дарханскими воеводами и со стимфальскими пограничными рейнджерами. Он регулярно бывал на подвластных Дархану землях и на это, по причине множественности его связей, приходилось смотреть сквозь пальцы — тем более что Щур наладил снабжение Гарнизона тамошними газетами и журналами, подписавшись совершенно официально — и Холлу пришлось овладевать дарханским. Но тогда они ехали на Шомокшу.
Ехали, разумеется, на съемку. Все геодезические треноги уже погрузили, и тут-то к Холлу подошел Щур — приземистый дедок с молодыми зелеными глазами. По озерным лабиринтам и урочищам распространилась весть — Гия Хидашели на неделю раньше обычного снялся с летних стоянок в Ковде и направился в Шамплейн. Холлу тогда пришли в голову две мысли одновременно — первая та, что он теперь знает, где искать Гию, а вторая — что Щур, естественно, успел сообщить и где искать его, Холла.
На следующий вечер они уже приплыли на место, и возле блокгауза, здоровенного сарая на фундаменте из камней, вытащили баркасы на берег. Холл прошелся до галечного мыса, посмотрел на протоку, на соседний высокий остров, где по воле оползня выдвинутые из бурелома лиственницы и кедры окунали кроны в воду, и его что-то толкнуло изнутри. Шомокша — правый приток Пудожа; если верить Щуру, Гия вышел в Шамплейн сутки назад, с сегодняшним днем — двое. Про здешний блокгауз знает вся тайга. Если Гия, выйдя из Ковды, повернет не на север, как все ждут, а на восток, то уже сегодня ночью он может быть на Шомокше.
Течение беззвучно колыхало водоросли, над ними на секунду остановилась форель, мигнула серебряным боком и исчезла. Холл оглянулся на лес, скрывший лагерь, потом снова посмотрел на воду и остров. Вплотную тут не встанешь, но через пустошь всего метров сто. Пойдут ли они ночью?
Он не выставил на ночь дозора и спал «волчьим сном» — просыпался каждые полчаса, косился на часы, и едва начало светать, тихо разбудил Кантора. Они подхватили винтовки и пошли на мыс.
Изобразив классическую шестидесятиградусную позицию, Холл уложил Кантора глубже по берегу, в можжевельник, а сам уселся метрах в двадцати от воды, за горой плавника, среди отполированных временем коряг против устья протоки.
В неверном утреннем свете каменная россыпь казалась серым пятном, мох — густой тенью, острова не было видно, над протокой плыл туман, и солнца было ждать еще долго. Холла пробирала дрожь, дерево отдавало холодом и влагой, тишина, ни дуновения ветерка. Глупо, думал Холл, иллюзия, могло запросто примерещиться, нет тут никого, нервы; что ж, и беды большой нет, полежим с Кантором пару часов...
В этот момент, распоров завесу, из тумана длинным черным ножом выскользнула лодка и через минуту зашуршала днищем по едва прикрытой водой прибрежной гальке. Четыре человека, спрыгнув на мелководье, легко вытащили ее до половины на сушу и, не задерживаясь, пошли прямо на Холла.
Четверо. Они шагали, не особенно оглядываясь по сторонам, быстро, но не торопились, свободно опирались руками о ремни своего оружия — два «галиля», стандартная тридцатизарядка, а тот, что шел впереди, нес маузер стволом вниз. Все чернобородые, в бараньих куртках мехом внутрь, в мягких сапогах.
Да, тот шел впереди. Холл сразу понял, кто это. Он был высок, строен, но широк в плечах, иконописное лицо, темная грива волос, сросшиеся брови, клинья бороды поднимаются к глазам безукоризненно правильного разреза, бог ты мой, ему еще не было двадцати четырех!
Гия. Он должен был пройти в пяти метрах от Холла. Чего он хотел? Напугать и посмеяться? Равнодушно убить? Предложить договориться? Легенда рисовала атамана оригиналом и выдумщиком, но Холл думал тогда совсем о другом. Дикая красота и сосредоточенно-вдохновенный вид таежного богатыря оказали на него странное действие. Этот человек шел наводить порядок у себя дома. Дома. Что за странная власть скрыта в этом слове? Холл вдруг вспомнил Лейден, ветви деревьев за окном сто двадцать седьмой семинарской аудитории, обшарпанный подоконник; он лежал, переплетя пальцы на шейке приклада, затворная ручка холодила мизинец, и происходящая ситуация показалась ему настолько идиотской и неправдоподобной, что начал разбирать смех, а тем временем Гия был уже в сорока шагах, можно было ясно различить шитье швов и пестрые клоки овчины на отвороте его куртки, прижатом тонким ремешком от деревянной кобуры. Холл вернулся к реальности.
Когда они с Кантором поднялись и подошли, Гия был еще жив, еще сжимал в руке пистолет и, умирая, долго ворожил Холла испытующим взглядом, черты его оставались почти спокойными. Кантор обернулся.
— Вроде наши стреляют, — сказал он, прислушиваясь.
За лесом и вправду, докатываясь сквозь туман, перестукивались выстрелы. Холлу словно демон что-то шепнул. Он закинул равнодушного ко всему Гию на плечи и, скомандовав Кантору: «Тащи всех сюда», побежал к берегу. Пробитые и изуродованные тела, в которых вдоволь нагулялся эффект опрокидывающей пары, побросали в лодку и оттолкнули от берега; Холл поднял Гиев маузер и опустошил всю обойму, целя в борт ниже ватерлинии; увидев, как на торчащие в беспорядке руки и ноги ударили косые струйки, зашвырнул пистолет на середину протоки. Потом, взяв винтовки, побежали к блокгаузу.
Там ничего выдающегося не случилось — на них с противоположного берега натолкнулся точно такой же, только дарханский, лесной патруль. Произошел обмен любезностями карандашного калибра, ни та, ни другая сторона чрезмерного пыла не проявила, вброд никто не полез, и засим мирно разошлись. Двоих поцарапало, убитых нет, моторы целы, рация тоже.
Демон, смутивший Холла, оказался прав — Гия никому не сказал, что отправляется проведать Тигра, и когда старший Сарчемелия, Ража, двинулся разыскивать своего лейтенанта по всему Шамплейну, то не нашел ни кострища, ни стреляной гильзы. Мысль о Шомокше никому в голову не пришла, Гия пропал, как в воздухе растворился. Лишь Кантор просил Бога простить ему этот грех; слыша это, Холл лишь пожимал плечами.
По Озерному Краю поползло очередное суеверие: дескать, Тигр продал душу дьяволу, если не того хлеще и сам он не из той компании, недаром говорит на всех языках, и его видели в нескольких местах одновременно, бедный Гия! Тигр этот колдун, дело ясное. И в Ниндоме давно нечисто.
Колдун развернулся вовсю. В него стреляли, да не убили; он достроил свой полигон и провел там инструкторский семинар, исправно гонялся за братцами Сарчемелия — кстати, и они за ним, — и как-то раз обе компании встретились. Безымянное озерко в устье Пудожа — но роковое выяснение отношений не состоялось. К тому моменту и люди Сарчемелия, и люди Холла настолько изголодались и измучались, великий закон тайги: не поел — не пошел, что даже общая озверелость не смогла преодолеть упадок сил и заставить взяться за оружие. Оглядев друг друга на экскурсионный манер и ограничившись вялыми обещаниями, враждующие кланы расстались.
Ража и Гурам Сарчемелия погибли нелепо и бессмысленно — год спустя обоих в припадке ярости застрелил Гуго Звонарь, когда они сдуру попытались взять его заложником во время переговоров о принятии переселенцами нейтрального статуса.
Так тянулось деревенское житье-бытье Холла, и неизвестно, куда бы оно в конце концов завело, если бы не события, открывшие новую страницу в летописи Территории. н начале нового, шестьдесят третьего года, близ поселка под названием Ртвели, ударил первый нефтяной фонтан.
Сейсморазведка и всякая другая, проведенные в темпе хорошей лихорадки, подтвердили казавшееся некогда сказкой предположение: Территория полна нефти, как пирог — варенья, и запасы ее превосходят все доселе известное. Мысль о том, что углеводородное сырье для органического синтеза, стоимость которого до сих пор входила в первую десятку бюджетного списка всех государств, можно просто так выкачивать из земли, привела мировое сообщество в состояние, близкое к шоковому — даже если учесть, что добыча и доставка с Территории поднимали цену как минимум в пятьдесят раз.
Когда схлынула волна первых восторгов, возник вопрос, который никого не волновал последние двести лет — а кому, собственно, принадлежит Территория? На это могли реально претендовать две державы — Дархан и Стимфальский союз. Дархан, бывший союзник недоброй памяти Криптона, был вынужден поставить сей юридический казус на повестку дня комиссии ООН, так как Стимфал по этому поводу хранил неопределенное молчание. Возникал зловещий вопрос «как делить?» — от него во все времена пахло порохом, а тут еще приходилось иметь дело с Кромвелем, который, как известно, ничего и ни с кем делить не желал.
В Стимфале мало интересовались дебатами в комиссиях. Там со всей возможной быстротой строили
