повторялась, меч в руках пылал огнем, и ни железо, ни кость не могли выдержать его сокрушительных ударов.
Он ревел, не слыша собственного голоса, не сознавая, что рот его широко раскрыт, что вместе с тяжкими выдохами из него вырывается этот яростный жуткий боевой вопль, способный устрашить льва. Таллахский клинок блистал как молния; плиты на широком уступе меж каменных зубцов окрасились бледнорозовой кровью, она потоками стекала вниз по стене, и лапы поднимавшихся вверх врагов начали скользить и срываться.
Воистину они поднимались навстречу смерти! Без страха, упрямые и молчаливые, они лезли наверх, не успевая вскинуть свое оружие, клинок, на котором расцвели сейчас кровавые тюльпаны, обрушивался на них, и тяжелые безжизненные тела летели со стены в бездну, все еще сверкая глазами и угрожающе скаля клыки. Перед странником блестели три стальных крюка и три каната свисали вниз, но он не пытался перерубить их, пусть лезут и пусть их будет больше! Еще больше! Еще! Он не остановится, пока не перебьет всех зеленокожих тварей! Всех, что пришли к Сарпате, всех, что прячутся в Акка'Ранзоре, всех, что затаились на дне Нижнего Мира, скрывшись в его пещерах и желтых лесах!
Еще три крюка звякнули о зубцы парапета, и Блейд вскочил на уступ. Отсюда он доставал врагов на ярд ниже края стены, и это было очень удобно: балансируя на скользком от крови камне, он размахнулся — слева направо, потом справа налево. Клинок его огромного эспадона как будто выпустил дюжину блистающих жал — серебристый веер, на котором пылали цветы смерти. Карвары не могли приблизиться к нему, он сметал их со стены словно нелепые, обтянутые зеленой кожей манекены.
Внезапно чей-то крик прорвался сквозь кровавый дурман:
— Блейд! Осторожнее! Спустись вниз! Блейд!
Ханк? Что ему нужно? Чего он беспокоится?
Неважно! Меч странника продолжал свою чудовищную работу.
На плечи его упала веревка. Лассо? Блейд хотел засмеяться, но из горла его вырвалось только рычание. Он рассек веревку мечом.
Еще веревка и еще? Дьявол с ними! Они не помешают рубить безносых ублюдков! Меч, рассыпая букет кровавых тюльпанов, веером прошелся вдоль стены.
Внезапно Блейд почувствовал, как его тянут вниз. Кто-то вскочил за ним на уступ парапета, обхватил за пояс, пытаясь удержать, кто-то кричал тревожное, предупреждающее… Помотав головой, он только рыкнул в ответ.
Он нужен этим тварям — там, внизу? Хорошо, он придет! Вместе со своим мечом!
Яростно вскрикнув, он поднял клинок, не сопротивляясь больше натянувшимся веревкам. Мгновение — и он вознесся в Раннару, в небо, такое же чистое и ясное, как в незабвенном Таллахе, он парил в его хрустальной беспредельности, словно ангел возмездия и смерти, потрясающий окровавленным мечом. Потом полетел вниз.
С сияющих небес Таргала Ричард Блейд падал на его негостеприимную землю.
Глава 7
Он очнулся от забытья в каком-то темноватом каземате с низким потолком, нависавшим будто бы на расстоянии протянутой руки. Здесь плавали клубы дыма, остро и едко пахло металлом и гарью, откуда-то доносился звон и тяжкие вздохи кузнечных мехов.
Блейд открыл глаза и повернул голову — рядом с ним на каменном полу лежал Ханк. Ханкамар Киталла, рирдот, первый джарат-лейтенант Арколы Байя… Это было правильно; они сражались рядом и лежать тоже должны рядом. Но почему в кузнице? Кто их сюда принес?
Веки Ханка приподнялись, взгляд уперся в лицо Блейда — осмысленный, вопрошающий. Но у странника был свой вопрос. Едва двигая одеревеневшими губами, он прохрипел.
— Мы удержали форт?
Ханк моргнул, казалось, он никак не мог понять этих слов.
— Мы удержали форт?
Губы джарата шевельнулись, и Блейд скорее догадался, чем услышал:
— Теперь это для нас неважно… все равно…
— Все равно?
Он попытался сесть, но вдруг получил сильный удар по ребрам. Секунду странник в недоумении глядел на толстую четырехпалую лапу, что нанесла удар, потом поднял глаза вверх: над ним маячила безносая зеленокожая физиономия в низко надвинутом шлеме с алым знаком на забрале, напоминавшем коготь. Такой же знак блестел на грудном щитке склонившегося над ним карвара; слева на поясе у него висел меч, справа — серебряная чаша на цепочке. У стены стояло еще с полдюжины тварей, а перед ними — человек, тощий, жилистый и черный. Внезапно Блейд понял, что темный цвет кожи не был дарован тощему от рождения — просто ее покрывала навечно въевшаяся угольная пыль.
— Ты — лежать. Ты — шевелиться, я — бить, — монотонно произнес карвар со знаком алого когтя. Его круглые золотистые зрачки мерцали в фосфоресцирующем свете, струившемся от расставленных по углам корзин.
Я — встать, ты — лечь! — рявкнул Блейд, чувствуя, как ненависть вновь охватывает его. — Лечь — не шевелиться — мертвый!
Он вновь попробовал приподняться, но карвар издал не то шипение, не то свист, и две массивные фигуры отделились от стены. В следующую секунду горла и груди странника коснулись острия клинков.
— Не надо, Блейд, — с натугой выдохнул Ханк, — не надо. Попадем на мясо.
— Умный! — теперь карвар ткнул в бок второго пленника. — Умный! Не хотеть — стать — мясо. Так! — Он ощерил пасть. — Этот — глупый! -Когтистая лапа проехалась по ребрам Блейда. — Слизь! Глупый! Но большой! Крепкий!
— Ты еще не знаешь, какой я крепкий, черепашье дерьмо, — произнес Блейд, ярость распирала его. — Когда я доберусь до твоих ребер — или что там под твоей вонючей шкурой — будет стоять сплошной хруст. — Внезапно он понял, что говорит поанглийски, и смолк.
— Глупый, — резюмировал карвар с когтем. — Говорить — не понять. Лучше — не говорить, лучше — работать. Иначе — мясо! — он выразительно щелкнул челюстями
— Помолчи, бредоннец, — посоветовал Ханк, в полной неподвижности лежавший рядом. — Если нас сейчас сожрут, то будет уже не на что надеяться.
Справившись с гневом, Блейд в знак согласия прикрыл глаза; замечание молодого джарата было совершенно резонным.
— Ты! — карвар, ткнув когтистым пальцем в сторону тощего человека, отцепил висевшую на поясе чашу. Тощий сделал осторожный шаг вперед. — Пить! Мне!
Через минуту, шумно прихлебывая из сосуда, он начал давать тощему инструкции:
— Ты — брать — этого — и этого, — теперь когтистый палец указал поочередно на каждого из пленников. — Два — больших — крепких! Махать -молот. Махать — хорошо! Если — плохо, ты — говорить, я — есть — два -больших — крепких. Ты — не говорить, я — есть — ты. Понимать?
— Ясно, чего уж там, — запорошенный угольной пылью человек угрюмо сморщился. — Вам тоже ясно? — спросил он пленников и, когда Ханк утвердительно хмыкнул, распорядился: — Вставайте! Пища и ночь отдыха, чтоб отойти от их проклятого зелья… а с рассветом — к наковальне! Слышали, что Коготь велел? Махать молот хорошо, иначе есть! Либо вас, либо меня, если не донесу!
Проклятой зелье, о котором упоминал старшина молотобойцев, являлось на самом деле каким-то газом; люди, надышавшись им, приходили в каталептическое состояние, которое, в зависимости от дозы, могло длиться от часа до нескольких дней. Все жизненные функции замирали, снижалась потребность в кислороде, и пленников можно было транспортировать в густой атмосфере Римпады словно бесчувственные бревна. Как объяснили Блейду рабы из кузнечной мастерской, именно таким образом их с Ханком и доставили от сарпатской бухты в Акка'Ранзор. Правда, путь проходил не по поверхности земли, где карвары вообще показывались редко; они предпочитали жить в пещерах, заполненных бирюзовым туманом, и перемещаться в длинных тоннелях, протянувшихся на сотни миль. Странник так и не сумел выяснить, пользовались ли они при этом какими-то транспортными средствами или путешествовали пешком. В любом случае, дорога от Сарпаты до карварской крепости заняла не один день, и значит, им с Ханком поднесли изрядную дозу местного наркотика.
