сильнее и бросив ее на заднее сиденье. — Мы окажемся среди выдающихся и высокоморальных людей.
Джейн скрестила руки на груди:
— Обещаю ни на кого не накапать, Джон. А теперь будь добр, заткнись и веди машину.
— Так ты разговариваешь со своими учениками?
— Они не ученики. Они дети. И умеют прятаться от дождя, чего не скажешь о тебе. Ручаюсь, что ты из «Менсы»[6]
— А что, ты не хочешь, чтобы я починил сиденье? Мозги из ушей лезут, но не понимаешь, что от дождя надо прятаться. И если ты еще не понял, что я о тебе думаю, то скажу прямо — я не люблю умников. Особенно волосатых.
С этими словами Джейн провела пальцами по мокрым волосам, глядя прямо перед собой, сложила на груди руки и откинулась на спинку сиденья… которое рухнуло назад. Она оказалась на спине и смотрела прямо в небо, на дождь.
— Ничего… не… говори, — проскрежетала она сквозь стиснутые зубы. Руки все еще скрещены на груди, чудесные глаза прикованы к его, словно лазерные лучи.
— Я и не думал, — Джон старался не подавиться смехом.
— Хорошо. Теперь езжай.
— Нет, спасибо. Мне и так хорошо, — Джейн так и лежала, жмурясь от дождя.
— Точно? Потому что оно подпирается толстой палкой, и я мог бы…
— Нет, спасибо Вот упрямица.
— Ты думаешь, так ездить безопасно?
— Я застегнула ремень.
— Да, но… ты же лежишь плашмя. Не лучше ли перескочить на заднее сиденье? То есть на ту часть, что за мной?
— Нет. Мне тут нравится. Дождь стихает, солнце выходит, и вот-вот появится красивая радуга. Я люблю радугу.
Джон облизал нижнюю губу и произнес:
— Ты на меня злишься, да?
Она медленно повернула к нему голову, посмотрела своими огромными карими глазами, подведенными, как у енота:
— Не смеши меня. Не мог же ты знать, что сломается верх или сиденье. Хотя подожди. Мог. Потому что это твоя машина.
— Ты повышаешь голос, Джейн, — заметил Джон, изо всех сил стараясь не смеяться. — Неужели ты повышаешь голос на детей в твоем саду?
— Нет, я просто жарю их попки в кипящем масле. А сейчас, будь любезен, поезжай.
Джон переключил передачу и вернул рукоятку обратно:
— Я не позволю тебе ехать так всю дорогу до Кейп-Мэй. Давай хотя бы попробую починить сиденье.
— Ну, если ты настаиваешь, — она расстегнула ремень безопасности, подтянулась вперед, открыла дверцу и вышла на обочину. Осмелится ли он сказать, что промокший свитер прилип к ней так, что сегодня он в первый раз оценил дождь по-настоящему?
Нет, конечно.
Плотно сжав губы, Джон вылез из машины и стал искать толстую палку, чтобы как-то приладить ее за сиденьем.
Пока он вытирал с лица воду и чертыхался про себя, Джейн села за руль и переключила передачу.
— Едешь? — Она так сладко и зло улыбнулась, что Джон понял — у него есть две секунды в лучшем случае, чтобы вскочить на пассажирское место. А то останется на обочине.
— И тебя подпускают к детям? — спросил он. Она медленно съехала на дорогу и аккуратно встроилась в поток машин. Он же держался за приборную панель, всеми силами стараясь не соскользнуть на заднее сиденье.
Джейн повернулась к нему и озорно улыбнулась:
— У тебя очки падают.
Он инстинктивно потянулся к ним обеими руками, и Джейн нажала на педаль до отказа. У «кролика» не очень большое ускорение, но его хватило, чтобы Джон полетел назад. Там он и остался, молча любуясь радугой, потому что был умным человеком, а умные люди понимают, когда их перехитрили.
Глава 4
«Ты ужасный человек. В тебе открылась настоящая золотая жила вредности», — говорила себе Джейн, даже когда старалась не думать, что Джон Романовски сидит сзади. Были видны его волосатые лодыжки и мокасины — он положил ноги на откинутое переднее сиденье.
Снова показалось солнце, было тепло, машину продувал ветерок, и Джейн почти обсохла.
Но не остыла.
Что-то неладно с Джоном Романовски. Что именно — неясно, но происходит нечто странное. В нем как будто два человека. Первый — чудаковатый профессор, по-дурацки одетый, изъясняется сухим языком. Второй — иногда забавный, всегда ироничный волосатый качок, со смешинкой в удивительных глазах. Его вид ясно говорил: «Мне весело, но я один знаю, во что мы играем».
Он действительно считает, что она не заметила? И так глупа, что не почувствовала — что-то в нем «не сходится»?
Неужели он не в курсе, какой нюх на неприятности развивается у женщины, которая работает с детьми? Детьми, рядом с которыми Макиавелли и Медичи покажутся жалкими неудачниками?
Неужели похоже, что она с дуба рухнула? Свалилась с луны? Только вчера на свет родилась? И к ней подходят все остальные определения, которыми ее невероятно вежливая и при этом на редкость язвительная бабушка награждала круглых дураков?
Нет, по ней так не скажешь. Вряд ли, особенно после того, как за нее взялись Молли, Ангел и Иветт. Но вероятность есть. Поэтому она бросила взгляд в зеркальце заднего обзора.
— Блин!
Она все-таки выглядит круглой дурой. От дождя такие естественные локоны превратились в ее обычную прическу. Местами кончики завились внутрь, местами наружу. А тушь дотекла до середины щек. Она выглядела как сумасшедшая.
Она и была сумасшедшей.
Держа одну руку на руле — «кролику», казалось, нравится дребезжать на сорока-пятидесяти милях в час, — она достала сумочку и нащупала упаковку бумажных салфеток.
Достала.
Открыла, разорвав зубами, — легко открывающиеся упаковки? Кто патентует такие вещи? Садисты? — и потерла салфеткой щеки. Поплевала на нее и потерла еще раз.
Здорово. Неводостойкая тушь — это понятно. Но несмываемая с кожи? Потрясающе. Почему Джейн не позволила Иветт уговорить ее на новую тушь, когда та продавала ей остальную косметику? Но она должна была в чем-то занять твердую позицию, заплатить за что-то сама, а ее собственная тушь была отличной… или, по крайней мере, ей так казалось.
Джейн бросила салфетку обратно в сумочку и сосредоточилась на дороге и на том, что делать дальше.
А за спиной ворочался Джон Романовски. Выгибался. Валялся. И все остальные слова на букву «в», которые ей приходили в голову. Она могла бы написать собственную книгу, например, «Хортон слышит Увальня Халка».
Только она ничего не слышала. Увалень вел себя тихо. Уже почти двадцать минут с заднего сиденья не доносилось ни звука.
Что говорят солдаты в кино перед тем, как к ним в окоп грохнется бомба или их начнут штурмовать враги? «Что-то тихо. Слишком тихо».
— Чем ты занят? — Джейн старалась взглянуть на него в зеркало заднего вида.
Он не ответил.
