одних чувств мало, необходимы доказательства. Как же их добыть? Крэндал был предельно осмотрителен, и Моргану никак не удавалось проникнуть в его тщательно законспирированный преступный синдикат. Но сейчас все изменилось.
В городе появилась женщина по имени Лили Блэкмор. Всем было известно, что она – любовница Крэндала. И эта женщина собиралась нанять человека для проведения ремонта в своем доме.
Три долгих и жарких летних дня прошли с тех пор, как Морган получил это место. Но за все это время он даже мельком не видел женщину, ради которой появился здесь. Более того, он не слышал ее голоса, как, впрочем, и простого упоминания о том, что она действительно находится в Блэкмор-Хаусе, доме, где, как ему было известно, она родилась и выросла.
Он столкнулся с ней только ночью, когда, мучимый бессонницей, бродил, по вымощенной плитами дорожке позади дома.
«Это, несомненно, она!» – подумал он. Его густые темные брови непроизвольно взметнулись вверх. Кто еще это мог быть? Кто еще мог бы стоять на веранде, не обращая внимания на то, что тонкие белоснежные шторы выбиваются из беспечно распахнутых окон и дверей и трепещут на ветру, едва не задевая ее!
Несколько секунд Морган стоял в тени. Он смотрел. Он ожидал услышать музыку, громкий смех – признаки шумного веселья окончательно убедили бы его в том, что он прав и перед ним действительно Лили Блэкмор. Но здесь царила абсолютная тишина, а представшей перед ним женщине, судя по всему, было не до смеха.
Она стояла, повернувшись к нему спиной; ее волосы были распущены. Когда он присмотрелся получше, то понял, что она уже переоделась для сна. На ней была ночная рубашка из мягкой ткани на удивление строгого покроя, пуговицы застегнуты до самой шеи. Поверх был наброшен тончайший кружевной пеньюар.
Белое кружево. Принцесса в белых кружевах.
Эта мысль удивила его, заставила встряхнуться, чтобы избавиться от наваждения. Хотя Морган никогда не встречал ее, ему был прекрасно знаком этот тип женщин. Они могут выглядеть невинными, как школьницы, но это лживая невинность. Складки пеньюара не могли скрыть изящных изгибов ее тела – тела женщины, ради которой, как он слышал, множество мужчин – сентиментальных романтиков и практичных буржуа – готовы были отдать свою жизнь.
Морган раздраженно одернул себя: он ничем не отличается от ее бесчисленных поклонников, раз стоит словно монумент и никак не может оторваться от созерцания ее прелестей. Так и не осознав причины того, что же мешает ему, оставшись незамеченным, просто вернуться в свою комнатушку во флигеле, он сделал шаг вперед и произнес:
– Привет! – Его низкий голос словно взорвал тишину лунной ночи.
Она резко обернулась в испуге. Белый пеньюар вихрем белых кружев окутал ее лодыжки, приоткрыв маленькие, изящные босые ноги.
Морган внезапно ощутил, что, несмотря на охватившее его раздражение, не может противостоять совершенно иному чувству – будто теплая волна окатила все тело. Неудержимо и властно его влекло к ней, ему казалось, что он уже прикасается к этой женщине, ощущает ее. Он хотел ее.
Пораженный этим открытием, Морган замешкался. Испытывая неловкость, в следующее мгновение он заглянул в ее бездонные глаза, и его желание столь же необъяснимо и стремительно, как возникло, уступило место другому ощущению, точно определить которое он не мог.
Он невозмутимо расправил плечи и попытался придать лицу отсутствующее выражение. Но мысли его путались. Возможно, он ошибся? Несомненно, ошибся! Это не она. Она никак не могла быть той женщиной, которую весь Нью-Йорк называл Пурпурной Лили.
Нет, все это эмоции, которым не следует поддаваться. Он прищурился и резко, глубоко вздохнул, стараясь вновь обрести равновесие. Так кто же все-таки эта женщина?
Она по-прежнему стояла неподвижно, ее темно-каштановые, почти черные волосы рассыпались по плечам. И она была так бледна, что цвет ее лица мог сравниться разве что с белоснежным кружевом пеньюара. У нее были ярко-красные полные и очень чувственные губы. Но странно – они подрагивали. А глаза! Синие, широко распахнутые, они были полны слез.
Заглянув в эти бездонные глаза, Морган понял, что женщина ощущает страшную пустоту внутри, будто лишившись чего-то очень дорогого и потеряв всякую надежду когда-либо обрести это вновь.
И опять он поймал себя на мысли, что чувства вот-вот одержат над ним верх, – больше всего в этот момент ему хотелось приблизиться к этой женщине, заключить ее в объятия, чтобы защитить от любого, кто осмелится обидеть ее. Но, овладев собой, он лишь довольно сухо спросил:
– Что случилось?
Она опустила глаза, протянула вперед руки, и только тут Морган заметил, что ее ладони покрыты кровью. Сердце его бешено забилось.
– Ради Бога, что здесь произошло? – Забыв обо всем, он устремился вперед и несколькими стремительными рывками преодолел разделявшее их расстояние.
Она же продолжала молча смотреть на свои руки, как будто надеялась, что ответ на его вопрос даст кто-то другой и ей самой не придется ничего объяснять.
– Они ненавидят меня… – наконец произнесла она потерянно.
Ее голос был едва слышен, слова прозвучали в тишине теплой ночи, как шелест опавших листьев, увлекаемых по мостовой осенним ветром.
– О чем вы? – не понял он. Его сердце по-прежнему билось с неистовой силой.
Но когда Морган поднялся на верхнюю ступеньку крыльца, все встало на свои места. Он увидел, что белая стена веранды испачкана краской. Так это красная краска – не кровь!
Пурпурная Лили.
Всего два слова. Но и этого достаточно.
