— Ну, если честно, я об этом думала. Но нет, мы… у нас дело, проект… миссия. Верно? Я ведь правда должна познакомиться с ним, если собираюсь тебе помочь.
— Ты лучше займись Харрисоном, а этого щенка оставь в покое.
Джейн прищурилась:
— Что с тобой? Он и сам не понял.
— Со мной ничего, черт побери. Я привез тебя сюда не для того, чтобы ты тут фанатела.
— Ну ты и придурок, — покачала она головой, снова пришпиливая на лицо улыбку. — Он идет сюда. Представь нас. И запомни, я просто твой друг.
— Ты попала, — и он обнял Джейн за талию, притянув к себе с такой силой, что она с шумом выдохнула. — Простите? — Джон протянул правую руку. — Вы, должно быть Диллон Холмс? Помощник сенатора Харрисона, вашего дяди? Сдается мне, мы встречались несколько лет назад на семинаре в Фэйрфаксе. Я Джон Романовски. Преподаю политологию в университете.
Холмс секунду смотрел на руку Джона, потом протянул свою.
— Прошу прощения, я встречаю столько людей… Как дела, Джон?
— Отлично, Диллон, просто чудесно, — ответил Джон. Его пальцы сжали руку Диллона так, что вежливым твердым рукопожатием это назвал бы только человек, надевший железную рукавицу. — А это Джейн Престон, моя… спутница. У Джейни свой детский сад в Фэйрфаксе. Она окажет бесценную помощь сенатору, если он захочет узнать взгляды женщин на уход за детьми в этой стране. Верно, дорогая?
Джейн толкнула его локтем в бок — примерно так мышь нападает на слона, надеясь запугать его, — и умудрилась вытащить руку, чтобы протянуть ее Холмсу:
— Приятно познакомиться, мистер Холмс.
— Называйте меня Диллон, пожалуйста, — сказал Холмс, высвобождая ладонь из хватки Джона и предлагая ее Джейн. — Похоже, мы будем соседями по столу на этой неделе.
— Да, конечно, — Джон снова облапил Джейн. — Джейни днем подвернула ногу, и сенатор Харрисон любезно помог ей, а потом пригласил нас присоединиться к этому столику. Не терпится поблагодарить его. Не выношу, когда что-то случается с моей малышкой Джейни.
В ход опять пошел локоть. Не то чтобы сильно, но вдавился Джону под ребра. Может, ей любопытно, что он задумал. Хотя сам он не знал этого. Но понимал, что не хочет, чтобы Джейн и Холмс всю неделю пялились друг на друга.
Холмс смотрел на Джона несколько долгих мгновений, потом пожал плечами. Изящно пожал плечами. Весь он был холеный и изящный.
— Так, значит, вы преподаете политологию, Джон? Первокурсникам?
— Выпускникам, — уточнил тот. Интересно, заметит ли кто-нибудь, если он отдерет аристократический нос Диллона и скормит ему?
Что с ним случилось? Холмс — пустое место. Джону должно быть по барабану, если Джейн им увлечется, переспит с ним, выйдет за него замуж и родит детей, пока он содержит любовницу в Бетесде. Ему все равно.
Тогда в чем же дело?
— Вы будете руководить предвыборной кампанией сенатора, Диллон? — спросила Джейн, и Джон про себя поставил ей пятерку за направление беседы в нужное русло.
Холмс улыбнулся, открыв ровные белые зубы, которые, видимо, обошлись его родителям в кругленькую сумму, в несколько тысяч долларов.
— Это еще не решено, Джейни.
— То, что он будет баллотироваться или что вы руководите кампанией? — спросила Джейн, и теперь Джон пихнул ее под ребра, потому что она торопила события. Она что, рассчитывает добыть всю информацию в первый же вечер?
Улыбка Холмса стала еще шире. Должно быть, парень тренировался перед зеркалом.
— Джейни, я и не думал, что вы интересуетесь политикой.
— О, я не интересуюсь, — весело заявила Джейн и посмотрела на своего спутника. — Но Джон сказал мне, что сенатор собирается баллотироваться. Верно, Джонни?
Джонни? Он убьет ее. Беда в том, что она действительно ему нравится. По крайней мере, иногда.
— Нет, Джейни, я сказал, что он должен баллотироваться. Стране нужно больше таких людей, как сенатор Харрисон.
— Именно это я и хотел услышать, — произнес Холмс. — Честное и разумное мнение. Очень Возможно, что исходит оно от человека вашего положения и образования. А вы поделились своими взглядами со студентами?
— Я всегда делюсь взглядами со студентами, — Джон сделал вид, будто не услышал тихий вздох Джейн. — Конечно, это не значит, что они всегда со мной согласны. Например, когда некоторые из них узнали, что я еду сюда, начали высказываться против сенатора как кандидата в президенты.
— В самом деле? — спросил Холмс, явно теряя интерес. — Мы это обсудим. Нужно держать руку на пульсе молодой Америки, решит сенатор баллотироваться или нет. А вот и сенатор с мисс Хаит. Даже здесь, на этом августовском сборище, перед обоими выстраивается очередь желающих получить автограф.
— Перед Брэнди Хаит — конечно, — произнес Джон, но тихо: он знал, что в нем говорит раздражение. Да, он немного нервничал. Совсем чуть-чуть.
И вот наступила минута, когда Джона представили Обри Харрисону (Брэнди в это время разговаривала по мобильнику), человеку, который стал последней каплей нервного срыва Мэри-Джо.
— Очень приятно, сенатор. — Джон ощутил, как его широкую ладонь обхватила рука еще больше, хотя мягкая, без мозолей, с профессионально подстриженными и отполированными ногтями.
— Приятно познакомиться. А вы?.. Все-таки ему не нужен был костюм чудака. Этот человек не узнал его. Трудно сказать, хорошо это или плохо, потому что он хотел под любым предлогом отвести его в сторонку. Нет, хорошо, что не узнал его. Но ублюдок мог хотя бы прокомментировать его фамилию. Много ли Джонов Романовски он встречал?
Диллон поспешил представить всех. Такой услужливый и расторопный парень.
— Профессор… или Джон? Давайте называть друг друга по имени. Никаких формальностей, в этом, отчасти, вся прелесть конференции, — произнес Харрисон, уже поглядывая на Джейн. — Здравствуйте еще раз, дорогая. Очень рад вас видеть. Как нога?
— Замечательно, сэр, — ответила Джейн, явно не зная, поклониться или сделать реверанс, и тоже подала руку. — Как мне отблагодарить вас за приглашение сидеть за одним столом с вами? Это такая честь!
— Это честь исключительно для меня, дорогая. А теперь, когда Брэнди наконец наговорилась по телефону, давайте сядем. Официантам уже не терпится налить нам вина и подать ужин.
Джейн и Джон поздоровались с Брэнди Хаит, которая вроде бы искренне радовалась знакомству, — хотя она превосходная актриса, — и Джон пожал руку Генри Брюстеру, который оказался еще лучшим актером. Поздоровавшись, он тут же неправильно произнес фамилию Джона.
Генри выглядел хорошо. Лучше просто не может выглядеть коротышка, который носит галстуки- бабочки. Его когда-то морковные волосы наконец потемнели, так что он хотя бы тянул на свой возраст, такой же, как у Джона. Талия слегка расплылась, потому что он любил поесть и терпеть не мог физические упражнения. Идеальное времяпрепровождение для Генри, даже в университете, — столик на одного в хорошем ресторане, открытая книга и два десерта.
Джону нравился Генри. Всегда нравился.
Он не мог дождаться, чтобы остаться с ним наедине, запихнуть в чемодан и отправить на почтовом самолете обратно в Манхэттен.
За их столиком было свободнее, чем за остальными, где сидели по восемь, но атмосфера была довольно плотной. Джон чувствовал себя слишком закупоренным, поэтому решил ослабить галстук и расстегнуть верхнюю пуговицу.
Джейн все-таки села слева от Харрисона, а Брэнди — справа. Джон решил не обращать внимания на Джейн, потому что каждый раз, поймав его взгляд, она выразительно смотрела на него.
Рядом с Брэнди сидел Генри Брюстер, затем Джон — почти напротив Джейн — и, »наконец, Диллон Холмс.
