были запечатаны.
— Завалены? Разрушены?
— Нет. Я же сказал — запечатаны! Закрыты на электронный ключ еще во времена Редукции. Отсюда, с поверхности, их невозможно отпереть… да и не нужно.
— Ты как-то сказал, что человек, пожелавший спуститься вниз, лишился бы уважения в глазах других людей… что даже машины…
— Да, и машины перестали бы считать его человеком, ибо для них люди -те, кто живет на поверхности. В некотором смысле — херувимы, божественные создания из древних легенд!
— Но где же правда, апатам?
— Мы ее не знаем и, наверное, не узнаем никогда, Сийра.
— Зачем же ты рассказываешь мне эту мрачную историю?
— Вспомни, я же предупредил тебя, девочка. Рано или поздно с тобой кто-нибудь заговорит об этом… когда ты станешь постарше… Так вот: что бы тебе ни говорили, знай, что истина нам неизвестна. Чем являлась Редукция -естественным процессом или величайшим преступлением? Нам сие неведомо…
— И это вся твоя сказка, апатам?
— Нет, Сийра, это лишь введение к сказке.
— Вот как? А в чем же заключается само предание?
— В том, что внизу, в пещерных лабиринтах, сохранились люди. Они бродят там, словно потерянные души во тьме, и проклинают тех, кто уготовил им подобную участь. И их проклятия доходят до нашего светлого мира…
— Ужасно! Ужасно, апатам! Помнится, ты как-то рассказывал о человеке, которого мучили дурные сны… о мастере, который сделал мой гребень… и о другом, о юноше, страдающем почти неизлечимой душевной болезнью… Неужели?..
— Нет, Сийра, конечно же нет. Все это — сказки и сны, сны и сказки…
Проснувшись условным утром, на третьи сутки странствий, Блейд прокрался на галерею, окинул взором нетленный древний город и окончательно похоронил третью и четвертую гипотезы. Он, тем не менее, не считал, что следствие зашло в тупик; наоборот, странника все чаще охватывало чувство, что каждый шаг приближает его к разгадке тайны.
Вчера вечером (разумеется, столь же условным вечером, сколь было условно утро) путники добрались до угла проспекта, свернули по нему направо и остановились на ночлег. По прикидке Блейда, часов за десять они прошли не более двадцати двух миль, поскольку двигались неторопливо, тщательно осматривая город с высоты галереи и проверяя, не видно ли где кэшей-убийц. Место для ужина и сна выбрали в тех же серых коридорах складского блока, в которых они блуждали накануне, — большая комната с многочисленными полками, на которых не было ничего, кроме пустоты.
Галерея, по которой они шли, казалась бесконечной и пустынной. Примерно через каждые полмили путники натыкались на широкую металлическую лестницу, которая связывала все нижние и верхние балконы; их было двенадцать, как проверил Бронта, сбегав вниз и поднявшись затем наверх. В пять раз чаще встречались проходы, которые вели в складские помещения, и около каждого из них с внешней стороны галереи находилась поддерживающая ее колонна. Эти гигантские медные трубы почему-то очень интересовали Кести; он внимательно оглядывал их, иногда подходил ближе и ощупывал руками. Блейд ему не мешал, полагая, что дождется какого-нибудь дельного предложения.
Сейчас он смотрел на город, на это скопище разноцветных цилиндров, конусов и пирамид, прикидывая, куда двигаться дальше. Голова у него побаливала, и было ясно, что время очередной командировки истекает; два дня или три — может быть, даже один — вот все, чем он располагал.
Что ему удастся принести Лейтону из этого мира, который, несмотря на регресс, мог одарить Землю несметными богатствами? Частичку светящегося покрытия? Световой цилиндр? Излучатель, способный резать металл? Микросхемы, на которых была собрана память кэша? Или книгу с математическими текстами, найденную Сейрой?
Сейчас Блейд не хотел думать об этом. Как-то само собой случилось так, что задача, которую всегда ставил перед ним Лейтон, — поиск новых знаний -на сей раз подменялась другой, его личным расследованием, начатым полтора месяца назад. Он твердо собирался довести это дело до конца, причем не для удовлетворения собственного любопытства (что тоже было бы вполне весомой причиной), а потому, что раскрытая истина могла бы раскрыть и двери наверх для обитателей подземных анклавов. Еще никогда ему не приходилось встречать людей в таком бедственном положении! Самый последний раб в Меотиде, Сарме или Зире казался богачом по сравнению с этими крысами подземелий — ведь он мог видеть солнце и небо, дышать свежим воздухом, сорвать зеленый лист иди полевой цветок… И, в конце концов, он не подвергался каждые одиннадцать дней риску мучительной смерти от луча бластера или ядовитого газа!
Странник услышал легкий шорох, лотом тонкие пальцы легли на его плечо. Сейра… Проснулась, забеспокоилась и пошла его искать… Он приобнял девушку за плечи, прижал к себе.
— Куда ты убежал, Чарди? — ее милое личико было встревоженным. — Без тебя мне страшно… страшно в этих огромных коридорах…
— Что парни? — спросил Блейд.
— Спят… Нет, — поправилась она, — Дилси уже потягивается.
— Значит, сейчас потребует есть, — странник ухмыльнулся.
— Ничего, подождет, — уютно устроившись под мощной рукой Блейда, девушка широко раскрытыми глазами смотрела на город. — Знаешь, — вдруг сказала она, — а ведь мне рассказывали про это… про место, где когда-то жили предки…
— Рассказывали? Кто?
— Апатам… мой апатам…
— Апатам? — Блейд приподнял бровь.
— Ну, отец…
Странник кивнул; вероятно, это было ласковое уменьшительное словечко, нечто вроде английского «дадди».
— Твой апатам добирался сюда? — спросил он.
— Нет. Может быть, ходил его отец или дед… Но он мне что-то рассказывал об этих местах… давно, в детстве… я уже не помню…
— Жаль, что ты опять не расспросила его — перед нашим походом.
Сейра беспомощно повела плечами; лицо ее сделалось грустным.
— Его уже не расспросишь, Чарди…
— Кэши?
— Кэши…
— Прости… — Блейд крепче прижал ее к себе.
Безусловно, обитателей этих катакомб нельзя было в полной мере считать крысами. Да, они казались серыми, словно запыленными; от них зачастую не слишком приятно пахло, и они шмыгали в своих ходах и тоннелях словно стаи хищных грызунов; они ели то, чем побрезговала бы самая жалкая земная тварь; они грудились около молодых самок, являвшихся самой большой ценностью в подземном мире. И все-таки они не стали животными! Они любили и печалились так, как любят и печалятся люди, и слова «отец» и «мать» еще не стали для них пустым звуком.
По-прежнему обнимая Сейру за плечи, Блейд повел ее к месту их ночлега. Парни уже поднялись, собрали мешки и теперь сидели на них в ожидании хозяйки, лениво перебрасываясь словами. Собственно, это касалось Дилси и Бронты; Кести, по своему обыкновению, молчал.
— Не спуститься ли нам вниз, на первый уровень? — предложил Блейд, усаживаясь и доставая ложку.
— Что это даст? — Дилси уже тянулся к котелку с грибами.
— Мы можем заглянуть в город, осмотреть пару-другую зданий. Вдруг обнаружится нечто интересное!
— Хм-м… Ты думаешь? А если напоремся на кэшей?
— Пока мы их не видели.
— Знаешь, Чарди, кэши такие шустрые твари… То их нет и нет, а то как навалят…
