По поверию, чай содержит сотни витаминов и минеральных солей – он средство от всех болезней: от желудочных и головных болей, им промывают глаза и раны, прополаскивают половые органы, вступая в связь с педерастами, смачивают бинты и накладывают на опухоли. На воле из чая делают вытяжку, концентрат, которым начиняют конфеты и пропитывают оберточную бумагу, добавляют во все разрешимое к пересылке в тюрьму и зону.
Чай – важнейший элемент любого зэковского ритуала, им поддерживают зэков настоящих, понимающих вкус арестантской жизни. Можно жевануть и всухую. Сначала непривычно – словно песку в рот набрал, но потом, прослюнявив, почувствуешь прилив сил, на мгновение отойдешь от сумеречных мыслей. Он, чай, связующее звено между жизнью и смертью. Из-за него и к грузинам отношение особое: у них ведь чай растет! Приготовлять чифирь не каждый может и не все зэки к этому чародейству допускаются. Зэки страны Советов получше китайцев и японцев – признанных ценителей чая, знают, как лучше заваривать – разбираются в воде, в посуде, в чаеразвесочных фабриках. Ценятся те зоны, где вода артезианская, из своих, лагерных скважин, а также где ангарские и енисейские воды. Нормален чай на воде Новосибирской, Иркутской и Минусинской тюрем, плох в Читинской, Курганской, «совсем не чай» в казахстанских и волжских зонах. Лучшая ферментация чая производится на Иркутской чаеразвесочной фабрике. Все знают, что в ее ограде стоит памятник чифирю – большой заварной чайник с надписью «Грузинский чай». Настоящий чифирист и в драку вступит, доказывая преимущества иркутского чая по сравнению с зугдидским или уфимским.
Блатные и мужики чай варят сами, не доверяя этот благородный напиток чертям и педерастам. В камерах это производится так. Садится зэк на корточки у параши, ставит человека на вассер у пики и приступает к чародействию. Хороший огонь, плотное пламя и отсутствие запаха дают хлопчатобумажные «дрова» – рубахи байковые, нательное белье. Заранее из них делаются жгуты-закрутки, их поджигают, пепел стряхивают в рядом стоящую шлюмку с водой. В считанные минуты вода начинает бурлить, и тогда другой, подручный, сыплет чай. Он поднимается кипячением несколько раз. Полученное варево сливается в эмалированную кружку пахана. Пьют чифирь по кругу, передавая кружку друг другу – по глотку в первый круг, затем по два во второй и так далее.
Не понять впервые попавшему в карантин, зачем к нему подходит блатной и по-сталински, так же как тот проверял новую солдатскую форму на параде 1938 года у солдата Ивана Водянова, начинает ощупывать рубашку, запускает руки в нательное белье и, взвизгивая, кричит.
– Скидывай быстрее! Братва, смотри, рубаха – ништяк, байковая – отличные дрова.
– Ребятушки, – взмаливается владелец дров, – она теплая, жена по блату достала, я больной, все время простываю.
– Мы тоже все больные и тоже не пальцем деланные, знаем давно, что дрова пакистанские, корейские, китайские, наши – ситцевые, полотенца махровые и вафельные дают отличный жар, кипяточек славный. Скидывай и молись, что не сдираем вместе со шкурой, а замену даем. Возьми симпатическую (синтетическую). Такие не горят, а плавятся, руки обжигают, плохо тушатся. Вонь от них идет – смрад, как из толкана. Дубаки просыпаются. Дрянь из них дрова.
Многоходочный зэк, возвращаясь в свою хату, обязан прихватить дров и как можно больше – таковы неписаные правила.
Есть такие чаевары-виртуозы, что, разговаривая через кормушку с дубаком, кипятят чай, притом, одной рукой держит кружку, другой – пламя из сложенной китайским веером газеты. Плохое пламя дает московская «Правда», отпечатанная на белой финской бумаге, лучше своя бумага – пермских и сахалинских целлюлозно-бумажных комбинатов. Чай варят везде – на шконках и под ними, на одеялах, под одеждой. В этом случае под кружку подстилают мокрое полотенце, чтобы матрас не загорелся. Умудряются даже варить в Столыпиных, автозаках – будках-коробках, которыми доставляют на объекты зэков из выездных зон. От такой варки алюминиевые кружки становятся черными, их разрешается чистить чертям. Они соскребают со стен кирпичную и штукатурную пыль и драят кружки до блеска, тратя на это многие часы. Можно чистить использованной заваркой, кусками валенок и бумагой. Но бумага – дефицит, нужна для подтирки задниц, тарочек и чтива на досуге.
Началась заварка. В коридоре дубак почувствовал запах гари, а то и увидел в глазок. Он дал сигнал тревоги. Врывается наряд, для страха с собаками, которые имеют обыкновение прыгать на стол. Начинается шмон – распинывание кружек, поиски чая. Нашли чай, выписывают очередное постановление, сумма которых приведет в конце концов к карцеру. Постановки и карцер: в зоне их приходится отрабатывать долго и упорно, без нарушений режима.
Не нашли дубаки чая – радость и обсуждение. Как только не варят чай в зонах! Сколько людей гибнет от самодельных кипятильников, электроплиток с открытыми спиралями. Сколько возникает пожаров. Идут чередой сплошные замыкания, вплоть до отключения всей зоны, гибели людей и порчи оборудования. За изготовление самодельных кипятильников полагается строгое наказание – ШИЗО и ПКТ. Чайники и заводские кипятильники разрешены в жилых секциях, но они быстро выходят из строя, их надо достать с воли или покупать за бешеные цены у зэков, куда-то прятать. В тумбочку ставить нельзя, так как места просто нет. Их прячут под кровать, шнур – отдельно. Под кроватью дневальный, убирая помещение, может такой чайник запомоить. Надо договариваться, чтобы предварительно перед уборкой поставил на кровать или отнес завхозу. Маленькие кипятильники в Советском Союзе большой дефицит. К тому же во многих уральских, среднеазиатских, закавказских, тайшетских зонах вода с большим содержанием солей. Ее на воле не пьют из-за жесткости. Такая вода при нагревании быстро покрывает кипятильник известковым налетом, и он выходит из строя. Приходится пользоваться самоделками, конструировать их из бритвочек – моек, как- то изолировать, доставать проволоку, штепсели делать из гвоздей, а то и без них. Первый раз человек, увидев такое приспособление, пугается и отказывается им пользоваться. Работает оно мгновенно – вода бьет ключом и часто «по голове».
Кукиш с маком
Собираются они на тусовку у маленьких кинотеатров и клубов зимой, а летом в парках оживленно беседуют. Кажется, не столько с другими, сколько сами с собой. Вопросы – ответы: «Ханка, чуйская цепляют сильно; Самолет (фамилия наркомана и его же кликуха) ушел в поход; вызывали к ментам; вмазал – кайф; приход был тяжелый, никак не мог найти вену на ногах; ты пробовал под язык?; Мартын в виски – ништяк; такую шалаву посадил на иглу – тащился с ней; Жуча настриг много бинтов в Тогучине; это что за кент? – Новенький, свой, из Омска; позвонили – прибыл рюкзачок свежей травки, кажется, ханка.» Закуморенные, отрешенные бродят они по городам с расширенными белками глаз и объясняются словами-фразами, состоящими только из намеков, дефисов с пропуском и обрывками распространенных предложений. Окружающий мир служит им фоном для поисков единственной радости – укола или затяжки в смак. Они готовы на все, находясь в приступе, когда организм теряет усладу, когда бросает в раскуморивание – состояние, при котором все твое – голова, ноги, живот, печенка, легкие, кости, мысли, тело, слова – убегают, нагло покидая тебя. Спасение от этого рядом – горсть колес (таблетки морфина), укол маковым раствором из прокипяченных бинтов, затяжка анаши. Об опиуме и героине они могут только помечтать или увидеть во сне.
Притоны «наша-хана» есть во многих городах Сибири, они не специализированные, а обычно смешанные с блат-хатами в квартирах напрочь спившихся людей. Эти «хавиры» размещаются в двухэтажных бараках предвоенной или послевоенной постройки в разных предместьях – «гэсах», «тэцах», «нахаловках» Иркутска, «индиях», «шанхаях» Братска, затонах всех сибирских городов. Распевают нашедшие там приют анашисты- марихуанщики: «Анаша, анаша, до чего же хороша! Лучший в мире шиш – гашиш». Из сибирского ареала конопли алтайская цепляет не сильно, посему успехом у курильщиков не пользуется. Лучший кайф дает забайкальская (бурятская), растущая в окрестностях Кяхты, хороша дальневосточная, произрастающая по берегам мелководного советско-китайского озера Ханка. По имени озера назвали и зелье. Ханка вошла в оборот наркоманов Сибири и Дальнего Востока. Остальные виды конопли кайфа не дают, а привезенная в другие места ханка и бурятская при посевах вырождаются. Чуйская-сорговка, рекордсменка и идеал наркомана, конопли Кавказа и Южной Украины сильны, но не так. Чуйская – само вожделение.
Поход за коноплей – путешествие, полное приключений и частенько с залетом в орнамент, он требует знания дорог и связей с местными ментами и поставщиками, а бурятская и ханка еще и проникновения в небезопасные, пограничные районы. На рынках Сибири стаканчик конопляных пыльцевых соцветий идет от
