Эдмунда.
— Но почему, Кэтрин? Почему Мелани так поступила? Почему она использовала письма, чтобы погубить мою мать? Она должна была быть довольной и так. Ведь со временем мне принадлежал бы не только Тремэйн-Корт, но и наследство Севилла.
— Ох, Люсьен, здесь столько загадок, что у меня начинает болеть голова, как только я пытаюсь хотя бы их рассортировать. Вспомни, она не сразу побежала с доносом к Эдмунду. Она должна была прожить в Тремэйн-Корте не меньше месяца, прежде чем всплыли письма Кристофа Севилла. Мойна говоряла мне, что у Мелани тогда была отчаянная нужда в деньгах по неизвестной причине. Еще она говорила, что Мелани уже тогда встречалась с одним из лакеев в помещениях для слуг. Возможно, она испугалась разоблачения, ведь Памела с Эдмундом могли выставить ее вон.
Люсьен тяжело вздохнул. Безрадостно было у него на душе. Он обернулся к Кэт.
— Месяц… Так много для вечной любви. Боже, каким же я был дураком!
Кэт тоже вздохнула:
— По мнению Мойны, у Мелани случались припадки. Мойна не смогла разгадать Мелани до тех пор, пока не стало уже слишком поздно. Однако сумела воспользоваться своим знанием хотя бы для того, чтобы не оказаться выгнанной вслед за остальными слугами. Она почитала своим долгом оставаться здесь, пока не вернешься ты и не «положишь конец», как она постоянно твердила.
— А тем временем экспериментировала с зельем, — сказал Люсьен, чувствуя себя больным. Он обнял Кэт за плечи и повел обратно к карете.
— К несчастью, да. Но, как я себе представляю, Мелани вовсе не из страха решила выдать Памелу. Это просто алчность, Люсьен. Обыкновенная алчность. Я глубоко уверена, что Мелани хотела бы завладеть всем — особняком в Лондоне, деньгами, Тремэйн-Кортом. Не забывай — ты ведь ушел на войну. И если бы ты погиб — а такое, увы, было вполне возможно, у нее ничего бы не осталось, кроме подачек Эдмунда. И тут у нее появился шанс дискредитировать смертельно больную Памелу — прости меня, Люсьен, но Мойна все же созналась, что Памела была действительно неизлечимо больна, — и занять ее место.
— А Нодди?
— Я могу лишь предположить, что и он входил в планы Мелани, по крайней мере не противоречил им. Ведь его рождение только утверждало ее как хозяйку Тремэйн-Корта. И если бы ты умер — обесчещенный бастард, — как мать Нодди, она оставалась бы на прежнем месте, в противном случае она бы сказала, что Нодди — твой сын.
— Остается Эдмунд. Все предыдущее еще имело смысл, но что, по-твоему, собиралась сделать Мелани со ставшим ей ненужным мужем, когда я вернусь домой?
Кэт вздохнула и прижалась к его плечу:
— Я не могу сказать с уверенностью, да и вряд ли кто сможет, но я долго думала над этим — благо времени у меня было предостаточно. Я полагаю, что Эдмунд нужен был Мелани живым, чтобы развлекаться, мучая его до твоего возвращения. Я уверена, что она постаралась бы устроить несчастный случай, чтобы устранить Эдмунда, после чего сказала бы тебе, что он взял ее силой и что ты обязан на ней жениться. Ведь она и умерла в полной уверенности, что ты ее любишь. Но она совершила роковую оплошность. Она прибежала к тебе слишком рано, да к тому же наговорила лишнего. А уже после этого Мойна окончательно прибрала ее к рукам, пока ты сидел в Лондоне. Мелани вынуждена была повиноваться Мойне, чтобы та давала ей зелье. Понимаешь, Мойна пообещала Мелани, что ты вернешься к ней. Мелани поверила, что ты все еще ее любишь, а Мойна верила, что ты убьешь Мелани и заодно уж и Эдмунда. Как ни крути, все было завязано на твоем возвращении.
Люсьен мрачно смотрел ей в лицо.
— Безумие. И начал все это не кто иной, как я. Я привел Мелани в дом своей матери. Удивительно, почему Мойна не пожелала умертвить заодно и меня.
— Нет! — Кэт что было силы сжала его руку. — Я так и знала, что ты так подумаешь. Да, это верно, что Мелани была причина вашего горя. Но семена этой трагедии посеяны давным-давно. Просто должно было пройти достаточно долгое время, чтобы они дали всходы.
Люсьен лишь кивнул, у него не было сил спорить. Они уже подошли к карете, и он распахнул перед Кэт дверцу:
— Отправляйся теперь с Хоукинсом, Кэтрин, пока несчастный беглец будет скитаться в лесу. Мне ужасно не хочется с тобой расставаться, но надо еще многое обдумать. Пусть Мелани удалось разрушить мое прошлое и даже уничтожить мою мать — но будь я проклят, если позволю ей, лежа в могиле, испортить мое будущее. И я клянусь тебе, моя милая Кэтрин, что я уличу ее убийцу — того, кто надругался над всеми тремя женщинами.
— Прошу прощения, сэр, но если вы сейчас уходите, то у меня кое-что для вас есть.
Люсьен поднял глаза на сидевшего на козлах Хоукинса, у которого в руках белел пакет.
— Опять письмо? Позволь подумать, дружище… Наверное, снова от Мойны?
— Да, сэр, — улыбнулся Хоукинс. — Она велела мне передать его после того, как вы прочтете то, первое. Она сказала, что всему свое время, и раз миссис Тремэйн почила в бозе, а мистер Эдмунд поправляется, пришло время вам увидеть и это. Сказала, что вы сможете положить этому конец, и дала на то свое благословение. Странная она женщина, Мойна, если вас не обидит мое замечание, сэр.
— А разве у меня есть выбор? — усмехнулся Люсьен, пытаясь вскрыть конверт. — Ну, ладно, Кэтрин. Теперъ настала моя очередь читать вслух.
Он надломил печать и вытащил один-единственный листок. Нахмурившись, он пробежал глазами бумагу.
— Этого не может быть, Кэтрин, — сказал он наконец. — Это же брачный контракт между мамой и Кристофом Севиллом. Ты никогда не знала маму, не знала, какой она была религиозной. Они с Эдмундом были обручены в церкви. Пусть ее отец силой отвел ее к алтарю, однако ему ни за что не удалось бы это сделать, если бы она не была абсолютно уверена, что Кристоф погиб.
Кэт сама прочитала документ, а потом сунула его под нос Люсьену:
— Люсьен, но этот брак заключен не в церкви. Союз между Памелой и Кристофом заверил мировой судья, а не священник. Они могли тайно пожениться, так как собирались обвенчаться, когда Кристоф получит благословение отца, уже во Франции. Ты не понял? Для твоей матери и для столь почитаемой ею церкви именно Эдмунд был ее настоящим мужем, единственным мужем. Но по светским законам, ты являешься сыном Кристофа Севилла. Нет ничего удивительного, что Мойна развеселилась, увидев у меня твое кольцо. Кристоф мог подарить его твоей матери в качестве обручального.
Люсьен снова взглянул на контракт, пытаясь прочесть имя судьи, нацарапанное внизу листа. Похоже, Кэт была права. Как это ни невероятно, но он больше не бастард. Как странно. Он так долго жил с этим клеймом. Но зато теперь в глазах всего света он не просто джентльмен — он к тому же и французский джентльмен…
Французский джентльмен? По его жилам внезапно пробежал холодок, словно в мозгу вдруг забрезжил холодный, суровый рассвет.
Наконец-то Люсьен все понял, увидел все так же ясно, как если бы это было написано трехфутовыми буквами на небосводе. Не удивительно, что Мойна твердила про «новую напасть» на Тремэйн-Корт, если она знала об этом. Знала об этом? Она воспользовалась этим, чтобы управиться с Мелани, чтобы Мелани сама себя уничтожила, если только верно то, о чем он догадался. Она еще говорила, что и Эдмунд знает про эту «напасть», но она могла переоценить его наблюдательность. Хотя удар-то с ним случился именно в тот день…
— Вот оно! Все сходится! Все, все сходится! — Люсьен схватил Кэт за плечи и встряхнул. — Мойна с самого первого дня твердила, что пришло время положить конец. И вот теперь, когда она до конца сыграла свою собственную игру, она указала мне мою роль. Кэтрин, моя милая, моя дорогая Кэтрин, теперь я знаю, кто убийца этих трех женщин!
ГЛАВА 27
