противопоказано, хотя самые любопытные за информацией о ней, могут обратиться к первоисточнику. Остальным вполне достаточно будет знать, что Пацук бессовестно надрал идей из “Вечеров на хуторе близ Диканьки”, сводок телевизионных новостей, собственного быта и воображаемых подробностей из жизни зубоскала. Смесь получилась гремучая, и ничего удивительного не было в том, что вышеуказанный зверь выбрался на скалу и возмутился.
– Ты чего врешь-то, хохлацкая морда! – заявил зубоскал, глядя на есаула сверху вниз. – Где ты видел, чтобы мы птичьим пометом желудок чистили да еще при этом кузнеца Вакулу на себе в Питер таскали? И вообще, крыс мы не едим. Тут и крыс-то нет!
– А где есть? – полюбопытствовал Микола.
– У вас, на Земле, есть. Еще на одной планете после ядерной войны они, к сожалению, оказались единственным видом млекопитающих, а больше крысы нигде не существуют, – веско заявил полумистический зверь.
– А ты откуда знаешь? – ехидно поинтересовался Микола.
– Я все знаю. А вот откуда – не скажу, – отрезал зубоскал. – Это каким же я мистическим зверем буду, если все свои секреты первому попавшемуся драному хохлу рассказывать стану?!
– Как хочешь. Ты слушать пришел?.. Вот и слушай, – отрезал Пацук, совершенно не обратив внимания на оскорбления странного зверя. Хотя не удержался и наверх посмотрел.
Нельзя сказать, что зубоскал оказался до невозможности странным существом. Естественно, зверь этот, проводивший большую часть жизни в высокогорных поясах, был чрезвычайно мохнатым. Шерсть на зубоскале была странного серебристо-голубого цвета. Морда походила на собачью, хотя Микола никак не мог понять снизу, челюсти у зубоскала сильно вытянутые или это обычный клюв. Зато прекрасно рассмотрел передние лапы, похожие на обезьяньи, и длиннющий хвост, украшенный на конце кисточкой. И еще – огромные уши, видимо, необходимые зверю для лучшего восприятия услышанных историй.
Впрочем, долго любоваться зубоскалом времени у есаула не было. Сделав вид, что обращает на мистического зверя не больше внимания, чем слон на постельного клопа, Пацук продолжил свою историю, с каждой секундой добавляя все больше и больше подробностей относительно того, как именно зубоскалы проводят свое личное время. Зверь его внимательно слушал, сдержанно рыча, но под конец снова не выдержал.
– Ну, все, ты меня достал! Сейчас я тебя вырублю, – пригрозил Миколе зубоскал и заорал во все горло: – СПАТЬ! Спать, говорю! Даю установку на то, что во время твоего сна исцелятся все мои родные, у тебя рассосутся швы на скафандре, исчезнет потребность в еде и питье и полностью остановится дыхание. СПАТЬ, кому сказал!
– Вот ведь воно ж какое голосистое животное мне попалось, – удивился Пацук, услышав, как кто-то, видимо, Насан, грохнулся в обморок. – Глядите, как орет. Километров на пять, наверное, отсюда всех маммидов в транс ввело.
– Я Чегото не понял, – оторопел зубоскал. – Ты не один, что ли, пришел?
– Ну, если ты такой всезнайка, сам на этот вопрос и отвечай, – пожал плечами есаул.
– Неет! Мы так не договаривались. И вообще, правила написаны не для того, чтобы их нарушать, – заявил обиженный зверь. – Короче, разговора с тобой у нас не получится. Пошел я отсюда, и больше вы меня не увидите. – Голова зубоскала исчезла за козырьком, и тут же оттуда раздался дикий визг, а затем и голос Шныгина:
– А вот уйти у тебя уже не получится. Поздно, еври бади!
– Пусти меня, мурло кацапское! – снова услышал Микола визг зубоскала. – Нельзя меня ловить. Правилами не положено.
– Да плевать я хотел на твои правила, – буркнул Шныгин и рявкнул: – Ганс, твою мать, ты притащишь сюда этот гребаный спальный мешок или нет? Мы с Джоном этого гада держать задолбались. Вертится, урод, как приличная теща у плиты на Масленицу…
Часть III
МАКСИМАЛЬНОЙ УСКОРЕНИЕ
Глава 1
Грех бродил по кремлевским коридорам, страстно убеждая себя, что ему тут делать нечего, но из этого ровным счетом ничего не получилось. После постыдного провала с посудомойщицей Клавой, причем и в прямом, и в переносном смысле этого слова, грех решил навсегда покинуть стены и Кремля в частности, и России вообще, но сделать это почемуто не удавалось. Вон уборщица зубочистку из слоновой кости со стола пресс-секретаря сперла. Там дородная повариха шмат баранины в бюстгальтер прячет, а чуть подальше охранник, вместо того чтобы на посту честь страны блюсти, эту самую страну бесчестит, рассматривая самый настоящий американский журнал с голыми девками. А то сейчас такой литературы в родимом отечестве мало выпускается!
В общем, куда ни кинь, всюду клин. Грех то есть.
Прямо не Кремль, а Содом и Гоморра, и все из-за того, что грех из Кремля никак уйти не мог, поскольку без пропуска в это здание не только не впускают, но еще и не выпускают оттуда, да еще и посудомойщица Клава умудрилась когда-то отыскать для греха тайный вход. Не намеренно, конечно, а исключительно из-за собственной темпераментности, но легче от этого греху не стало. Во-первых, потому что выяснилась абсолютная безгрешность Президента – как это и полагается главе государства Российского! – и провал миссии обиженного греха. А во-вторых, человек, который его в Кремль ввел и без которого он не мог назад выйти, то бишь вышеуказанная посудомойщица куда-то бесследно пропала. Ну, по крайней мере, сам грех отыскать ее не мог, а министр обороны предоставлять такие сведения отказывался. Он был влюблен. А для влюбленных, как известно, греха не существует.
Впрочем, сам министр обороны ни о своей влюбленности, ни об искушении грехом не ведал ни сном ни духом. Он уже давно находился в том критическом возрасте, после которого люди вообще думать о новых грехах перестают в силу сбоев физиологических функций организма. А уж о любви и тем более не помышляют. Ну а повышенную потливость ладоней, частую задумчивость и блуждающий взгляд, томление в груди и тягу к стихосложению Игорь Сергеевич объяснял обычным переутомлением и расстройством пищеварительного тракта. Возраст, знаете ли!..
Именно так он и изложил ситуацию ворвавшемуся в кабинет секретарю, заставшему министра обороны в состоянии глубокой апатии, тупо уставившегося на совершенно пустую стену.
– Игорь Сергеевич, вы себя хорошо чувствуете? – забеспокоился секретарь, тщетно пытаясь взмахами рук перед носом министра привлечь к себе внимание. – Игорь Сергеевич, вам плохо?
– А? Что случилось? – удивленно поинтересовался министр обороны, выйдя из ступора и увидев перед собой отчаянно семафорившего секретаря.
– Я по селектору с вами уже десять минут пытаюсь связаться, а вы никак не реагируете, – пролопотал секретарь. – Вас господин Президент к себе вызывает.
– Да? – удивился Игорь Сергеевич. – Ладно. Пойду схожу. Хотя ума не приложу, что ему от меня могло понадобиться?!
Секретарь, посмотрев вслед удаляющемуся министру обороны, сокрушенно покачал головой и подумал, не стоит ли на всякий случай вызвать врача. А то как бы не заразил Игорь Сергеевич Президента какой- нибудь гадостью. Впрочем, поскольку поблизости шатался грех, секретарь докторов не вызвал.
Вместо этого он самым наглым образом присвоил “Паркер” со стола министра обороны и, вернувшись в приемную, сделал вид, что поглощен работой.
Игорь Сергеевич о коварстве секретаря так ничего и не узнал. Он вообще в последнее время мало что знал, а соображал еще хуже. Секретные сведения, передаваемые ему ежедневно, в одно ухо влетали, а из другого вылетали, и хорошо только то, что ловить их было некому. Кроме, разумеется, греха, а тому секретные сведения, что бульдозеру – запаска от “Запорожца”. Министр обороны стал жутко рассеянным, совершенно забыл о своих обязанностях, зато взялся ежедневно инспектировать кремлевскую столовую. А после исчезновения Клавы и вовсе стал заходить туда по пять раз на дню. Вопросов, правда, не задавал,
