сомнительно, что его мнение переменится всего лишь из-за нескольких слов, сколь бы вызывающе и дерзко они ни звучали.
— Вообще-то это уже твое дело. — Отец Василий раздраженно дернул плечом. — Можешь верить или не верить, это касается только тебя самого. Но я все равно скажу… В прошлый раз ты поступил правильно. В соборе многие с этим согласны. И, знаешь, я — тоже…
— Что не помешало вам выступать за мою смертную казнь.
— Конечно. — Отец Василий согласно кивнул. — Конечно! Ты был прав, я не отрицаю. Но только вот сколь бы справедливой и чистой ни была твоя цель, она не может оправдать средства. Ты, Суханов, принял тьму. Ты убивал тех, кто мешал тебе идти вперед. Вспомни того священника, моего коллегу и брата по сану. Он принял смерть от твоей руки. Здесь, в этом самом кабинете, на этом самом месте… Я голосовал за твое наказание, потому что не считал правильным даже ради самых светлых идей идти против закона.
Я промолчал. Конечно, сказать можно было многое. Оправдываться, выговаривать, обвинять собеседника в его собственной небезгрешности, спорить.. Вот только это не так просто — отстаивать свою правоту, в глубине души при этом осознавая, что на самом-то деле ты все-таки виновен. Но хуже всего слышать при этом тонкий голосок совести, нашептывающий в ухо: «А ведь в чем-то он прав, человече. Согласись, крови на твоих руках немало. И ты на самом деле заслуживаешь воздаяния за свои грехи»…
Верховный инквизитор развел руками:
— Собор постановил не вмешиваться, оставить все как есть и проследить за тем, что будет дальше. Свою вескую и решающую речь сказал патриарх. Моим словам не вняли… И ладно. И пускай. Я подчинился общему решению, хотя, видит Бог, оно мне не нравилось. Я вычеркнул твое имя из наших списков, позволяя чистильщику Суханову превратиться в местную достопримечательность: официально зарегистрированного бездушного, легального последователя тьмы, любимчика инквизиции… Но прошел год, и все началось заново. Очередной кризис. И снова все нити тянутся к тебе. Но на этот раз все будет иначе. Мать Ефросиния полагает, что тебя нужно оставить в покое и позволить действовать самостоятельно. Но я так не думаю. Может быть, ты, конечно, и сможешь как-то выправить разрушившееся равновесие и тем самым снова спасти всех нас. Может быть… Но какова будет цена? Сейчас, когда тьма в тебе набрала полную силу и нагло глядит на мир через твои глаза, какую цену она запросит? Сколько жизней, сколько душ понадобится, чтобы ее улестить? Или же ценой станет весь мир?.. Я просто не хочу рисковать.
До побеления пальцев стиснув край стола, инквизитор подался вперед. И на этот раз я не смог выдержать его взгляд. Отвел глаза первым.
— Фактически это все, что я хотел тебе сказать. Остальное будет зависеть только от тебя самого. Будешь ли ты сотрудничать добровольно или нет. Выберешь ли ты путь к свету или продолжишь схождение во тьму. Останешься в живых или нет. Все в твоих руках. Но я со своей стороны сделаю все, чтобы не дать сгинуть тому, что мы построили за тридцать прошедших со Дня Гнева лет. И приложу все усилия ради того, чтобы то же самое можно было сказать о тебе… Свет и тьма, Суханов. Выбирай: свет или тьма.
Я облизнул пересохшие губы:
— А если выбор будет заключаться не в этом?
Инквизитор невесело улыбнулся.
— А другим он быть просто не может. Любой человеческий поступок в итоге сводится к одному: свет или тьма. Что-то получает преимущество, что-то слабеет. Делая свой шаг, выбирай, на какой камень ты при этом ступишь: на белый или на черный.
— Но не в прошлый раз, — хмуро отрезал я. — И, если на то пошло, не в этот.
Верховный инквизитор поднял брови, всем своим видом демонстрируя предельное внимание. Только в глазах его я видел далекие искорки льда, голубые, как утреннее небо. Они будто говорили мне: «Да что ты? Ну надо же!» На мгновение я даже ощутил досаду.
Зачем мне все это? Он ведь все равно не поверит. Выслушает, покивает, может быть, даже бросит в ответ пару реплик, но не поверит… Но я все же закончил то, что собирался сказать:
— Год назад я выбирал не между светом и тьмой. Я выбирал между человечеством и высшими силами, не разбирая, кто из них Свет, а кто — Тьма.
— Ну и что ты выбрал? — устало спросил отец Василий. — Человек, которого на улицах открыто именуют бездушным, скажи: что ты выбрал?
— Право иметь выбор, — после паузы ответил я.
— Ах да! Ну конечно же: пресловутая свобода воли. Высшая ценность… Только к чему она привела, эта свобода воли? Тебя привела. Бывшего мессию Ирину. Нас всех… Мы скоро по самые уши окажемся во тьме. Почему? В чем причина? Чья это вина?
— А разве только моя? Сама по себе тьма не имеет власти в этом мире. И действовать она может лишь опосредованно, через своих слуг. Вопрос: как получилось, что она добилась столь выдающихся успехов?.. Подсказка: ты сам только что говорил о данном каждому из нас выборе между светом и тьмой.
Иронию в моем голосе верховный инквизитор спокойно пропустил мимо ушей.
— То есть ты считаешь, что твоя вина тут только косвенная. Верно?
Я не ответил. Какой смысл зря сотрясать воздух?
— Интересный ты человек, Суханов. — Отец Василий снова поерзал на стуле и облегченно откинулся назад. — Настолько интересный, что мне было бы куда спокойнее, если бы ты не омрачал мою жизнь своим существованием…
— Взаимно, — коротко буркнул я.
— В тебе я узнаю своего братца, — как ни в чем не бывало продолжил отец Василий. — Он так же, как и ты, никогда не знал меры. Обычно верховному инквизитору многое позволено, и знание ересей ему в вину никогда не ставят. Ведь это его обязанность — держать в уме все уловки врага… — Верховный инквизитор сокрушенно покачал головой. — Ну это ж надо было довести своих коллег до такого, что его не только выперли с места, но еще и спихнули в изгнание. Бедолага… Кстати, он до сих пор в городе?
Я счел за лучшее промолчать. Впрочем, отец Василий ответа и не дожидался. Бросив на меня короткий острый взгляд, он уверенно кивнул.
— Знаю, что в городе… Но ладно. Этим вопросом мы займемся потом. А сейчас надо бы решить, что делать с тобой, Суханов.
Я изобразил безразличное пожатие плечами. От меня тут все равно ничего не зависит, так чего же суетиться?
— Значит, так… — Верховный инквизитор резко оттолкнулся от стола, грохотнув по полу ножками стула. — Я обещал сделать все возможное, и я сделаю. А ты пока погостишь у нас. Нам нужно подготовиться. Еще день, максимум два придется подождать. Ну а потом — можно.
— Можно — что? — Хотя следовало бы молчать, я все же не удержался.
Инквизитор вполголоса фыркнул.
— Изгонять Тьму конечно же. Это ведь прямая обязанность инквизиции — бороться с натиском мрака, ты не находишь? Вот этим мы и займемся.
— Ну а я, получается, нужен вам в качестве инструмента?
На этот вопрос верховный инквизитор отвечать не стал. Пропустил его мимо ушей… Ну что ж, иного я и не ожидал.
— А если я не соглашусь?
Отец Василий поморщился.
— Суханов, не пытайся выглядеть глупее, чем есть на самом деле. Ты же должен понимать, что у нас найдется достаточно аргументов, чтобы добиться твоего сотрудничества.
— Например, подвалы и плоскогубцы?
Кажется, верховный инквизитор даже оскорбился.
— Ну зачем же? Есть много других, намного более эффективных и гуманных способов, которые позволят в полной мере сохранить твое здоровье. К примеру, очень просто воздействовать на тебя через твою жену. Ты, Суханов, сделался очень уязвимым, став семейным человеком…
Вроде бы инквизитор что-то говорил еще, но дальше я уже не слушал. Перед глазами будто поднялась какая-то дымка, сквозь которую беззвучным хохотом доносились слова Аваддона: «Ты сделал ошибку, позволив повязать себя. Отныне ты уязвим, смертный…»
Теперь отец Василий сказал то же самое. Практически слово в слово…
