вернулся к Гуляму.
Меня уже долго ждали. Исход судебного разбирательства никому не понравился, и тем более непонятно поэтому было мое такое спешное исчезновение.
– Сиди, – обратился ко мне хаджи Халеф Омар, – я опять очень переживал за тебя!
– Переживал? Отчего же?
– Отчего? И ты еще спрашиваешь? – спросил он с обидой. – Разве ты забыл, что я твой лучший друг и защитник?
– Нет, не забыл, Халеф.
– Но как друг ты мне должен сообщать, куда уходишь, а как подопечный – брать меня с собой.
– Мне не было нужды делать это.
– Не было нужды во мне? – озадаченно вопрошал он, энергично накручивая на палец все тринадцать волосинок своей бородки. – Тебе была нужда во мне в Сахаре, в Египте, на Тигре, у поклонников дьявола, в Курдистане, среди развалин, название которых я никак не могу запомнить, в Стамбуле… А здесь я тебе не нужен! Знаешь ли ты, что здесь так же опасно, как и в Сахаре, и в той Ступенчатой долине, где мы поймали столько врагов?
– Почему же, Халеф?
– Потому что здесь врагов не сразу увидишь глазом. Или я не понял, что ты отправился за новым врагом?
– Как же ты пришел к этой мысли?
– Я проследил за твоим взглядом и увидел то, что увидел ты.
– И что же увидели твои глаза?
– Они заметили в суде одного болгарина, который на самом деле вовсе не болгарин. Как только он ушел, тебя как ветром сдуло.
– Правильно, Халеф, ты все верно увидел, – сказал я.
– О сиди, – произнес он с гордостью, – помнишь, когда мы скакали через Вади-Тарфои, ты выслеживал убийцу?
– Помню.
– Я еще тогда посмеялся над тобой, что ты читаешь на песке. Я был тогда тем, кого турки называют амак (глупец), но считал себя очень умным.
– С тех пор ты научился у меня, так?
Он был смущен. Трудно было напрямую признать, что защитник научился мудрости у защищаемого; но и отрицать этого нельзя было. Поэтому он ответил так:
– Мы оба учились друг у друга, сиди. Что ты знал, ты преподавал мне, что я знал – то ты перенимал у меня, так мы оба стали мудрее, такими мудрыми, что и Аллах, и Пророк полюбили нас. Если бы ты был не христианином, а правоверным, эта любовь была бы в тысячу раз сильнее!
– Все, что ты говоришь, нуждается в проверке. Вот мы сегодня и посмотрим, так ли ты умен, как думаешь!
Его глаза гневно засверкали.
– Сиди, – сказал он, – ты собираешься экзаменовать меня? Меня, который верно служит тебе с самого начала? Я защищал тебя от всяческих опасностей души и тела. Я твой друг и твой поклонник, ибо я люблю тебя так сильно, что и не знаю, кому больше принадлежит мое сердце – тебе или моей Ханне, цветку среди женщин. Я голодал с тобой и прозябал в пустыне, потел и мерз. Боролся с тобой и за тебя, ни один враг не видел моей спины, потому как я посчитал бы за стыд покинуть тебя на поле боя. И сейчас ты собираешься проверять, умен ли я! За все мое к тебе отношение – вот это?! Сиди, пинок ногой меньше задел бы меня, чем эти слова…
Храбрый парень сказал все это искренне. В глазах его я заметил слезы. Я не хотел, конечно же, его обидеть, поэтому, положив руку ему на плечо, сказал:
– Я ничего такого не имел в виду, мой Халеф. Я только хотел сообщить, что сейчас появилась возможность проявить свой ум.
Такой оборот дела его вполне устроил.
– Расскажи мне об этой возможности, сиди, и ты увидишь – я не обману твоих ожиданий!
– Речь идет о человеке, за которым я наблюдал во время слушания. Мне кажется, что это…
– Знакомый арестованного! – выпалил Халеф, желая доказать, что он не только не ошибся в выводе, но и додумал мою мысль.
– Вот именно.
– Наверняка он замыслил помочь ему.
– В этом я не сомневаюсь. Этого Баруда эль-Амасата может спасти только бегство. Чужак бросал на него ободряющие взгляды, и наверняка не без умысла.
– Ты пошел за ним, чтобы узнать, где он живет?
– Да. И уже знаю место, где он остановился, и имя.
– Кто же он?
– Манах эль-Барша, предприниматель из Ускуба, живет у болгарина Доксати.
– Аллах! Я подозреваю, где может пригодиться мой ум!
– Ну и где же?
– Я должен выслеживать этого Манаха!
– Совершенно верно!
– Но это можно сделать, только живя у Доксати.
– Ты поедешь туда, когда стемнеет. Я пойду с тобой и покажу дом.
Тут вмешался Оско:
– Я тоже буду следить, сиди!
– За кем?
–
– Ты думаешь, это целесообразно?
– Мне все равно, нужно это или нет. Он продал мою дочь в рабыни и доставил мне много горя. Он ушел от мести. Теперь я буду следить за тем, чтобы он не ушел и от меня. Я покину вас и сообщу, если случится что-то важное.
Сказав это, он сразу скрылся, как бы не давая нам возможности что-либо возразить ему.
Халеф собрал свой нехитрый скарб и сел на лошадь. Он должен был всем своим видом показывать, что только-только прибыл в Адрианополь. Я проводил его пешком до постоялого двора и подождал, пока он войдет в ворота. Потом отправился на базар, чтобы сдать одежду и получить обратно вещи. Домой к Гуляму я вернулся уже вечером. Он предложил сходить в баню – с кофе, игрой теней и прекрасным желе. Мы согласились.
О турецких банях так много написано, что повторяться просто не имеет смысла. Театр теней, который мы посмотрели после бани, был превосходен; желе, может, и правда было отличным, но этот десерт не в моем вкусе.
После бани мы решили немного пройтись. Вышли из города с запада и двинулись по берегу Арды, впадающей в этом месте в Марицу.
Было уже очень поздно, когда мы повернули назад. В полночь на пути к городу нам повстречались трое всадников. Двое ехали на белых лошадях, у третьего была темная. Они проехали мимо, не обратив на нас внимания. Причем один сделал другому замечание. Я услышал его и от удивления остановился.
– Кто это? Ты их знаешь? – спросил Исла.
– Нет, но этот голос мне знаком.
– Может, ты ошибаешься, сиди? Голоса так похожи!
– Это так, и поэтому я не волнуюсь. Мне показалось, что это голос Баруда эль-Амасата.
– Значит, он убежал!
– В том-то и дело. Это не так уж невозможно!
– Но тогда бы он поехал по широкой дороге в Филибе, а не по этой, ненадежной и уединенной…
– Как раз этот путь для беглеца лучше, чем оживленная дорога до Фелибе. Это точно был его голос!
