недопустимая подмена первичного, в самом существе человека коренящегося искания незыблемой почвы для своей жизни основанным на гордыне и иллюзии стремлением переделать жизнь и собственными человеческими силами придать ей смысл. На основной, недоуменный и тоскующий вопрос этого умонастроения: 'Когда же наступит настоящий день, день торжества правды и разума на земле, день окончательной гибели всяческого земного нестроения, хаоса и бессмыслицы' - и для трезвой жизненной мудрости, прямо глядящей на мир и отдающей точный отчет в его эмпирической природе, и для глубокого и осмысленного религиозного сознания, понимающего невместимость духовных глубин бытия в пределы эмпирической земной жизни - есть только один, трезвый, спокойный и разумный ответ, разрушающий всю незрелую мечтательность и романтическую чувствительность самого вопроса: 'В пределах этого мира-до чаемого его сверхмирного преображения - никогда'. Что бы ни совершал человек и чего бы ему ни удавалось добиться, какие бы технические, социальные, умственные усовершенствования он ни вносил в свою жизнь, но принципиально, перед лицом вопроса о смысле жизни, завтрашний и послезавтрашний день ничем не будет отличаться от вчерашнего и сегодняшнего. Всегда в этом мире будет царить бессмысленная случайность, всегда человек будет бессильной былинкой, которую может загубить и земной зной, и земная буря, всегда его жизнь будет кратким отрывком, в которой не вместить чаемой и осмысляющей жизнь духовной полноты, и всегда зло, глупость и слепая страсть будут царить на земле. И на вопросы: 'Что делать, чтобы прекратить это состояние, чтобы переделать мир на лучший лад' - ближайшим образом есть тоже только один спокойный и разумный ответ: 'Ничего, потому что этот замысел превышает человеческие силы'.
Только тогда, когда сознаешь с полной отчетливостью и осмысленностью очевидность этого ответа, сам вопрос 'Что делать?' меняет свой смысл и приобретает новое, отныне уже правомерное значение. 'Что делать' значит тогда уже не: 'Как мне переделать мир, чтобы его спасти', а:'Как мне самому жить, чтобы не утонуть и не погибнуть в этом хаосе жизни'. Иначе говоря, единственная религиозно оправданная и не иллюзорная постановка вопроса 'Что делать?' сводится не к вопросу о том, как мне спасти мир, а к вопросу, как мне приобщиться к началу, в котором - залог спасения жизни. Заслуживает внимания, что в Евангелии не раз ставится вопрос: 'Что делать', именно в этом последнем смысле. И ответы на него даваемые, постоянно подчеркивают, что 'дело', которое здесь может привести к цели, не имеет ничего общего с какой-либо 'деятельностью', с какими-либо внешними человеческими делами, а сводится всецело к 'делу' внутреннего перерождения человека через самоотречение, покаяние и веру. Так, в Деяниях Апостольских передается, что в Иерусалиме, в день Пятидесятницы, иудеи, выслушав боговдохновенную речь апостола Петра, 'сказали Петру и прочим Апостолам: что нам делать, мужи-братия?' Петр же сказал им: 'Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дары Святого Духа' (Деян Ап. 2.37-38). Покаяние и крещение и, как плод его, обретение дара Святого Духа определяется здесь, как единственное необходимое человеческое 'дело'. А что это 'дело' действительно достигло своей цели, спасало совершивших его об этом повествуется тотчас же далее: 'и так, охотно принявшие слово его, крестились... И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах... Все же верующие были вместе и имели все общее... И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа' (Деян 2.41-47). Но совершенно также и сам Спаситель, на обращеный к нему вопрос: 'что нам делать, чтобы творить дела Божий?', дал ответ: 'вот, дело Божие, чтобы вы веровали в того, кого Он послал' (Ев. Иоан 6.28-29). На искушающий вопрос законника: 'что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?', Христос отвечает напоминанием о двух вечных заповедях: любви к Богу и любви к ближнему; 'так поступай, и будешь жить' (Ев. Лук 10.25-28). Любовь к Богу всем сердцем, всей душою, всей крепостью и всем разумением и вытекающая из нее любовь к ближнему - вот единственное 'дело', спасающее жизнь. Богатому юноше на тот же вопрос: 'что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?', Христос, напомнив сначала о
заповедях, запрещающих злые дела и повелевающих любовь к ближнему, говорит: 'одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай, и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за мною, взяв крест' (Ев. Марк 10.17-21, ср. Матф 19.16-21). Позволительно думать, что богатый юноша опечалился этим ответом не только потому, что ему было жаль большого имения, но и потому, что он рассчитывал получить указание на 'дело', которое он мог бы совершить сам, своими силами и, быть может, с помощью своего имения, и был огорчен, узнав, что единственное заповеданное ему 'дело' - иметь сокровище на небесах и следовать за Христом. Во всяком случае, и здесь Слово Божие внушительно отмечает суетность всех человеческих дел и единственное, подлинно нужное человеку и спасительное для него дело усматривает в самоотречении и вере.
Итак, 'Что делать?' правомерно значит только: 'как жить, чтобы осмыслить и через то незыблемо утвердить свою жизнь?' Другими словами, не через какое-либо особое человеческое дело преодолевается бессмысленность жизни и вносится в нее смысл, а единственное человеческое дело только в том и состоит, чтобы, вне всяких частных, земных дел, искать и найти смысл жизни. Но где его искать и как найти?
Ш. УСЛОВИЯ ВОЗМОЖНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ
Постараемся прежде всего вдуматься, что это означает 'найти смысл жизни', точнее, чего мы собственно ищем, какой смысл мы вкладываем в самое понятие 'смысла жизни' и при каких условиях мы почитали бы его осуществленным?
Под 'смыслом' мы подразумеваем примерно то же, что 'разумность'. 'Разумным' же, в относительном смысле, мы называем все целесообразное, все правильно ведущее к цели или помогающее ее осуществить. Разумно то поведение, которое согласовано с поставленной целью и ведет к ее осуществлению, разумно или осмысленно пользование средством, которое помогает нам достигнуть цели. Но все это только относительно разумно именно при условии, что сама цель бесспорно разумна или осмысленна. Мы можем назвать в относительном смысле 'разумным', напр., поведение человека, который умеет приспособиться к жизни, зарабатывать деньги, делать себе карьеру - в предположении, что сам жизненный успех, богатство, высокое общественное положение мы признаем бесспорными и в этом смысле 'разумными' благами. Если же мы, разочаровавшись в жизни, усмотрев ее 'бессмысленность', хотя бы ввиду краткости, шаткости всех этих ее благ или в виду того, что они не дают нашей душе истинного удовлетворения, признали спорной саму цель этих стремлений, то же поведение, будучи относительно, т.е. в отношении к своей цели, разумным и осмысленным, абсолютно представится нам неразумным и бессмысленным. Так ведь это и есть в отношении преобладающего содержания обычной человеческой жизни. Мы видим, что большинство людей посвящает большую часть своих сил и времени ряду вполне целесообразных действий, что они постоянно озабочены достижением каких-то целей и правильно действуют для их достижения, т.е. по большей части поступают вполне 'разумно'; и вместе с тем, так как либо сами цели эти 'бессмысленны', либо, по крайней мере, остается нерешенным и спорным вопрос об их 'осмысленности', - вся человеческая жизнь принимает характер бессмысленного кружения, наподобие кружения белки в колесе, набора бессмысленных действий, которые неожиданно, вне всякого отношения к этим целям, ставимым человеком, и потому тоже совершенно бессмысленно, обрываются смертью.
Следовательно, условием подлинной, а не только относительной разумности жизни является не только, чтобы она разумно осуществляла какие-либо цели, но чтобы и самые цели эти, в свою очередь, были разумны.
Но что значит 'разумная цель?' Средство разумно, когда оно ведет к цели. Но цель - если она есть подлинная, последняя цель, а не только средство для чего-либо иного -уже ни к чему не ведет, и потому не может расцениваться с точки зрения своей целесообразности. Она должна быть разумна в себе, как таковая. Но что это значит и как это возможно? На эту трудность - превращая ее в абсолютную неразрешимость - опирается тот софизм, с помощью которого часто доказывают, что жизнь необходимо бессмысленна, или что незаконен самый вопрос о смысле жизни. Говорят: 'Всякое действие осмысленно, когда служит цели'; но цель или - что, как будто то же самое - жизнь в ее целом не имеет уже вне себя никакой цели: 'жизнь для жизни мне дана'. Поэтому либо надо раз навсегда примириться с роковой, из логики вещей вытекающей, 'бессмысленностью' жизни, либо же - что правильнее - надо признать, что сама постановка о смысле жизни незаконна, что этот вопрос принадлежит к числу тех, которые не находят себе разрешения просто в силу своей собственной внутренней нелепости. Вопрос о 'смысле' чего-либо имеет всегда относительное значение, он предполагает 'смысл' для чего-нибудь, целесообразность при достижении определенной цели. Жизнь же в целом никакой цели не имеет, и потому о 'смысле' ее нельзя ставить вопроса.
Как ни убедительно, на первый взгляд, это рассуждение, против него прежде всего инстинктивно протестует наше сердце; мы чувствуем, что вопрос о смысле жизни - сам по себе совсем не бессмысленный вопрос, и, как бы тягостна ни была для нас его неразрешимость или неразрешенность, рассуждение о незаконности самого вопроса нас не успокаивает. Мы можем на время
