готовила пищу. Последнему дару Ребекка завидовала особенно, ведь ее собственные кулинарные способности не выдерживали никакой критики.
Как бы то ни было, сейчас, в десятом часу вечера, после утомительного пути из Нью-Йорка, Ребекке хотелось только переодеться, устроиться перед камином и, съев тарелку — или две — супу, отключиться.
Она так и поступила.
Ребекка внезапно проснулась и испуганно огляделась по сторонам. Она действительно слышала мужской голос, или это было во сне? Слова прозвучали так, словно ей прошептали их прямо в ухо. Она прислушалась.
Похоже, она становится шизофреничкой. Конечно же, это был сон. Если бы в дом кто-то залез, то вряд ли стал бы объявлять ей об этом.
Но голос был слышен так ясно, так отчетливо, глубокий голос с легкими акцентом. Да-да, это был нежный южный акцент, медлительный и мелодичный. Слова звучали прочувствованно и страстно, будто торжественная клятва. Остаток сна был смутным, ей вспомнился только дурманящий запах жасмина.
Ребекка встала и потянулась. «Теперь-то уж точно пора в постель», — решила она. Часы на стене показывали час ночи.
Поднявшись в спальню, она обнаружила, что совсем забыла постелить постель. Однако сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы стелить ее по-настоящему. Все, что ей нужно, — это одно из многочисленных старинных покрывал, собиравшихся годами и хранившихся на чердаке. В юности Ребекка любила копаться там, отбирая красивые вещи для украшения спальни или гостиной. Одним из ее любимых было очень старое бело-зеленое покрывало, украшенное розами. Его когда-то вышила ее прапрабабушка в память о своей родине — Ирландии. Именно этим покрывалом ей хотелось укрыться.
Взобравшись по узкой лесенке на чердак, Ребекка зажгла свет. У стены стоял шкаф красного дерева с инкрустацией из кедра. В нем мать Ребекки хранила красивое белье и покрывала.
Ребекка провела ладонью по дереву, хранящему в себе множество воспоминаний, и открыла дверцу, с удовольствием вдохнув запах кедра. Шкаф тоже был старинный, он принадлежал ее прапрабабушке Рэчел. Имя мастера не стерлось до сих пор. «П. Маллард, Новый Орлеан», — было выгравировано на медной пластинке.
Она просмотрела стопку покрывал и обнаружила, что нужное ей находится в самом низу.
Сунув руку под стопку, чтобы вытащить его, Ребекка нащупала какой-то маленький металлический предмет и вытащила его вместе с покрывалом.
Это был ключ на тоненькой бархатной ленточке.
Заинтригованная, Ребекка рассматривала ключ, недоумевая, от чего он и почему был спрятан. Она не могла припомнить, чтобы ее мама хоть раз упоминала о нем. Тем не менее она была слишком усталой для того, чтобы обследовать помещение в поисках замка, к которому подошел бы ключ.
Она зевнула. У нее был завтрашний день. И не было ни малейшей причины торопиться. Лучше она внимательно изучит чердак при дневном свете.
Ребекка достала ключ и под влиянием какого-то минутного порыва открыла один из нижних ящиков. Там, завернутые в тонкую бумагу, хранились отделанные кружевами ночные рубашки. Вытащив одну из них, Ребекка ощутила аромат жасмина. Аромат ее давешнего сна. Она подняла рубашку и развернула ее. Она была очень простая — с квадратным вырезом, окаймленная тонкой полоской кружев.
— Почему бы не надеть ее сегодня? — спросила она себя и сама себе ответила: — Потому что в ней я отморожу задницу!
Эта рубашка подходила для жаркой, страстной ночи, для того, чтобы распалить мужчину — счастливого любовника одетой в нее женщины. На взгляд Ребекки, она вовсе не была откровенной, скорее наоборот. Это одеяние невинной искусительницы минувших времен, приоткрывающее и скрывающее одновременно, окутывающее свою обладательницу покровом соблазнительной скромности.
«Я надену ее как-нибудь в другой раз, — пообещала себе Ребекка. — Но не в Вермонте в середине апреля. Это будет довольно глупо».
Она положила рубашку обратно, сгребла в охапку покрывало и решительно закрыла за собой дверь.
На следующее утро Ребекка проснулась поздно. Она повернулась и взяла с ночного столика часы. Двенадцатый час. Ребекка не смогла бы сказать, когда в последний раз она вставала позже семи. Эта ночь затормозила безумный темп ее жизни. Она чувствовала себя освеженной, энергичной, возродившейся.
После продолжительного горячего душа она спустилась на кухню. Из широких окон открывался вид на Зеленые горы. Она смотрела на покрытую сверкающим снегом вершину Мансфилд и представляла себе лыжников, уже немногочисленных в это время года. Ее родной город значительную часть своего бюджета строил на лыжном сервисе. Майк, муж Николь, владел великолепным французским ресторанчиком в лесу. В разгар лыжного сезона он был переполнен мужчинами и женщинами, привлеченными красотами здешних гор.
Ребекка набрала номер ресторанчика, думая, что в этот час Николь должна быть там. Она не ошиблась: после второго звонка ее подруга сняла трубку.
— Привет, — сказала Ребекка, наливая себе большую чашку кофе и добавляя сливки, — хорошо, что я тебя застала. Хочу поблагодарить тебя за вчерашние хлопоты. Суп был просто великолепный, — она отхлебнула кофе, слушая голос Николь.
— Я так рада! Какими судьбами? — воскликнула та, зная, что, как правило, напряженное расписание Ребекки не оставляет ей времени для посещения родного дома.
В голосе Ребекки звучала гордость, когда она сказала:
— Я получила потрясающее предложение. Я должна создать новый дневной сериал.
— Ой, Ребекка, — с энтузиазмом откликнулась ее подруга, — представляю, Что это для тебя значит! Делать, что хочешь и как хочешь!
— Да, — согласилась Ребекка, — мне очень повезло.
— Но почему же ты не в Нью-Йорке?
— Потому что я до чертиков устала от беспрерывно трезвонящего телефона, от агентов и актеров, жаждущих работы в новом фильме. — Ребекка сделала еще один глоток кофе. — Я должна отдохнуть от видеокассет, заполонивших мою квартиру. Она просто превратилась в склад. Я оставила сообщение с просьбой передавать их консьержу. Просмотрю, когда вернусь. Понимаешь, — вздохнула она, — я сама еще не знаю, что хочу сделать, так как же я могу сейчас решить, кто мне подходит, а кто нет?
Николь рассмеялась:
— Представляю, как это, должно быть, — она помедлила, подыскивая слово, — тошно сидеть и целыми днями смотреть кассеты этих хлыщей. Тем не менее, — она шумно вздохнула, — если тебе нужно помочь принять решение, обращайся ко мне!
— Ты же не смотришь ни на кого, кроме Майка, — поддразнила ее Ребекка.
— Ну, лапочка, я хоть и замужем, но ведь еще не умерла, — возмущенно вскричала Николь и расхохоталась. — Смотреть не грех! Кроме всего прочего, ты прекрасно знаешь, что только один мужчина мог бы действительно соблазнить меня — Фрэнк Лангелла, появись он в моем магазине или ресторане. А так старине Майку ничего не грозит. Так что, — добавила она, — если бы ты нашла актера, похожего на него, и сняла в своем «мыле», это было бы райское наслаждение!
Ребекка засмеялась:
— Обещаю, что если найду кого-нибудь хоть отдаленно напоминающего его, то подарю тебе видеокассету.
— Да уж, пожалуйста, — воскликнула Николь и сменила тему: — Так ты придешь обедать?
— Да я всего час назад встала, — созналась Ребекка, — и сейчас еще только завтракаю.
— Ладно, — ответила Николь, — тогда, может быть, придешь на ужин?
— Вот это звучит заманчиво, — сказала Ребекка, — я хочу навести тут порядок, а к тому времени, как я закончу, пойти поужинать будет в самый раз!
— Пригласить для тебя какого-нибудь классного мужика? — предложила Николь.
Ребекка покачала головой, едва удержавшись, чтобы не застонать. Еще одна сваха!
