прикоснувшись к зелью, стали его рабами – отбросами! Этот лозунг должен висеть в каждом магазине – в неоновых огнях, на плакатах. Чтобы ввести в жизнь одного дебила, требуется долгий кропотливый труд родственников и пяти, как минимум, специально подготовленных для этого людей на протяжении тридцати лет, слепоглухонемого – двадцать пять человек и вся жизнь. Половое воспитание в системе религии и знаний не связано с такими тратами, которые могут позволить только страшно богатые страны. Оно в этой системе – божественно-естественное и соответствует природе вещей. Если это отсутствует, то патология неизбежна – появляется злость, ненависть, причем половая, которая переходит в форму мщения девушкам, женщинам, матерям. Группа малолеток, вышедших из зон, посчитала виновниками своих злоключений девушек и начала их насиловать и убивать в лифтах. Приметив одиноко входящую в лифт девушку, парни врывались в него, зверски насиловали и убивали, выбросив труп на пустом этаже.
Недалеко от целлюлозно-бумажного комбината в Братске стоит городок из трехсот деревянных, одноэтажных общежитий, обдуваемых кислыми зловониями – запахами этого предприятия. В один из летних дней, в подпитии девушки-строители, а также девушки, прибывшие в поисках женихов из мужеопустошенных областей России и Украины, взяли и, раздевшись, повыпрыгивали из окон, а затем бросились штурмовать мужские бараки. Амазонки душили, насиловали, раздевали, отрывали, обрезали, отгрызали половые органы мужчин, строителей коммунизма. Война полов закончилась победой более трезвых женщин над выпившими мужиками.
Харчев, Кон, Рюриков – ученые-философы, размышляют: от отсутствия в отечестве должного полового воспитания, а сами ничего конкретного предложить не могут. Религия зачеркнута и разорена, буйно цветет полынь зла. Отброшено таинство брака и невежество окружает, кружит воронкой, затягивает в животно- сексуальные страсти, в различные виды и формы преступлений. Вот почему женщины страны превращаются в различные группы блядей и проституток, а мужчины – в «ваше чешежопие» и сутенеров. Уголовное законодательство подстать ситуации в стране. Профессор юридического факультета Иркутского университета Григорий Виттенберг говорил: «Самая безобразная, неразработанная и запутанная статья – 117 УК РСФСР и от нее танцующие остальные – 118, 119, 120», его ученик правовед Григорий Гаверов вторит: «Не поймешь, как определить по виду – она совершеннолетняя или нет? Девки все сейчас крупные и задницами крутят так, что я часто падаю в автобусе от их разворотов».
Пока юристы страны спорят и говорят, сотни тысяч сидят «по мохнатушке». Обвинительные заключения по этой статье самые примитивные. Пригласила девица парня или наоборот, выпили, подзакусили, потянуло к взаимной борьбе полов: «Отдайся, оную операцию оплачу, озолочу». «Не хочу, женись, ставь штамп в паспорт и наслаждайся мной» – куражится она, цену набивает, да и пригласила, чтоб от подруги отбить. Обнял парень девушку, та закричала, вырвалась и, стремглав побежала прямиком к ментам. Пишет в заявлении: приставал, угрожал, насиловал, лез в трусики и отстегивал булавки на бюстгальтере (это слово всегда пишется с ошибками, некоторые заменяют другим – лифчик, лифтик). Мой крик, зов о помощи слышали: Ф.И.О., место жительства многочисленных соседей. Вот вам, господа, и статья, и срок, катящий под десятку усиленного режима. Ежели следствию с изнасилованием не повезет, то попытка уж обеспечена.
Сложилось превратное мнение, что насильники – это силачи, не знающие куда девать энергию и берущие баб нахрапом и повалом. Посмотришь на них в зонах – большинство опомоенных, зашкваренных в натуре и по виду – срамота, облитые баландой, обшарпанные, забитые, хромые, глухие и совсем интересно – слепые. Вдоль стенки коридора в тюрьме ходит эдакий насильник, и в зоне его ведут под руки педерасты в столовую или кормят прямо в казарме, выливая содержимое в хайло-рот. «Ты, Рука (кликуха – однорукий глухой зэк, сидящий за изнасилование), – ему показывают жестами, – как мог прижать бабу, где и чем?» Мычит, жестикулирует, махая обрубком руки, как собака хвостом. Потом передает бумажку на которой накалякано: «С ней, Верой, я раньше жил-дружил, она тоже глухонемая. Потом мы переехали в Искитим и я женился на другой глухонемой. Пришел к Вере в гости, мы легли, а тут ее мама. Она меня не любит из-за того, что я женился на другой. Раньше я спал как с Верой, так и с ее мамой. Мы тогда дружно жили. Мама, увидев меня с Верой, побежала в милицию и Веру заставила писать, что я ее насиловал. Вера маму очень боится. Она написала и показала синяк. Он не мой, не я ставил его Вере. Со мной поступили очень хорошо, у меня папа имеет много медалей, он уговаривал суд, ездил, плакал. Он не глухонемой. Мне дали всего четыре года. Осталось год и пять дней. Башмаков Гена».
В тюрьме по обычаю зэков Гену изнасиловали – ныне он проткнутый педераст. Живет в проходе у самого выхода из казармы, работает на «блатной» должности, вызывая гнев зэков других мастей. Он ставит одной рукой маркировочные штампы на изготовленную продукцию. Блатные хохочут: «Вся наша работа запомоена. Позор, куда смотрит хозяин». Вши очень одолевают Гену, их ловит в его одежде его коллега, тоже глухонемой насильник-педераст, но с двумя руками. По договору за десять пойманных вшей, Гена дает ему буханку хлеба. Зэки об этом знают и вшей Гене подбрасывают, чтобы его товарищ поскорее заработал.
Дальневосточник Анатолий Дзюбенко был доволен, славно отдохнул в Ленкорани. Санаторий попался отличный, еда сытная, кустотерапия обновляющая. И к этой радости прибавилась история, о которой в назидание потомкам он будет «вещать», пожалуй, до конца дней жителям Сихотэ-Алиня. Она приключилась с одной из отдыхающих. Дело вышло так. Москвич, страстно любивший свою жену, тоже москвичку – помпушечку и лапочку, привез ее в санаторий для поправки пошатнувшегося здоровья. А сам направился в командировку на другой берег Каспия, в Красноводск. Муж числился в нефтеразведчиках в одном из столичных НИИ.
Жена по водворении в санаторий получила комнату на двоих, и этим была очень обижена, как так ее, москвичку, поселили в комнате с какой-то колхозницей-дояркой. И запахи не изысканные, и интеллект на уровне унитаза. Администратор, человек, знающий столичную психологию, пообещал при ближайшем случае ее положение улучшить и поместить в отдельную комнату. Москвичка стала отдыхать, шатаясь по парку. Не сидеть же ей и базарить с соседкой.
Прогуливаясь, к ней подвалил красавец восточного типа, такой приятный и по-русски прекрасно изъясняющийся. Ухаживать, скажем, начал изящно. В первый же день подарочек преподнес – цепочку с кулончиком. Когда в его комнате под лампой рассмотрела, цепочка оказалась золотой, а камушек натуральным. Всесоюзнообщеизвестно, что все любят подарки. Но больше всех, как и положено по рангу городов и мест – москвичи, считающие, что живут хуже всех в стране, а заботятся о ней больше всех. Москва немыслима без подарков – музей подарков со всей страны. Ежели некоторые скряги и не дарят, то у них централизованно изымают. И сами москвичи пропитались подарками: нижестоящие несут вышестоящим, а те к еще более вышерасположенным, отбирая для верхов самое лучшее. Иномосковские обязаны дарить также, как платить профсоюзные взносы, ибо столичному жителю все к лицу. Войдите в его положение: ему тяжело, он нищ, живет в самом большом континентальном городе мира, каждый день прессуется в метро и очередях и заботится о тебе, провинциале.
На следующий день поклонник ошеломил и потряс нашу даму: небрежно повесил на ее руку запястье индийской работы, галантно пристегнул и, представляете, без намека. От этого москвичке стало не по себе. За такую ювелирную прелесть она бы, ох, непременно отдалась. Ясно, он в нее втюрился. Что-то еще преподнесет? Вечер настал и на шее засветились бусы из настоящего янтаря, не прессованного, а естественного, в некоторых бусинках виднелись застывшие букашки-мурашки. Красота, да какая! И она в первый раз чмокнула кавалера в обветренную щеку и привалилась к гибкому стану. В своем счастье-радости она не побрезговала подружкой, и ей поведала о своих успехах. Та вздохнула. Не из зависти, а ввиду измены мужу, человеку, как ей показалось, хорошему и доброму.
В назначенное рандеву молодой красавец был не один, а с другом. Они познакомились, стали любоваться горами. Предложили покататься и сели в авто, к ним подошел третий, попросил подвезти. У нее спросили разрешения – вот какая галантность! И она, млея от нее, разрешила. Машина покатилась, незаметно на ее руки надели браслеты уже английской работы, а на головку с прической-перманент опустилась чадра тегеранского производства. Кричать было бесполезно. Ее внесли в один из домов, сняли украшения, раздели и стали тешиться: мучить, насиловать, обсасывать и прижигать; она не помнит ни ночей, ни дней, даже как золотые коронки сняли горячими ложками, прижгли и десны и губы. Она к этому времени перестала уже ощущать боль. Сознание твердило: конец, конец, конец. И он, казалось, наступил – на нее, лежащую поперек дивана, набросили старую фуфайку и по этому сигналу лежащий на ковре пес, вскочил, бросился на нее и по псиному отодрал, вызвав хохот компании.
