видеть вашу!
Сашка в знак согласия закивала головой.
— Да, мы договорились, — прошептала Валентина и взглянула на девочку Вылитый отец, даже косолапит в точности как он… Папина дочка…
— Осматриваем офис, — усмехнулся президент. — «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои…»
Да… — он как-то странно, подозрительно растерялся перед буквой 'д'. — Там Юлия Леонидовна… Вы не могли бы потом…
И улыбнулся дочке.
Они побыли еще минут пять. Сашка внимательно осмотрела каталоги с ненужными ей пока до поры лифчиками и трусиками-соблазнителями, очевидно, постаралась кое-что запомнить и сделать для себя далеко идущие выводы, но промолчала, не задала ни единого вопроса и снова вцепилась в ладонь отца.
— Пожалуйста, насчет Юли… Не забудьте, — попросил шеф, выходя.
Недоумевающая Валентина немного выждала, чтобы дать папе с дочкой приличный запас времени для прогулки по коридору, и побежала к Юльке. Валя нашла исполнительного директора в настоящей истерике.
— Как только шеф вышел с дочкой и она их увидела, то как бросится бежать! — шепотом поведала Валентине Тамара. — Забилась в угол, не хотела идти в свой кабинет! Ревет, что-то бормочет, прямо как ума лишилась! Жалко, конечно, но не очень понятно! Хотя она уже всех здесь так заела, что не многие и пожалели! Некоторые менеджерши так и сказали: «А поделом! Может наконец отольются ей наши слезки!»
' — Тамара выложила наболевшее: Юлька давно перешла все границы. Она просто считала, что ничего недозволенного для нее не осталось, разрешила себе все — это президент ей все разрешил! — и поняла наконец, что такое монархия и культ личности. Исторические понятия она упоенно ежедневно воплощала в свою личную жизнь.
— Ты дура! — говорила Юлька менеджерше, лет эдак на пятнадцать старше ее. — Неужели непонятно, что этого делать было нельзя? Так поступить могла только полная, законченная идиотка!
— Ты хоть что-нибудь соображаешь?! — кричала Юлька на новую бухгалтершу. — Нет, тебя тоже убирать надо!
И тотчас шла жаловаться в кабинет.
По ее доносам уволили многих. Юлию Леонидовну начали бояться.
— Я занята! — грубо обрывала она обращающихся к ней с вопросами сотрудников. — Зайдете позже!
Это «позже» могло и никогда не наступить, в зависимости от неровного, как мартовская погода, настроения резкого исполнительного директора. Но тревожить ее лишний раз было равносильно своему смертному приговору, поэтому в офисе понемногу привыкли обходиться собственными силами и советами бывалых. Например, той же Валентины.
Она не оправдывала Юльку, хотя ни разу не сказала ни одного слова против. Она даже в чем-то ее понимала: жизнь во многом обобрала синеглазую девочку. А обсуждать чужую духовную нищету, и осуждать, и спорить, кто сам куда себя привел, независимо от обстоятельств. Валя не умела и не хотела. И сейчас она старалась помнить лишь одно:
Юльке плохо. И надо помочь. Все остальное не имеет значения. Хотя значение имело как раз все остальное…
Юлька уже отрыдалась и, отрешенная, притихшая, сидела в маленькой темной комнатенке возле столовой. Сюда сваливали ненужный хлам: старые каталоги и проспекты, исписанные блокноты, битые дискеты… Когда на капризную, избалованную уборщицу Зину, нехотя прибирающую четыре комнаты офиса, накатывали беспокойные воспоминания о черном закутке, она проворно бросала мусор в мешки и выкидывала. Но уже через две недели комнатушка была полным-полна, как песенная коробочка, а уборщица Зина снова брезгливо обходила ее стороной.
Юлька несколько раз выдвигала свое излюбленное предложение выгнать ленивицу. Но президент уже уволил двух Зининых предшественниц, якобы не гнушавшихся пылесосить, смахивать пыль со столов и даже — это просто невероятно! — мыть туалеты. И осознал, что дефицитнее уборщиц в Москве только дворники. Каждая норовила работать в нескольких фирмах, и потому проку от них было мало.
Поэтому теперь притихшая Юлька смирно сидела на пыльных каталогах и журналах, поджав под себя ноги, и смахивала на роденовского «Мыслителя».
Валентина насильно сунула безразличной ко всему Юльке валидол и без всякого интереса спросила, в чем дело. Она просто выполняла просьбу президента.
«Что опять случилось с тобой, девочка? Почему, Юленька, у тебя глазки заплаканы, а щечки натерты кулачками докрасна? Жанна на время заткнулась, жена испарилась, про Валентину тебе пока ничего не известно… Тогда чего же ты ревешь, бесталанная?!»
Не до Юльки было сейчас Валентине. Мыслями она была в другом месте: в покрытом сугробами, полусонном, еле глядящем из-под белых снеговых ресниц парке, возле раскатанной до паркетного блеска, причудливо петляющей лыжни, где в воскресенье — а это уже через два дня! — она увидит президента с дочкой…
Пока с дочкой…
— Сушечка… — сказала Валентине Юлька. — У меня мама… Она очень своеобразная женщина.
Она все время боялась, что я давно не девушка…
И один раз даже отвела меня к врачу, чтобы проверить и убедиться, что в жизни все еще статус-кво…
Сначала он притащил сюда жену.. Теперь дочку…
Это что, нарочно, чтобы подтвердить то, о чем я и так давно прекрасно знаю? Чтоб меня унизить?
— Он никого не привозил. Так получилось, — попыталась объяснить Валентина. — Стечение обстоятельств…
Возможно, вскоре ситуация станет еще сложнее.
Почему Валентина так легко на это соглашается?..
Вот только не надо о любви… Но тогда о чем же?..
Юлька ее не слушала и не слышала.
— Разве можно так бить человека? — бормотала она. — Ну разве так делают? И того, кто тебя… И за что?.. Я ведь ничего ему не сделала…
Валентине очень захотелось к месту припомнить всех незаслуженно оскорбленных и униженных Юлией Леонидовной сотрудников, вспомнить ее хамство и наглость, ее вызывающий, дерзкий вид, ее замашки распоясавшейся фаворитки, но она взглянула на несчастную злодейку и передумала. Глупо все это и никому не нужно… Как-то низко…
Валентина многое оправдывала любовью. Понимала, что ею извинять нельзя, это не аргумент, не доказательство для адвоката, только ничего с собой поделать не могла. Она ясно видела, что девочка любит.
А все остальное… Именно сейчас силу приобрело все остальное.
— Ты не правильно понимаешь, — сказала Валентина. — Это никакая не демонстрация. И вообще, у него очень милый ребенок. Ты в любом случае не имеешь права отвергать девочку! Ты, наоборот, должна была к ней подойти, поговорить с ней! Чтобы ребенок тебя полюбил! Вот ушлая Жанна небось перед малышкой ужом вилась!
— Ты угадала! — удивленно сказала наивная, при всей ее грубости, Юлька. — Вилась анакондой! И задала прорву дебильных вопросов из детских поэтических сериалов типа «А у нас в квартире газ, а у вас?» и «Как живете, как животик?».
— Вот видишь! — кивнула Валентина. — А ты действуешь ему на нервы, тогда как для него весь смысл жизни — его Сашка! Ты разве до сих пор не поняла?
Он и думает в основном лишь о ней!
— Не поняла… — Обескураженная Юлька растерянно погладила себя по плечу. — Какая ты умная,
