– Нет-нет. Мне может понадобиться новый паспорт, только и всего.
– Тогда вам стоит повидаться с моим другом Никки. – Гюнтер записал на визитной карточке телефон. – Он русский, но без его разрешения в Женеве ничего не делается.
– Спасибо. – Нед взял карточку и протянул Гюнтеру бокал. – Prosit [67].
– Prosit.
Козима, когда уходила с отцом из номера, едва сдерживала слезы.
– Я больше никогда тебя не увижу, – шмыгала она носом, вцепившись в куртку Неда.
– Глупости. Ты оказалась замечательным другом, и, разумеется, мы увидимся снова. Я не забываю друзей. На днях позвоню.
– Пойдем, дорогая, – позвал от двери Гюнтер. – До свидания, Карл, Пауль, как бы вас ни звали. Если у вас появится еще одна партия товара…
– Вы узнаете о ней первым, – пообещал Нед. Он закрыл дверь и прислонился к ней.
Было слышно, как в коридоре Гюнтер шипит дочери:
– Сбежал из сумасшедшего дома, попомни мои слова.
– Папа, он самый здоровый человек, какого мы когда-либо встречали, и ты это знаешь.
– Да он понятия не имеет, как открывают бутылку шампанского!
– По-твоему, это доказательство безумия? Ты вон банку с огурцами открыть не способен.
– А где еще он мог добыть медицинского качества зелье? Говорю тебе, все сходится.
Продолжая спорить, они свернули за угол, к лифтам. Нед ухмыльнулся, оглядел заваленную пакетами комнату. Укладываться придется долго.
Нед вошел в большой зал кантонального банка «Коттер» и улыбнулся кассирше в дорогих жемчугах.
– Простите, не могу ли я поговорить с менеджером? Это по поводу моего счета.
Бэйбу-то хорошо было записывать номера и пароли, но как, собственно говоря, в швейцарских банках снимают со счета деньги? Нед основательно подготовился к тому, что его ожидает разочарование. Он представлял себе, как гладколицый банковский служащий окинет его исполненным надменного презрения взором: «Счет открыт тридцать лет назад, сэр. Он не может быть вашим». – «Я… это счет моего отца». – «Он не оставил нам никаких распоряжений. Документы у вас имеются? Удостоверение личности?»
В его воображении клерк в полосатых брюках нажимал под столешницей кнопку звонка, после чего Неда выкидывали на мостовую, а то и отправляли в тюрьму за попытку мошенничества. Возможно, впрочем, что англичане уже успели добраться до счета и обо всем договорились с банком. «Сэр, этот счет закрыт много лет назад. Сейчас офицер нашей службы безопасности проводит вас в британское консульство».
А может быть, все эта история Бэйбу просто приснилась.
На деле все оказалось проще простого. Кассирша вручила Неду бланк, в который он вписал номер счета. Графы для пароля на бланке не было. Кассирша взяла бланк, взглянула на него и под звон электрического замка скрылась в комнате за турникетом. Спустя совсем недолгое время в банковский зал вышел подтянутый молодой человек, отнюдь не лишенный сходства, внутренне усмехнулся Нед, с воображаемым клерком в полосатых брюках.
– Добрый день, сэр, – по-английски сказал он и протянул руку. – Пьер Госсар. Будьте любезны, пройдите со мной.
Нед очутился в кабинете, обставленном дорогой мебелью, – особенно бросались в глаза письменный стол и два кресла в стиле Людовика XV. Указав Неду на одно из кресел, Госсар уселся за стол.
– Всего одна-две формальности, – сказал он, постукивая пальцами по клавиатуре компьютера, выглядевшего на богато изукрашенном столе решительно неуместным. – Будьте добры, напишите, пожалуйста, первый пароль.
Он передал через стол листок бумаги, Нед написал: «Саймон сказал» – и вернул листок Госсару, который, заглянув в него, бросил взгляд на экран компьютера, кивнул и протянул листок Неду:
– Второй, пожалуйста.
Нед написал: «Это ограбление» – и снова вернул листок.
Госсар тонко улыбнулся и протолкнул листок в маленький металлический ящик.
– Для секретных бумаг, – пояснил он. – Раз – и нету. Ну-с, дорогой сэр, все выглядит вполне удовлетворительно. Чем могу быть вам полезен?
– Что ж, прежде всего я хотел бы знать, сколько на моем счету денег.
– М-м… да… – Госсар пощелкал по клавишам. – Вы, конечно, понимаете, что, поскольку счет соотнесен с основным индексом курсов акций на европейских биржах, я могу назвать вам всего лишь баланс, отвечающий пятничным торгам. За последние тридцать лет на счету скопилась весьма изрядная сумма.
Нед кивал, как будто разговоры о ведущем индексе курсов акций, биржах и изрядных суммах были для него делом самым привычным. Госсар написал на свежем листке цифры и протянул Неду. Нед взглянул.
– Это в швейцарских франках? – легонько кашлянув, спросил он.
– Именно так, – ответил Госсар.
Нед кашлянул еще раз и быстро прикинул в уме. Примерно два с половиной франка за фунт. Боже милостивый!
– Что касается того, как я распоряжусь моим счетом, – сказал он насколько мог естественно, – тут мне хотелось бы немного подумать. Возможно, мы могли бы снова встретиться в пятницу? Насколько я понимаю, вам от меня ничего больше не требуется?
– Решительно ничего, сэр. Поскольку ваш счет открыт так давно, новые правила погашения на него не распространяются. С другой стороны, он не настолько стар, чтобы подвергнуться проверке в соответствии с недавними схемами репараций для евреев.
– Превосходно, – сказал Нед. – Пятница, одиннадцать утра?
– Буду с нетерпением ожидать нашей встречи, сэр.
Когда Нед добрался до своего номера в отеле «Д'Англетер», его все еще трясло. Он сидел на балконе, прихлебывая кофе и глядя на озеро. Смотрел на радугу, переливавшуюся в брызгах фонтана.
Смотрел и плакал.
– Ах, Бэйб. Почему тебя нет со мной?
Нед опустил взгляд на гостиничный блокнот, в котором уже успел набросать ряды цифр.
– Сумма и вправду изрядная, – прошептал он, обращаясь к себе самому и роняя слезы на бумагу. – Даже при том, сколько теперь стоит чашка кофе, триста двадцать четыре миллиона фунтов все еще остаются изрядной суммой. Ах, Бэйб, есть справедливость на свете. Воистину есть.
4. Полностью продуманные поступки
Саймон Коттер прилетел в Англию на собственном самолете осенью 1999 года. Впереди летела закрепившаяся за ним слава финансового авантюриста. Не было в Англии честолюбивого молодого человека, который не желал бы привлечь к себе внимание этого замечательного буканьера. Никто не правил интернетовским коммерческим бумом с подобным размахом, отыскивая молодых, энергичных и честолюбивых мечтателей, чьи рискованные затеи выходили на технологические биржи по таким начальным ценам, что даже у много чего повидавших маклеров глаза лезли на лоб. Некоторые поговаривали, будто раздувшийся, радужный мыльный пузырь электронной коммерции того и гляди лопнет, и все же не было пока в этой сфере деятельности человека, набиравшего высоту быстрее, чем Саймон Коттер, владелец компании «КоттерДотКом». Мрачные пессимисты твердили, что пузырь этот возносится вверх лишь потому, что надут он горячим воздухом очковтирательства, что мир уже подташнивает от высотной болезни. Оптимисты же уверяли, что движение его поддерживается пламенным горением истинного духа новаторства и предприимчивости, каковые и переживут любых скептиков.
Коттеру не было еще сорока, но, если верить слухам, на каждый год его жизни приходилось по двадцать пять миллионов. В Интернете существовал сайт, отслеживавший его состояние, оценивая таковое в соответствии с колебаниями рынка, – и в один из октябрьских дней этот сайт показал, что Коттер заработал четыре миллиона фунтов стерлингов всего за восемь часов продаж. То был Человек Тысячелетия, и, к восторгу британской прессы, он намеревался поселиться в Англии, стране – по уверениям некоторых, – бывшей его родиной.
Коттер был холост и, как говорили, излучал магнетическое обаяние, заставлявшее задыхаться и стонать от обожания и мужчин, и женщин. Циники заявляли, что при таком капитале и такой власти даже голожаберный моллюск и тот показался бы полным шарма и сексуальной притягательности. Да ничего подобного, отвечали им, – посмотрите хотя бы на Билла Гейтса. Не всякое золото блестит.
А то обстоятельство, что никто не знал, откуда взялся Саймон Коттер и почему он с такой неприличной быстротой забрался на самый верх, лишь добавляло ему загадочности, и добавляло изрядно. Вроде бы еще минуту назад никакого Коттера в мире не было, а минуту спустя он превзошел величием самого Гарри Поттера. На эту тему даже сочинялись стихи, благо удачное созвучие двух имен облегчало поиски рифмы.
По слухам, этот человек свободно говорил на девяти языках и был непобедимым игроком в нарды. Французы считали его французом, однако права на него предъявляли также немцы, австрийцы и итальянцы. Швейцарцы же просто указывали на его головной офис, расположенный в предместье Женевы, – не более чем в пяти километрах от места, в котором придумали Мировую Паутину, – и заявляли, что швейцарского в Коттере не меньше, чем в йодле. Кое-кто, многозначительно постукивая себя пальцем по носу, бурчал нечто мрачное о русской мафии, колумбийских картелях и иных темных и опасных учреждениях. Женева, может быть, и породила на свет Мировую Паутину, соглашались они, но это также и место, в котором отмываются грязные деньги, поступающие со всех концов света. Где деньги, там и грязь, говорили они. Добром это не кончится. Самое яркое солнце – закатное.
Люди же умудренные помалкивали, считая ниже своего достоинства обращать внимание на всякое там тявканье из подворотни. Разговоры приводят лишь к росту цен, равно как и к их падению. Разговаривать может любой дурак. Пересуды да сплетни дешевы и дешеветь продолжают. Что такое вся эта телефонная революция с ее факсами, пейджерами, сотовыми, электронной почтой, корпоративными сетями связи и видеоконференциями в реальном времени, как не более дешевый и быстрый способ балабонить, трепаться и вообще молоть разную чушь? Если же в ней присутствует нечто большее, пусть пока поживет. Дайте нам время все обдумать, говорили они. Мы, люди, спокойно ждущие на платформе, может, и приедем на место позже тех, кто на бегу запрыгивает в уходящий поезд, зато у нас больше шансов занять хорошее сиденье и ехать с удобствами. Куда нам надо, мы все равно попадем, но при этом в целости и сохранности. Хотите скакать в колеснице победителя – ради бога, но только помните, что она-то и терпит крушение на первом же опасном