самом деле: иллюзорным состоянием, пребывающим в нематериальной непрерывности, которая вызывается циркулирующими в мозгу нейротоками, примерно так же, как магнитное поле индуцируется в пространстве потоком электронов.
Теперь я знал, что случилось. Я открыл своё сознание лавине чужих воспоминаний. Другой разум захватил все мои сенсорные центры и загнал меня в тёмный угол. Я был изгнанником в своём собственном черепе.
Целую бесконечность я лежал оглушённый, отрезанный от внешнего мира так, как меня не могли отрезать никакие камни Бар-Пондероне. Моё главное ощущение самого себя ещё сохранилось, но было отодвинуто в сторону, лишено любых контактов с самим телом,
Бесплотными пальцами воображения я пытался разорвать окружавшие меня стены в надежде увидеть хоть проблеск света, найти хоть какой-нибудь выход.
Все напрасно.
Я снова задумался над своим положением.
Мне нужно проанализировать моё восприятие окружающего, отыскать каналы, через которые поступают импульсы от моих чувствительных нервов, и подключиться к ним.
Я сделал осторожную попытку: продолжение моего концептуального “я” принялось зондировать вокруг себя с предельной осторожностью. Тут были бесконечные ряды клеток, там — стремительные потоки густой жидкости, дальше — туго натянутые кабели, переплетающиеся в паутину, а ещё дальше…,
Барьер! Сплошной и неприступный. Стена. Зондирующий усик моего “я” пробежался по поверхности, как муравей по арбузу, но не обнаружил ни единой, хотя бы крошечной щёлочки. Барьер вздымался надо мной, чужой, непостижимый, и за ним — захватчик, похитивший у меня мой мозг.
Я отступил. Растрачивать зря силы было бессмысленно. Я должен наметить место для удара и бросить туда все силы, которые сохранились у того, что осталось от моей личности… пока она совсем не рассеялась, и та абстракция, которая звалась Лиджен не исчезла навсегда.
Последняя тень эмоций, неизвестно сколько времени цеплявшаяся за бесплотное поле разума, уже растаяла, оставив мне лишь интеллектуальную решимость отстоять себя. Я узнал в этом неявный признак того, что ощущение личности у меня начало отмирать, но инстинктивного страха я почему-то не почувствовал. Вместо этого я хладнокровно оценил свои возможности и почти сразу же наткнулся на неиспользованный канал — здесь, в пределах моего личностного поля. На какое-то мгновение я отвлёкся от замысловатых контуров хранящихся у меня стереотипов… и тут же вспомнил:
Я плыл в воде, выбиваясь из последних сил, а один из “красных” ждал меня с винтовкой наготове, Затем — поток данных, поступающий с холодной беспристрастной точностью. И я без труда мобилизовал свои силы на выживание.
И ещё… когда я висел на ничего не чувствующих пальцах под карнизом небоскрёба “Йордано”, я слышал бесстрастный голос.
Но до сих пор я об этом не думал. Воспоминание о том чуде было отвергнуто рассудком. Но сейчас я знал: то была информация, которую я получил из памятки общего назначения, когда “прослушивал” её в башне своего дома на острове перед самым бегством. Это была информация, необходимая для выживания и известная всем валлонианам во времена Двух Миров, Она хранилась у меня без всякой пользы, хотя и содержала все секреты сверхчеловеческой силы и выносливости… отвергнутая из-за этого идиотского отвращения к чужому, которым был полон мой разум-цензор.
Но сейчас существовало только моё ego, избавленное от балласта всяких неврозов, освобождённое от влияния подсознания. Все ярусы разума теперь были обнажены. Я видел совсем близко участки, где рождались мечты, видел опустевшие источники инстинктивных страхов, линии связи с ослепляющими эмоциями. И все это находилось в моем полном подчинении.
Ни секунды не колеблясь, я извлёк хранившиеся у меня валлонианские знания, отгородил их и присвоил себе. Затем я снова приблизился к барьеру, распластался по его поверхности и тщательно исследовал её. Напрасно…
Подобно удару молнии, блеснула мысль. Я немного отступил и затем возобновил атаку, но уже осмысленно. Я знал, что делать.
Я отыскал цепь со слабым синапсом, проник в неё…
Я нанёс молниеносный удар, проник сквозь барьер и овладел зоной оптических рецепторов. Чужой разум бросился на меня, но поздно. Столкнувшись с моим стойким сопротивлением, его штурм ослаб и затем совсем прекратился. Я осторожно включил анализирующее восприятие. В зоне “лямбда-мю” появились какие-то импульсы, колебания. Я подстроил фокусировку…
И внезапно прозрел. Какое-то мгновение моё неустойчивое равновесие поколебалось от попытки направить поток внешних раздражителей в бестелесную концепцию моего “я”, но баланс быстро восстановился. Итак, я овладел кое-какими позициями и теперь смотрел на мир одним глазом, который отвоевал у своего захватчика.
И тут я едва не опешил.
Яркий дневной свет заливал покои Оммодурада; Окружающая картина изменялась по мере того, как моё тело двигалось, пересекало комнату, поворачивалось… Я ведь думал, что оно все ещё лежит в темноте, тогда как на самом деле оно расхаживало без моего ведома, побуждаемое чужим “я”.
В поле зрения попала кушетка, Оммодурада на ней не было.
Я почувствовал, как все левое полушарие, дезориентированное потерей одного глаза, переключилось на второстепенные ощущения, его сопротивление ослабло. Я мгновенно оставил свои позиции в зрительной зоне, применил временную травматическую блокаду входных нервов, чтобы воспрепятствовать захвату моей собственности чужаком, и сконцентрировал всю свою силу на слуховых каналах. Победа далась легко. Мой глаз сразу же скоординировал свои восприятия с информацией, поступающей по слуховым нервам… и я услышал ругательство, произнесённое моим голосом.
Тело стояла у голой стены, опираясь о неё рукой. В стене была пустая ниша, частично закрытая отодвигающейся дверцей.
Тело повернулось, направилось к двери и вышло в мрачный коридор, полный фиолетовых теней. Взгляд метнулся между лицами двух стражников. Те ошеломлённо вытаращились, раскрыв рты, и схватились за оружие.
— Вы посмели преградить путь Лорду Аммэрлну? — стегнул их мой голос. — Прочь с дороги, если вам дорога ваша жизнь!
И тело прошло мимо них, удалившись по коридору. Оно миновало большую арку, спустилось по мраморной лестнице, пересекло зал, на который я наткнулся, бродя по Сапфировому Дворцу, и вошло в Ониксовый Зал, где на высокой чёрной стене находилось золотое изображение солнечных лучей.
На возвышении, на троне Великого Властителя восседал Оммодурад, хмуро глядя на своего хромого сподвижника, чьи рыжие волосы на этот раз были скрыты под черным капюшоном. Между ними с руками, закованными в тяжёлые кандалы, стоял Фостер. Оммодурад обернулся; лицо его вначале побледнело, потом потемнело. Он встал, оскалив зубы.
Взгляд моего глаза упёрся в Фостера. Тот, в свою очередь, посмотрел на меня, и на лице его появилось растущее недоверие.
— Мой Лорд Ртр! — услышал я свой голос. Глаз скользнул вниз и остановился на кандалах. Тело отпрянуло, словно в ужасе. — Ты преступил все границы, Оммодурад! — грубо провозгласил мой голос.
Оммодурад шагнул ко мне, подняв свою огромную руку.
— Не смей меня касаться, грязный пёс! — взревел мой голос. — Клянусь богами, ты путаешь меня с простым смертным!
Невероятно, но Оммодурад остановился, пристально глядя мне в лицо.
— Я знал тебя как выскочку Дргона, мелкого Властителя, — пророкотал он. — Но сейчас я вижу за твоими светлыми глазами кого-то другого.
— Твоя непорядочность — вот то преступление, которое вынудило меня на такое превращение, — сказал мой голос. — Знай же, перед тобой в теле этого дикаря твой господин Аммэрлн!
— Аммэрлн!.. — Оммодурад дёрнулся, как от удара.
