подпорчена. Но не смертельно. В чем я согласен, с Владимиром Геннадьевичем: если они увидят, что мы реально работаем, нам поверят и Любовь Ивановна, и, главное, сам клиент. В нашем Ване есть два очень важных качества и не будь хотя бы одного из них, я отказался бы от этого заказа после первой встречи. У него есть спортивная злость. И спортивное послушание. Он из тех, которые понимают, кто игрок, а кто тренер. Слушаешься тренера — будешь чемпионом. Нет — играй всю жизнь в дворовый футбол.
Победить здесь можно. Пока ты, — палец падишаха указал на Капитана, — не дашь нам большой опрос со своим комментарием, я не скажу, победим мы здесь или нет. Пока не приедет Владимир Серафимович и не даст свою юридическую справку — дадут ли нам здесь победить. Очень даже возможно, мы ничего не будем знать до вечера двадцать пятого сентября. Но то, что с таким кандидатом в принципе побеждают — это я говорю уже сейчас.
Мобила Котелкова запищала «турецким маршем».
— Алло. Иван? Вечер добрый.
— Победит или нет, а жить будет долго, — заметил Толик.
— Прямо сейчас? Ну ты романтик. Я-то с народом собирался поужинать. Забирай всех? Поместимся. Отлично. Через десять минут у входа.
Котелков выключил мобилу.
— Да, ты прав. Жить будет долго. Приглашает нас на экскурсию по городу, с ужином в конце. Смокинги оставить в номерах, ужин будет на природе.
— На природу как раз и надо переодеться, — заметил Владимир Геннадьевич, который как раз и был в костюме.
Все разошлись по номерам. Котелков поднял мобилу, набрал номер.
— Славик, привет. У нас уже ночь. Зачем звоню? Хочу сказать, что согласен. Чего тянуть три дня? Процесс запущен.
— В той же самой Карачаево-Черкесии у нашего клиента было два «Хаммера». Ну ты должен представлять, как бывший военкор — тот самый внедорожник, на котором америкосы сделали всю сухопутную часть «Бури в пустыни». Тогда на всю Россию было десять таких машин и две из них — у нашего клиента. Он их купил по горам кататься, кабанов отстреливать. В эту машинку чуть ли не взвод может поместить, со всем снаряжением. Однажды такая машинка, после охоты проехалась по дальнему аулу, вроде, Каропаго. Жители ее за танк приняли или, на худой конец, за бэтэр, решили, что к ним федеральные войска ввели. Вобщем, разговоров потом на месяц было, чуть ли не в мировые агентства новость попала: танки в аулах Карачаево-Черкесии. Интересно, чего он сейчас за нами пришлет?
Ответ ждали недолго. У гостиницы затормозили два автомобиля: уже знакомый «Лендкрузер» и «Вольво». Савушкин вышел из «Вольво».
— Еще раз здравствуйте. А, не виделись. Иван. Так, ребята, рассаживаемся. Я хочу устроить вам небольшую экскурсию по родному городу, с шашлыком в финале.
Котелков, Капитан и Куклинс сели в «Вольво», Толик и Олег — в джип. Кроме них там сидело еще двое охранников. У одного был автомат.
Машины сорвались и помчались по городу, обдавая мощными лучами стены домов. Если площадь, на которой стояла гостиница, была еще более-менее освещена, то окрестные улицы, казалось, лежали в полной темноте.
Минут через пять они остановились на берегу.
— Вот там, — сказал Савушкин, вылезая из машины, Пороховая башня. Всего их было четыре, осталась — одна. Сам острог, естественно, сложили из бревен. При Борисе Годунове хотели и стены из камня сделать — тут хороший известняк близко. Но граница ушла в степь, и стратегическое значение исчезло. Саня, дай-ка дальний свет на башню! Я хотел тут устроить подсветку, чтобы как в нормальных городах, можно было бы на нее вечером смотреть, так урод не позволил!
«Лендкрузер» отъехал, осветил башню издали. Она была приземистой, без шатра, но при этом— мощной, настоящая, боевая башня.
— Казаки тут первое время брали от каждого покоренного рода аманатов, да не двух-трех, чуть не треть всех парней, ослабить боевой потенциал, если восстанут. Харчи обеспечивало племя, а чтобы аманаты без дела не сидели в ямах, вот им дали работенку. Сложили, без известки, без цемента, сама собой держится. Вот что меня всегда бесит: почему в России если что-то построено на века, так обязательно рабский труд. Ладно, поехали. Собор днем рассмотрите сами.
Через пару минут остановились опять. На берегу стоял заброшенный постамент; даже в полутьме были видны его щербины.
— Бывший памятник капитану Мейендорфу. Поставлен в столетие Пугачевского бунта от именитых горожан Ирхайска. Я еще в 93-м, до Батьки, хотел восстановить за свой счет — что думаешь, против целая коалиция поперла. Коммунисты и великий яблочник Фомин. «Как же можно, он же потом пленных на стене развесил, два плота с трупами вниз по Ирхаю пустил.» Кто-то его называл «золотопогонником», кому было обидно, что он вообще носил погоны. Чего им скажешь? В Казани такого капитана не нашлось, так от города головешки остались. Поехали.
На этот раз ехали минут десять. Фары джипа высветили непонятное сооружение.
— А вот это, пожалуй, главный городской прикол. Тоже результат подневольного труда. Ну-ка, гости, что вам это здание напоминает?
— Быть не может, — сказал Куклинс.
— Рейхстаг в Берлине, — неуверенно сказал Олег. — Только в миниатюре.
— Он и есть. Это ДК рабочего поселка. После войны строили пленные немцы. Тут церкви не оказалось поблизости, чтобы переделать под ДК, вот и пришлось возводить объект. Инженер тоже был немец, он спроектировал. Секретарь горкома, кстати, редкий случай, бывший фронтовик, одобрил проект. Сказал — пусть будет как трофей. Уникальное место и, самое смешное, никто в Москве про это не знает.
Ладно. Дальше только производственные мощности, а здание администрации и так увидите днем. Поехали ужинать.
— Иван, — спросил Олег, — а что это за красная башня у пешеходного моста?
— Понял. Это музыкальная школа. Хороший домишко. Был у нас такой архитектор, — Люблинский. Много строил в Екатеринбурге и Омске, а у себя на родине почти ничего. Не было заказчиков. Наш Ирхайск город купеческий, народ всегда был прижимистый, если богатели, то строили просто большую каменную избу, без излишек. Промышленник Сахаров — одно из немногих исключений. Он и заказал эту псевдоготику.
Последние слова Савушкин произнес уже садясь в машину. Остальные сели тоже. «Ишь ты, крутой стрингер, — прошептал Толик, слегка толкнув его в бок. — Все газеты на стенах прочитал, все башни разыскал.»
Некоторое время спустя, выехали на шоссе — дорога стала чуть лучше. Чувствовало, машины идут в гору, временами, очень крутую. За окнами пропали последние огоньки, исчезли даже силуэты частных домиков.
— Ночное сафари? — спросил Котелков.
— Не. Я заниматься вечером активными видами спорта уже не способен. Сейчас доедем, увидишь сам.
Доехали. Машины остановились на асфальтированной площадке. Откуда-то тянуло костром и шашлыком.
— Ух ты, — сказал Толик. — Хорошее местечко!
И кто бы с ним поспорил. Они стояли на высоком холме. Где-то внизу блестел в лунном свете Ирхай, а по правую руку, под горой, расстилался город — сотни огоньков под ногами. Это была карта, где вместо линий — пунктиры включенных лампочек. Котелков, вспоминая недавний прилет, почувствовал, что уже узнает некоторые районы.
— Это называется — «Утес», — гордо сказал Савушкин. — Моя идея. Реализовал ее, правда, не я, а Кренделеев — наш пивной магнат. Здесь с десяти вечера все столы — только по заказу. Сегодня больше никого не будет. Еще сам хозяин подъедет.
Основное здание ресторана — мощная, бревенчатая изба, никого в такую погоду не привлекало. Котелков указал пальцем на деревянные скамьи под навесом, на самом берегу. Отсюда город был виден еще
