– Если вы хотите, чтобы все было готово как можно скорее, то мне лучше заняться делом.
5
В комнате, похожей на тысячи других, находящихся на бюджете государства – никаких излишеств! – лежавший на кровати старик поднял тарелку с обогащенной витаминными добавками овсянкой, подержал ее над полом, перевернул вверх дном и выпустил из пальцев. Дверь открылась, из-за нее просунулась голова сиделки приюта Баннис. Накрашенные губы расщепились в подобии улыбки, отчего слой пудры на щеках пошел трещинками.
– Ну-ну, мистер Болин, мы опять уронили нашу овсянку?
– Нет. – Абнер Болин сложил на груди худые руки.
Сиделка Баннис вплыла в комнату и посмотрела на пол.
– Как же так, мистер Болин? Мы уронили нашу кашку?
– Нет. Я уронил свою кашу. Ваша уже легла еще одним слоем жира на ваши изношенные покрышки.
Сиделка покачала головой:
– Ай, мы сегодня сердимся?.. Сейчас я пришлю уборщицу, чтобы она прибрала здесь, а потом покормлю вас сама. Знаю, ваши старческие пальчики уже не те, что были раньше.
– Засунь ее себе в ухо, чертова крыса! Только подойди ко мне с этой вонючей жижей, и я откушу твой толстый нос!
Продолжая качать головой, сиделка Баннис достала из-под мышки газету и положила на одеяло перед стариком.
– Вот ваш «Билборд», мистер Болин.
Он развернул газету и, укрывшись ею от женщины, пробормотал:
– Угу.
Сиделка постучала ногой по полу и сложила руки на груди.
– Мистер Болин, если вы и дальше будете капризничать, мне придется позвать доктора.
Болин опустил газету и взглянул поверх нее на женщину.
– Мне сказать, куда еще ты можешь запихать свою кашу, старая ведьма?
Сиделка опустила руки, покраснела и, повернувшись, поспешила к выходу. У двери она оглянулась и посмотрела на старика:
– Не понимаю, зачем вы тратите свое пособие на эту глупую газетенку. Вы уже слишком стары, и в любом случае никаких цирков больше нет. Давайте я отменю подписку. А вы сможете купить себе игры с вырезанием из бумаги. Многие наши пациенты находят их весьма занимательными…
Сухая рука со сморщенной кожей вынырнула из-за газеты, ухватила графин для воды из нержавеющей стали и швырнула его по направлению к двери. Ударившись о дверь, кувшин покатился по полу. Абнер Болин положил газету рядом, опустился пониже и откинул голову на подушку. Слезы щипали глаза, но он заставил себя сдержаться.
– Чертова карга!
Старик повернулся на правый бок и уставился в белую, пустую, гладкую стену. Перед глазами возник неясный, полустертый образ его прежнего – в пестром, красном с желтым, облачении, красном колпаке с колокольчиками. Тот Абнер танцевал и падал на арене, вызывая золотые взрывы смеха, который до сих пор стоял у него в ушах. Музыка завывала так, что волынки умолкали от зависти, а нежные ушки прикрывались ладонями…
Он покачал головой, отгоняя воспоминания, и посмотрел на дверь. Сегодня – это сегодня, подумал старик, готовясь к очередной схватке с сиделкой Баннис. Дожидаясь ее, поднял газету и перевернул страницу.
Доктор Хааг пригладил бородку и усы, нахмурился и остановился перед дверью.
– Нельзя же беспокоить меня из-за каждого каприза старых ворчунов, которые отказываются от своей овсянки, – недовольно проворчал он, поворачиваясь к сиделке Баннис.
– Доктор, мистер Болин стал буйным!
– Хм. – Доктор толкнул дверь. – Ну и где же он?
Сиделка Баннис осторожно вошла в комнату. Смятая постель была пуста, дверь туалета открыта, а газета валялась на полу. Доктор заглянул в туалет, а когда повернулся, сиделка уже поднимала газетный лист.
– Доктор Хааг! – пропыхтела она.
– В туалете никого нет. Вы что-то нашли?
– Посмотрите. – Толстый палец уткнулся в короткое объявление. Оно гласило: «Перу Абнер, где ты?»
– Что это значит?
Сиделка Баннис улыбнулась:
– Он сказал мне. Это значит, его разыскивает цирк. – Она прочитала заголовок и нахмурилась. – «Большое шоу О'Хары» в Нью-Йорке. Туда он и собрался. Нам следует… заявить о нем?
Хааг покачал головой:
