– Искренности. Той, которая есть в тебе сейчас. – Харрисон нежно, но настойчиво привлек к себе Микаэлу и усадил на свои колени. – Ты должна понимать, что ты не неудачница. Иначе ты бы не смогла запустить телеканал.
– Я знаю. Я думала об этом и о том, как я всегда доверяла тебе, ощущала себя защищенной рядом с тобой. Сейчас я и себе доверяю. Во мне больше уверенности. Я знаю, что во мне есть настоящие женские чувства… их разбудил во мне ты. – Микаэла внимательно наблюдала за Харрисоном. – Нам нет никакого смысла жить раздельно. Ты мог бы переехать ко мне.
– Или ты могла бы переехать ко мне и вообще обвенчаться в церкви, но дело ведь не в этом, правда?
– Каковы твои условия? – спросила Микаэла, поглаживая его волосы и играя ими так, как ему нравилось.
– Меня бы вполне устроило такое скромное признание, как «Я тебя люблю».
– Сначала ты.
Микаэла опустила глаза, почувствовав, как его рука неторопливо, как свою собственность, сжимает ее грудь.
– Ты первая, – сказал Харрисон, целуя ее в шею и запуская руку под ее свитер.
Не спеша он стягивал с нее одежду, пока в руках не остался лишь тоненький кружевной бюстгальтер.
– Сначала ты, – прошептала Микаэла, когда Харрисон наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Люблю, – прошептал он, прижавшись губами к ее изогнутому дугой телу, когда они лежали на старой металлической кровати, одежда в полном беспорядке валялась на полу.
– Иди ко мне… – отчаянно прошептала Микаэла и со вздохом приняла его в свое тело.
Это была не просто физическая близость, скорее, это была печь, в которой сгорало прошлое и рождалось новое, это была буря, которая смешивала несовместимое, превращая страсть и будущее в одно целое. Они встретились в глубине, закружились в вихре, ослепленные охватившей их страстью, которая завертела их в своем безудержном вихре…
Потом они лежали обессиленные, их сердца еще бешено колотились, разгоряченные тела дрожали. Микаэла слегка приподнялась, и Харрисон отвел шелковистые волосы с ее влажной щеки. Ее голубые глаза были сонными, в них отразилось тепло произошедшего.
– Я действительно люблю тебя, Харрисон.
– Я знаю.
Он наслаждался настоящим и предвкушал будущее. Его любимая уютно прижималась к нему.
Микаэла легонько подергала волосы на его груди.
– А ты разве ничего не хочешь сказать?
– Только «ой!». – Харрисон взял ее за руку, и их пальцы переплелись. – Я решил подождать более подходящего, романтического момента.
Микаэла открыла рот от удивления, ее игривое настроение тут же пропало. Она стала вырываться, и Харрисон крепко обнял ее.
– Отпусти, я встану.
– Нет. Мне это доставляет слишком большое удовольствие.
Потом, потеряв равновесие, Харрисон свалился с узкой кровати, увлекая за собой Микаэлу.
Когда они лежали на полу, она сначала усмехнулась, а он начал хохотать, как будто теперь у него было все, о чем он раньше и не мечтал.
– Ну хорошо, я люблю тебя, – наконец произнес Харрисон и увидел, как потеплел взгляд этих сказочных голубых глаз.
– Ты ведь знаешь, что говорят о Лэнгтри, не так ли? – спросила Микаэла.
– Знаю. Говорят, что, когда дикое сердце Лэнгтри попадает в плен, оно остается верным навсегда.
– Никогда не сомневайся в этом, любимый, – прошептала Микаэла и положила голову на плечо Харрисону. Он увидел ее сверкающую монету. Спи, Клеопатра. Твоя работа выполнена.
Теперь монеты Лэнгтри были собраны, и снаружи старой хижины, казалось, стих зловещий горный ветер – Клеопатра обрела покой рядом со своим мужем Захарией.
