Нож, приставленный к паху мужа, наводил на интересные размышления: например, о том, какое оно, в сущности, крохотное, острие лезвия и тем не менее какую огромную дыру способно проделать в репродуктивных планах. Шелли оттянула Матти в сторону и затаила дыхание.
Лицо Гаспара полыхало ненавистью.
– А вот за это я оторву тебе яйца! – прошипел он, тыча в Кита лезвием.
– Если бы каждый раз, когда я слышал эти слова, у меня на руках оставался труп, – усмехнулся Кит, ловко увертываясь от ножа, – я бы уже давно открыл похоронное бюро.
Он пятился к круговому багажному конвейеру, увлекая Гаспара вслед за собой и подальше от Шелли с Матильдой.
– Послушай, а почему ты не остался, чтобы подавить мятеж? Впрочем, чему удивляться. Насколько мне помнится, ваш излюбленный маневр – отступление. Вы, лягушатники, отработали его до блеска еще в 1870 году. Да здравствуют хлюпики! В капитуляции французская армия достигла полного совершенства. Впрочем, не так-то легко махать белым флагом, сохраняя при этом напыщенную рожу. Послушай, Гаспар, к какому воинскому подразделению ты приписан, уж не к полкули французских коллаборационистов? – Кит продолжал подначивать начальника полиции, а затем одним ловким движением выбил нож у него из рук.
К сожалению, он напрочь позабыл о том, что во время авиапутешествий пассажир, имеющий при себе оружие, обладает правом выбирать маршрут. Гаспар поспешил напомнить ему об этом, с силой заехав по лицу рукояткой пистолета, который ухитрился вытащить из кармана. Комиссар был не просто взбешен, он буквально кипел от ярости и не заметил ни душераздирающего вопля, что вырвался из груди Шелли, ни плача Матильды, которая от страха ревела белугой, брыкаясь и вырываясь из ее рук. Вернее, не замечал до тех пор, пока его внимание не привлекли проклятия, которыми сыпала его спутница. Только тогда он немного остыл, вспомнив, что ему нужно успеть на гидроплан.
Одинокий чемодан, забытый каким-то горе-туристом на конвейерной ленте, раскрылся, и из него, как из рога изобилия, высыпалось наружу чье-то не совсем свежее белье, в ворох которого и рухнул в конечном итоге Кит. Шелли вся извелась, переживая за мужа, опасаясь, что тот кончит жизнь в арестантской робе, и даже не заметила, как начальник полиции сделал ноги. До нее донесся лишь громкий щелчок – это за стражем порядка и его спутницей захлопнулась, словно люк субмарины, дверь, ведущая в зал отлетов.
Матти вскарабкалась Киту на колени и разрыдалась, выдувая из носа пузыри зеленых соплей. Шелли нежно положила голову Кита себе на плечо. По его лицу, капая ей на ноги, стекал ручеек крови.
Сквозь огромное окно они увидели, как Гаспар и его пассия пересекли взлетно-посадочную полосу, направляясь к старому понтону, и сели в гидроплан. Несколько мгновений крылатая машина неслась по воде, после чего взмыла в воздух, навстречу заходящему солнцу. Кит и Шелли проводили гидроплан унылыми взглядами. Какое-то время они сидели в немом оцепенении, вдыхая резкий запах реактивного топлива и кордита.
– Ничего страшного, – первой подала голос Матти. – Папа нас обязательно спасет. Он как кинозвезда. Арнольд Вам-Дам.
Но Кит, похоже, был на грани отчаяния.
– Я подвел вас обеих, – заявил он дрогнувшим голосом. – Мне стыдно, Господи, как мне стыдно!
– За что? За то, что ты любишь свою дочь? Кит, ты, конечно, совершил кучу безумных… да нет, откровенно дурацких поступков, но тобой всегда двигала любовь. Именно поэтому ты такой… – Шелли посмотрела на Кита.
Боже, как он похож на ее собственного отца, – например, сущее наказание, когда рядом, и вместе с тем так не похож, – потому что, когда его рядом нет, жизнь оборачивается сущей мукой. Зато он всегда со своей дочерью и готов пожертвовать ради нее чем угодно.
– Какой-какой мой папа? – Матти потянула Шелли за рукав.
– Симпатичный, – Шелли, слегкасмутившись.
– Симпатичный? А ты уверена, что я по-прежнему покажусь тебе симпатичным, когда два десятка лет отмотаю за решеткой? – спросил Кит упавшим голосом. – Потому что именно туда меня и упечет Пандора.
– Именно поэтому я… – заикаясь, продолжила свою мысль Шелли. «Черт, говори сейчас, потом будет поздно, будешь всю оставшуюся жизнь локти кусать». – Влюбилась в тебя, черт возьми, – выпалила она и тотчас прикусила язык – чтобы не болтал лишнего. Боже, неужели она призналась в любви мужчине? Она что, с катушек съехала? – Хотя, если подумать, наверное, у меня грипп.
Кит словно пропустил мимо ушей ее судьбоносное признание.
– Ты не влюбилась, ты вляпалась в меня, как в кучу дерьма, и теперь самое время вытереть туфли, чтобы не воняли, – уточнил он, не смея поднять глаз. – Пандора права. Я не способен позаботиться о себе самом, не говоря уже о дочери. Если я что и умею, так это терпеть фиаско, причем с треском. За что ни возьмусь – вечно выходит облом.
– Знаешь, – не выдержала Шелли, – ты прав. Из-за тебя и в моей жизни сплошной облом. Раньше я ненавидела мужчин и считала, что права на все сто, а потом появился ты и проявил себя храбрецом, настоящим героем, способным на самопожертвование. Какой, однако, ты эгоист. Бессердечный мерзавец! – И она игриво ткнула Кита локтем в бок.
Он тотчас расплылся в улыбке:
– Очевидно, мы слишком засиделись на этом конвейере, потому что ты снова начинаешь казаться мне хорошенькой. И главное – куда только подевался твой командирский тон…
– Или же тебе пошел на пользу весомый удар по голове, и ты сразу поумнел и повзрослел, – возразила Шелли, – в чем лично я сильно сомневаюсь, или же ты первый и пока что единственный раз в жизни говоришь правду… Ответа она так и не дождалась, – помятая и растрепанная, с банданой, прикрывающей нижнюю половину лица, откуда-то из-за угла выскочила Коко и бросилась к ним.
– Боже! Как хорошо, что вы еще здесь! – воскликнула она, переводя дыхание.
– Это почему же? – в один голос Шелли и Кит.
