлуша!
Скорюпин вылез из-под пульта и будто на крыльях взлетел по лесенке. Вставляя ленту в звукосниматель, он заторопился. Пальцы плохо слушались его; даже узнав о безвыходном положении «ПВ- 313», он не волновался так сильно, как сейчас. Ему бы давно воспользоваться аппаратом, каждый день он ощупывал в кармане заветную коробочку, да все как-то стеснялся.
Пропустив конец ленты, на котором было записано письмо, Павел включил звукосниматель.
«Павлуша! — прозвучал в кабинах звонкий девичий голос, и Павел заулыбался, — а теперь я спою тебе песенку, которую ты заставлял меня петь в Орловке. Помнишь?»
Услышав первые аккорды, взятые на электронно-музыкальном инструменте, которым снабжались ракетопланы, обитатели «ПВ-313» подняли головы, замерли. Казалось, они целую вечность не слышали не только музыки, но просто женского голоса. Вместе с голосом девушки в кабины ворвались звуки родного солнечного мира. Звуки, подобно камням, падавшим в воду, всколыхнули притупившиеся было чувства. Вместе с внезапным приступом тоски каждый испытал необъяснимый прилив радости. Комок подкатывал к горлу, хотелось и плакать и смеяться.
Это была популярная песенка о луне, внезапно вышедшей из-за туч и помешавшей любовному объяснению астронавта, который должен отправиться в первый полет… на Луну!
Не очень сильный, но верный голос с большим чувством выводил каждое слово, вкладывая в него особый смысл. Биронт ухмыльнулся и глазами показал Дектяреву на потолок. Николай Николаевич утвердительно кивнул головой. Голос замолк.
— Еще! Снова! — дружно закричали геолог и атомист, а затем и присоединившийся к ним Чураков.
Песню прослушали три раза. Связист возвратился очень серьезный, но глаза выдавали его с головой.
— Где же она? — спросил Дектярев.
— На Луне.
