Франке Герберт В
Законы равновесия
ГЕРБЕРТ В. ФРАНКЕ
ЗАКОНЫ РАВНОВЕСИЯ
Тишина. В окнах звуконепроницаемые стекла. Лишь за дверью время от времени слышится слабый шум: то прошелестят по синтетическому покрытию пола резиновые колесики, то послышится потрескивание накрахмаленных халатов, то чейто шепот. Все вокруг пропитано запахом дезинфекции ковры, книги, комнатные растения, даже волосы врача. - Вот она! - пробормотала медсестра, вынимая перфокарту из картотеки.Форсайт, Джеймс. 26 лет. Отделение Р2. - Отделение Р2? переспросил брюнет, сидевший в глубоком овальном кресле с оранжевой обивкой. Врач потянулся за перфокартой. - Р2 - отделение для душевнобольных преступников. Если вы хотите что-то узнать у него, то не мешкайте, инспектор. Сегодня после обеда его переориентируют. - Можно на пего взглянуть? - Пойдемте! Хотя врач шел быстро, движения его были размеренными, степенными человек, которому подчиняются шестьсот операционных автоматов, должен и вести себя подобающе. Инспектор следовал за ним. Им пришлось пройти по длинным безлюдным коридорам, потом на лифте спуститься в подвальный этаж. - Смотрите, вот он! - Врач остановился перед одной из дверей. На уровне глаз находилось потайное окошечко. Инспектор заглянул в камеру, где, кроме откидной кровати и санузла, ничего не было. На матрасе из пенопласта сидел молодой человек внешности ничем не примечательной. Лоб у него высокий, в морщинах, рот тонкогубый, глаза полузакрыты. - В чем проявляется его болезнь? - поинтересовался инспектор. - Мы уже проделали с ним кое-какие опыты, ответил врач.- Погодите, я, может быть, вам продемонстрирую... Он огляделся, потом подошел к одному из встроенных стенных шкафов. Достал из него пылесос - продолговатый, в светло-коричневом синтетическом футляре аппарат. Конечно, футляр был запломбирован. Врач открыл дверь и пододвинул аппарат ногой в камеру. Не говоря ни слова, опять закрыл дверь. Жестом руки подозвал инспектора и указал на потайное окошечко. Некоторое время они молчали, потом врач спросил: - Что вы видите? - Он двигается. Встал... наклонился... Поднял аппарат, поставил на постель. - Хорошо! - сказал врач с оттенком торжества в голосе.- Сейчас вы сами убедитесь. - Он повертел аппарат... Склонился над ним... Теперь я ничего не могу разобрать! - Позвольте мне... ага... я так и думал! Можете удостовериться! Инспектор опять подошел к окошечку. - Он... Что?! Боже мой, он сорвал пломбу! И вы допускаете это, доктор? Врач пожал плечами. - Это помещение, любезнейший, в некотором смысле ничейная земля. Здесь законы этики не действуют. Но сейчас будьте повнимательнее! Инспектор снова заглянул в камеру. Прислонившись к двери, он пригнулся, будто на плечи ему давила тяжелая ноша. - Ну что? - спросил врач. Его гость энергичным движением закрыл заслонкой смотровое окошко. Побледнев, проговорил дрогнувшим голосом: - Непостижимо! Это извращение... Безумие... Он вывинтил винты, снял крышку. Что-то достал из аппарата - провод, стеклянный патрон и еще что-то блестящее, металлическое... Это омерзительно... я не могу вынести этого. - Да, да,- сказал врач.- Тяжелый случай. Поэтому он у нас под наблюдением. - Но переориентировать его вы не станете,- сквозь сжатые зубы процедил инспектор. Зрачки широко раскрытых глаз врача заметно увеличились. - Я не понял. Этот человек-вырожденец. Извращенный преступник, если угодно. Он нарушает правила приличия и порядочности. Послушайте, инспектор... Полицейский чиновник достал из нагрудного кармана официальный документ. Сложенный синтетический листок сам собой раскрылся, и врач увидел напечатанные строчки, скрепленные печатью с тиснением. Он быстро пробежал глазами текст. - Странно,- сказал он.- Полиция берет под свою защиту преступника, вместо того, чтобы предать его суду. Можно ли узнать причину? - Почему нет? Но больше никому ни слова.- Инспектор подошел поближе к врачу и прошептал.- Происходит нечто необъяснимое. Идет процесс... как бы выразиться поточнее... - Что происходит? - нетерпеливо перебил его врач. Инспектор неопределенно повел рукой. - Многое. И в разных местах. В общем и целом - мелочи. А в совокупности своей это для нас угроза: средняя скорость поездов метро за последние полтора месяца повысилась на двадцать километров в час. Новейшие видеокомбайны целыми месяцами никто не выключает, и это не отражается на качестве изображения и прочих показателях. Материал, из которого сделаны конвейеры, практически больше не знает износа. Вы понимаете, что это значит? - Разве это не благотворные улучшения? - Благотворные? Разве что на первый взгляд. Вы забываете, что тем самым нарушается технологическое равновесие. Но даже не это нас встревожило. А вот... кто за этим стоит? Должен же кто-то стоять за этим! Врач побледнел. - Не хотите же вы сказать, что вновь появились бунтари... что они... Нет, невозможно - всех ученых и научных работников давно переориентировали... - Напоминаю: никому ни слова! - Голос инспектора стал твердым. - Я хочу побеседовать с ним!
Когда Джеймс Форсайт услышал звук откатывающейся двери, он попытался спрятать под матрасом из пенопласта детали разобранного аппарата, но не успел. Он поднялся и стал так, чтобы сразу их не заметили. От волнения и страха Джеймс дрожал всем телом. Врач хотел было что-то сказать, но инспектор опередил его. Оба они избегали смотреть в ту сторону, где за спиной больного лежали детали. - Даже повреждение пломбы - пусть и по неосторожности - уже наказуемо! Вам это известно! Джеймс кивнул. - Вас арестовали за то, что вы разобрали стиральную машину. - Она сломалась, - сказал Джеймс. - Почему вы не обзавелись новой? Джеймс пожал плечами: он знал, что его никто не поймет. - Почему же? Отвечайте! - Я хотел понять, что с этой штуковиной стряслось, захотелось ее починить. - Захотелось? И поэтому вы пошли на преступление? - спросил инспектор, покачивая головой.- Но продолжайте! А этот пылесос? Зачем вы его разобрали? В этом не было ни малейшей необходимости. - Нет,- сказал Джеймс, а потом крикнул: - Никакой необходимости не было! Но я уже полтора месяца сижу в этой камере - без радио, без видео, без журналов! Мне скучно, если вы понимаете, что это такое! А заглядывать внутрь разных приборов мне просто занятно. Меня интересует, для чего все они предназначены - эти рычаги, винты, шестеренки! Что вы хотите: сегодня меня переориентируют...- Он упал на постель и повернулся лицом к стене. - Не исключено, что обойдется без переориентации,- сказал инспектор.- Все будет зависеть только от вас, Форсайт.
Целую неделю Джеймс Форсайт беспокойно блуждал по городу, спускался на эскалаторах в торговые этажи, поднимался на лифтах высоко над проемами улиц. Он еще не пришел в себя после заключения. Колонны машин на этажах для автотранспорта и встречные людские потоки на пешеходных мостах приводили его в замешательство. Воздушными такси он не пользовался: после пребывания в замкнутом пространстве Джеймс опасался головокружения от высоты. И все-таки вновь обретенная свобода казалась ему нежданно-негаданно полученным подарком. Он старался забыть, что получил ее на время, что это лишь отсрочка, если он не выполнит своего задания. Но Джеймс надеялся выполнить его. Сейчас он стоял перед дверью Евы Руссмоллер, внучки последнего великого физика после Эйнштейна, того самого человека, который примерно восемьдесят лет назад поклялся не заниматься больше наукой. Но сдержал ли он свою клятву? Джеймсу было знакомо наваждение, которое охватывало каждого, кого увлекли физические опыты, и он сомневался, что человек, единожды вкусивший этой отравы, когда-либо откажется от нее. Поможет ли ему Ева Руссмоллер установить связь с тайной организацией, с людьми, которые подпольно продолжают заниматься наукой и по сей день работают над решением технических задач? Адрес внучки ученого ему дали в полиции. Девушка, которая открыла ему дверь, и была, наверное, Евой Руссмоллер. Стройная, едва ли не худая, бледная, с большими испуганными глазами. - Что вам угодно? - Вы не уделите мне пять минут? - Кто вы? - спросила она неуверенно. - Не зайдем ли мы в квартиру? - предложил Джеймс. - Не знаю... лучше не стоит... - Речь пойдет о вашем дедушке. Открытое лицо девушки сразу замкнулось, она словно маску надела. - Вы из полиции? Джеймс не ответил. - Проходите,- сказала Ева Руссмоллер. Она проводила его в комнату. - Я моего дедушку не знала. С тех пор, как он пятьдесят лет назад исчез, даже моя мать ничего о нем не слышала. Но это уже десятки раз заносилось в протокол. - Я не из полиции,- сказал Джеймс. - Не из полиции? - Она недоверчиво выпрямилась в кресле.- Тогда что вам от меня надо? - Профессор Руссмоллер не мог исчезнуть бесследно. Он был знаменитым человеком, ученым с мировым именем. До запрета был ректором института исследования мезонов имени Юкавы. О его отречении писали все газеты. - Почему вы не оставите нас в покое? - прошептала девушка.- Неужели это никогда не кончится? Конечно, мой дед был виноват. Он изобрел батарею с нулевым значением, мезонный усилитель, гравитационную линзу. Он обнаружил явление конвекции в литосфере и предлагал построить специальные шахты, чтобы получать оттуда энергию. Все это могло иметь ужасные последствия. Но его расчеты были уничтожены. Почему же нашу семью преследуют до сих пор? Джеймсу было жаль девушку, которая казалась сейчас такой беззащитной. При других обстоятельствах он с удовольствием познакомился бы с ней поближе. Но теперь он прежде всего должен думать о собственном спасении. - Успокойтесь! Никто вам зла не желает! И я не полицейский! - Это просто новая уловка, только и всего. Джеймс ненадолго задумался. - Я вам докажу,- сказал он. Достал из кармана зажигалку, старомодную игрушку с защелкой. Открыл крышечку там, где
