Братец таксист протянул руку, я понял, вложил в эту руку пятнадцатизубовик и, громко хлопнув дверцей автомобиля, выбрался наружу, при этом чуть не столкнувшись с каким-то почтенным братцем пятнадцатизубочником. Кое-как увернувшись от столкновения, я даже успел почтительно приподнять корону. Братец пятнадцатизубочник лишь что-то пробурчал себе под нос, видимо, какое-то нравоучение, но так как из-под его носа я ничего не расслышал, то нравоучения не понял, а так как не понял, то вошел в родной департамент без всяких нравоучений.
Братец ассистент при знамени братец Мона Лиза сидела в своей отгороженной от бронированного хранилища толстой бронированной перегородкой маленькой бронированной ассистентской.
— Привет, — радостно сказала он, растянув в радостной улыбке ярко-белые от губной помады губы.
— Привет, — радостно сказал я. — Ну что у нас тут, братец, новенького?
— Тобой интересовался братец Цицерон II. Просил зайти, как только закончишь инструктаж. — Ударение он сделала на слове «просил».
— Просил? — очень сильно засомневался я.
— Да… представляешь, именно так и приказал. С чего бы это, подумал я одной мыслью, что могло произойти такого, что заставило начальника департамента
— Что у нас сегодня? — справившись с удивлением, поинтересовался я.
— Две группы, — радостно улыбаясь, ответила радостная братец Мона Лиза.
— Состав?
— Десять и восемь братцев.
— Время?
— Девять тридцать и четырнадцать ноль-ноль.
— Ясно.
Набрав сверхсекретный шифр, я открыл толстую бронированную дверь, с которой сорвал сверхсекретную печать. Вошел в хранилище. Сделал запись о своем прибытии в журнале прибытия. Сел на стул, стоявший непосредственно под портретом Самого Братца Президента, и стал испытывать радость от того, что под ним сижу. Но в желудок опять полезли разные мысли. Я попытался их разогнать, они меня не слушались и не разгонялись. А не разгонялись они потому, что я постоянно думал о встрече с братцем Принцессой, вспоминая наши с ним откровенные разговоры, в том числе свои собственные разговоры о том, что иногда мне кажется, будто бы я не очень счастлив.
А что, братец Пилат III, сказал я себе, давай вот так, спокойно, без всяких эмоций, с тобой разберемся, что нам кажется и насколько нам кажется, совсем ты спятил или только чуть-чуть.
Сказал, помолчал немного, а потом продолжил: раз братцы мыслеводители и Сам Братец Президент объявили всех братцев Нашего Дома счастливыми, то так оно и есть и иначе быть не может. Раз этого быть не может, значит — мне только кажется. Раз мне кажется, значит — я сошел с ума. Да, сошел: нормальному братцу ничего казаться не будет, нормальный братец всегда вооружен прочными знаниями, разработанными Кабинетом Избранных, наша сила в знании, а не в незнании, к чьей области относится понятие «кажется»… С другой стороны, окружающая среда меня подери, раз я сошел… иногда схожу с ума, то в эти-то самые мгновения я уж точно не могу быть счастливым, поскольку братцы мыслеводители из Кабинета Избранных объявили всех сумасшедших не счастливыми, а несчастными… Это что же выходит-то? Выходит, что когда мне кажется, что я не совсем счастливый, мне это не кажется, а так и есть на самом деле. Но ведь братцы мыслеводители не раз говорили, что сумасшедшим так только кажется, и из-за этого именно «кажется» они-то и несчастны… Тут я подумал, что, наверное, мне только кажется, что мне кажется, что я иногда бываю не очень счастлив. Но ведь все равно кажется, братец Пилат III, сказал я, не одно, так другое кажется. Качественно другое, братец Пилат III, поправил я братца Пилата III — одно дело, когда тебе кажется, что ты не очень счастлив, и совсем другое дело, когда тебе кажется, что тебе это только кажется…
Я совсем запутался в коварных нитях собственных предательских мыслей. Чтобы распутаться, встал со стула и прошелся по трем метрам туда и трем метрам сюда, составлявшим хранилище.
— Я счастлив, я счастлив, я счастлив… — громко повторял я.
Тут в приоткрывшуюся дверь просунулась корона братца Моны Лизы. Он спросила:
— Ты чего?
Я ответил с достоинством:
— Не видишь — радуюсь.
— Чему радуешься? — радостно улыбаясь, спросила братец Мона Лиза.
— Тому, что живу в Нашем замечательном Доме, чему еще тут можно радоваться?
— А можно мне с тобой немножко порадоваться?
— Ну, порадуйся, — согласился я.
Мы стали радоваться вместе, весело-весело радоваться, но уже через минуту братец Мона Лиза прервала нашу радость, сказав:
— Тебе пора идти на инструктаж. Я пошел, а так как мне нужно было идти на инструктаж, пошел на инструктаж: набрал шифр, закрыл за собой толстую бронированную дверь, поставил на нее печать и направился в персональный кабинет братца четвертого зама братца Цицерона II.
Четвертый зам, кличка братец Апостол, плотный, высокий одиннадцатизубочник с густыми белыми
