договаривались!

Когда они успели договориться, сват не уточнил.

– Свадьба дело хорошее, – вздохнул Богородица. – Теперь по деревням народ редко женится.

– Мы ночлега искали, – напомнил Юра, – а в Воймирицах нам никто даже не открыл.

– Старухи и не откроют, – пояснил сват, – а ни меня, ни Лёшки дома не было. А так, отвезём молодых – и ко мне. У меня хорошо можно переночевать, диван есть и кровать мамкина; мужики, когда загуляют и домой не идут, завсегда у меня ночуют.

– Ладно, тащи свою невесту, – сдался Юра.

– Лёшкину, – ответил сват тоном, за которым ясно послышалось несказанное: «Мне этой невесты и с приплатой не нужно».

Из дома появилась молодая чета. Жених, ради праздника наряженный в спортивный адидасовский костюм, купленный в секонд-хенде, и невеста, захваченная как была – в самом простецком затрапезе. Оба были пьяны до изумления. Впрочем, жених держался на ногах довольно твёрдо, если бы не он, молодая и двух шагов пройти не смогла бы. Лёшка Быстров гляделся лет на сорок пять, хотя, возможно, в том была виновна устрашающая худоба, навевающая мысли о голоде в Поволжье и гитлеровских лагерях смерти. Ну а невеста… как известно, женщине столько лет, на сколько она выглядит, вот только одна беда – сильно пьющие женщины от двадцати пяти до шестидесяти пяти выглядят одинаково. Шурка Вихрова тоже выглядела на все шестьдесят пять лет.

Жениха устроили на сиденье рядом с водителем, на колени ему усадили невесту, которая, видимо, не очень понимала, что происходит. Богородица со сватом приютились на инструментальном ящике. Было там тесновато, так что им тоже пришлось сидеть в обнимку. В таком умильном единении и тронулся свадебный поезд по указанной тропке, прямиком к Лёшкиному дому в деревне Воймирицы.

– Вот и слава богу! – произнёс жених, дохнув изопропиловым перегаром.

Всё-таки умные люди химики! Они знали, что делали, когда назвали основные компоненты сивушного масла пропиловым и изопропиловым спиртами. Как чего пропил, так пропиловым спиртом и завоняло, а регулярно начал пропивать – изопропиловым спиртом пахнуло. Наука, ничего не скажешь.

Между тем молодожёну хотелось поговорить, а пьяный русский мужик по части философии всякого Спинозу за пояс заткнёт.

– Жизнь прожить, – произнёс воймирицкий Спиноза, – не поле перейти! Это потому, что поле на две стороны, а жизнь на все стороны. И одному, значит, совсем никак, хоть разорвись. Я правильно говорю?

– Совершенно, – подтвердил Юра.

– Поэтому я и женился на Шуре, что без жены поле не перейти. Его же не ногами идут, его душой переходить надо.

– Мудрено…

– Не… ты вникай. Вот как разгадаешь загадку, что значит – поле перейти, то ты человек, а не разгадаешь – тьфу на тебя!

– Тьфу, так тьфу, – согласился Юра, не желавший портить человеку свадебное путешествие.

– Не, ты вникай. Поле – это и есть жизнь. Только одному оно на одну сторону, а вдвоём – на все. Поэтому я на Шурке и женился.

Шурка замычала нечто невнятное, из чего, однако, можно было заключить, что она покуда не считает себя замужней дамой и окончательного согласия ещё не дала. Лёшка поспешно назвал невесту лапушкой и принялся гладить её по голове. Голова безвольно моталась из стороны в сторону, так что Шурка не могла собрать в кучу расхристанные мысли.

Объездная тропка и впрямь оказалась короче прямого пути, а по летнему времени так и сухой была, так что домчали духом. Быстровский дом был тёмен и явно не ждал гостей, что ничуть не смутило жениха.

– Вот мы и дома, – объявил он, шаря над косяком прихованный ключ.

– Совет вам да любовь, – пожелал Богородица.

– Это уж как пить дать, – согласился Лёшка. – Мы, любытинские, в любови как-нибудь понимаем.

Выгрузили молодую, сдали её на руки мужу и поехали ночевать к свату. Наварили прошлогодней картошки в мундире, молодой картофель в эту пору разве что дачники подкапывают, поели горячих картошек с постным маслицем и нулевого помола солью. Сват рассчитывал, что продолжится пирушка, но у него самого водки не было, а гости, хоть и пахло от них вкусно, ничего жидкого не достали. Пришлось укладываться спать.

– Сколько ж лет этой Шурке? – спросил Юра, ворочаясь на бугристом диване.

– А я и не знаю. Лет на десять, наверное, Лёшки постарше будет.

– И что ж у них за любовь такая?

– Никакой там особой любви нет. Просто скушно одному. К тому же у Шурки пенсия, а у Лёшки шиш в кармане.

– Так она свою пенсию, поди, сама и пропивает…

– Это дело исправимое! Лёшка мужик строгий, старовер. Чуть что – Шурку за вихры и в таску. Ей не привыкать, раз она Вихрова.

– А говорят, староверы не пьют, – подал голос Богородица.

– Как они не пьют, вы видали. Лёшка – он пить не пьёт, но и мимо глотки не льёт. Ну, да ему не долго осталось; Шурка четырёх мужиков схоронила, не миновать и пятого хоронить.

– Он болен чем? – спросил Юра, вспомнив невероятную худобу жениха.

– Не, просто я так понимаю – раз на Шурке Вихровой женился, значит, помрёт вскорости.

– Весёлую же ты свадьбу сговорил…

– А мне что? Просят: «Помоги!» – вот я и помог. Всё равно бы они сговорились, только тогда всю водку без меня выдули бы.

– Довод… – сонно сказал Юра и захрапел так громко, что сам проснулся от собственного храпа и ещё с полчаса ворочался, стараясь вернуть вспугнутый сон.

* * *

Проснулись, как и полагается, с солнышком. Помылись дождевой водой из кадки, подставленной под скат крыши, и пошли заводить каток. Возле катка, хмурая и страдающая, ожидала их Шурка Вихрова.

– Ну что, сваты, – произнесла она неприветливо. – Давайте, везите меня домой!

– Не понравилось замужем? – спросил Юра.

– Да какой из него муж? Ни рожи, ни кожи, одни кости, да и те скоро пропьёт. Мне такого мужика не нужно. Так что вы меня из дому увезли, вы и обратно доставьте.

– Залезай, – разрешил Юра. – Только на ящик, на сиденье тебя вчера в честь праздничка везли.

Тронулись в путь.

– Муж-то знает, что ты домой ушла? – спросил Богородица.

– Он дрыхнет ещё, бездельник. А у меня овцы не поены, и поросёнка кормить надо. Погуляла, и будет с него. Вот за Митяя, за свата, я бы пошла. Он мужик рукастый, он бы мне крышу худую залатал. Я и вчера соглашалась, когда думала, что он приревнует. А вот не вышло.

– Не судьба, значит.

Богородица вздохнул и запел, верно сохраняя мотив, что чрезвычайно редко можно услышать при исполнении известнейшей из народных песен:

Шумел камыш, деревья гнулись,А ночка тёмная была!Одна возлюбленная параВсю ночь гуляла до утра.

– Вы небось всю ночь колобродили, – не сказала, а скорей утвердила вчерашняя невеста.

– Ага!.. – невыспавшийся Юра зевнул. – Как есть – всю ночь…

А поутру она вставала,Кругом помятая трава,Но не одна трава помята,Помята девичья краса!

Глава 6

Глубинка

Вьётся белая тонкая нитка

По ковру зелёных полей…

Народная песня

Город Любытино строился в те времена, когда города строили тщательно и с любовью. Поставлен он при впадении речки Белой в многохитрую Мсту.

Вы читаете Дорогой широкой
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату