Оливера видно не было.
– Проклятье, Мун, останови чертову лодку, – донесся до Габриэль отчаянный крик Джо.
Ее окутала темнота, солоноватая вода забила нос. Позже она подумает, как было странно, что она не слышала ни звука, не видела ничего, кроме набухшей от воды шапки Санты.
Оливер должен быть жив.
Но почему же ей его не видно? Может быть, он стукнулся головой о лодку, когда бросился вперед? Может быть, его затянуло под одну из лодок?
Все могло быть.
Она вдохнула, оттолкнулась и глубоко нырнула, пытаясь определить какое-нибудь движение в черноте, увидеть маленького, беспомощного мальчика. Вынырнув, чтобы вдохнуть снова, она остановилась на одном месте, разглядывая поверхность воды, и в пятнадцати футах вниз по течению, немного в стороне, ей показалось, что она увидела голову.
Потом Габриэль будет удивляться, почему у нее заболело горло. Она не слышала ничего, но остальные слышали – при каждом взмахе руки она выкрикивала имя Оливера.
Когда Габриэль наконец подплыла к точке, собрав последние силы, точка закачалась, стала больше и превратилась в голову Оливера с широко раскрытыми удивленными глазами. Он, как поплавок, плыл по течению.
– Эй, Габби, – произнес он, когда она поймала его и обняла, стараясь удержаться на месте, пока Мун и Джо не развернут лодку. – Здесь здорово, но мне становится холодно. Сейчас нельзя вернуться на лодку?
– Обязательно, дорогой. – Ее сотрясали рыдания. Она опустила подбородок на его мокрую голову. – Все что хочешь.
Когда лодка Муна подошла к ним и Джо вытащил ее и Оливера, она поняла, что в ее жизни самое главное.
Она хотела, чтобы Джо и его упрямый, запуганный, недоверчивый сын стали частью ее жизни. А она – частью их жизни. Больше всего на свете ей было нужно красить новой краской стены и делать костюмы ко дню Всех Святых, каждое утро просыпаться и слышать дыхание Джо ей в ухо и посапывание спящего в соседней комнате Оливера.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Джо выхватил Оливера из рук Габби и передал его Нетти. Потом стал вытаскивать Габби, мокрую, дрожащую.
– Оливер? – задыхаясь, спросила она.
– Оливер в порядке. Он считает, что у него было добавочное приключение. Надо высушить вас обоих. У нее стучали зубы.
– Пошли, Душистый Горошек, ты холодна как лед. – Стараясь согреть ее, он растер ей руки и обернулся к Нетти.
Та принесла полотенца.
– Люблю, когда все приготовлено заранее, – приговаривала она. – Даже и для полуночных купаний.
Габби спустилась вниз поискать какую-нибудь одежду для себя и Оливера. Тот был готов продолжать путешествие, и после пережитого страха никто не отважился отказать ему в этом удовольствии. Джо точно не мог. Мальчишка был выносливым, это ясно.
Крепко прижав его к себе, Джо стиснул зубы. Он боялся завыть, как раненый пес, от неизвестного ему прежде, поднимающегося изнутри ужаса. Оливер. Габби. Он мог потерять сына. Мог потерять ее.
На всю жизнь он запомнит фигурку Габби, разрезающую воду в свете прожекторов, прилипшие к голове волосы, когда она обхватила Оливера, чтобы они видели, что он в безопасности.
Она вернула ему сына.
Джо не давал никому держать мальчика. Он стоял и молча благодарил Яну за подарок, который она ему сделала.
Больше не имело значения, почему она указала его фамилию в свидетельстве о рождении. Ему было все равно, одурачила она его или нет. Он шепотом поблагодарил и простил ее.
Джо вдруг почувствовал, как боль, с которой он жил всю жизнь, отпустила его и улетела, как шарик в темноту.
По дороге домой Оливер уснул. Его слипшиеся волосы царапали Джо щеку.
Уложив Оливера в постель, Джо отправился в душ. Он долго стоял под обжигающей горячей струёй, и по его лицу текли слезы, смешиваясь с водой и мылом. Он прислонился лбом к запотевшему кафелю и, не сдерживаясь, заплакал, впервые с тех пор, как был пятилетним мальчиком.
На следующий день вечером Нетти и Майло пригласили Оливера в кино на плохой фильм.
– На самый плохой, чем хуже, тем лучше. И с воздушной кукурузой, – добавил Майло. – Мы собираемся сидеть до полуночи. Если ты вынесешь присутствие стариков, конечно.
Джо не хотелось отпускать Оливера. Но он согласился.
Для блага Оливера.
Оставшись дома один, он сел перед елкой, глядя на мерцающие огоньки и слушая поскрипывания и вздохи дома.
