— Ой, не будь дурой, — небрежно отозвалась Бренда, садясь прямо, потому что прибыла Табби с двумя тарелками, на которых громоздились бекон, тосты, омлет и картофель по-домашнему. — Давай поедим, хорошо, а потом ты расскажешь мне то, что захочешь. А если ничего не захочешь, тоже ладно. Я просто хочу помочь, вот и все.
— Спасибо, Бренда. — Шелби посмотрела на свою тарелку, и глаза у нее полезли на лоб. — Господи Боже, и я должна все это съесть?
— Да уж, никаким пилюлям для похудания с этим не потягаться, верно? — рассмеялась Бренда. — Даже не знаю, почему так уверена, что когда-нибудь вернусь в сорок четвертый размер. Только не со стряпней Тони. А теперь ешь, Шелли. Это тебе здорово поможет.
— Сомневаюсь. — Шелби робко взяла вилку и вонзила ее в пышный омлет. Вспомнив о взглядах Джереми на холестерин, она подумала, что этот человек упал бы в обморок, если бы увидел сейчас ее тарелку. Кого она обманывает? Джереми грохнулся бы в обморок при одном упоминании о Восточном Вапанекене. — А… а персонал знает о холестерине?
— Что, ты хочешь жить вечно? — спросила Бренда с набитым вкуснейшей жирной картошкой ртом. А потом перешла к делу, потому что деликатностью не отличалась, а неизвестность убивала ее: — Но если ты не собираешься есть, тебе придется со мной разговаривать. Так что, Шелли?
Шелби положила вилку и промокнула рот тонкой бумажной салфеткой.
— Что меня выдало?
Бренда подняла палец, пока жевала и проглатывала.
— Лучше спроси, что тебя не выдало. Твоя одежда, обувь, часы. Да уж одно то, что ты ела пиццу ножом и вилкой. Ты настолько не на своем месте, как… как, ну, в общем, как то, что сейчас сидишь у Тони. Признайся, Шелли, ты богата. И от чего-то или от кого-то бежишь.
Посмотрев на омлет и на Бренду, Шелли сдалась:
— Полагаю, следует сказать тебе всю правду. Я надеялась, что адаптируюсь лучше, чем мне это удалось, но принимала желаемое за действительное. Ладно, признаюсь во всем. Меня зовут Шелби Тейт, и я убежала из дому, от своего жениха, от богатой и праздной жизни, медленно сводившей меня с ума. Мне пришла в голову безумная идея: изведать настоящую жизнь, с настоящими людьми, и я решила исчезнуть на время, что и сделала.
Бренда уставилась на Шелби, не донеся вилку до рта.
— Сбежала от хорошей жизни. Ничего себе поворот!
— Ты считаешь меня смешной, да? Но все получилось бы, если бы брат не аннулировал мою кредитную карточ-55 ку, наверное, думая, что заставит меня еще до вечера вернуться домой. У меня в кошельке четыреста двадцать три доллара пятьдесят три цента, и лучше я покончу с собой, чем позвоню Сомертону и попрошу его приехать и забрать меня. И хотя ты не спросила об этом, но я никогда до сегодняшнего утра не была в таких местах. Я даже не знала, что существует нечто подобное. То есть как-то я видела по телевизору документальный фильм о столовых и об изменении американской кухни, но… По-моему, я уже слишком долго говорю.
Шелби откинулась на спинку шаткого деревянного стула и сложила руки на груди, стараясь сдержать подступающие слезы. Она не прожила самостоятельно и суток, как уже провалилась. Это действовало на нее более чем угнетающе.
— Ну вот. Это достаточно честно?
Слушая признания Шелби, Бренда приоткрыла рот, потом положила в него омлет.
— Ничего себе! Нет, ну надо же! Как в кино. Ну, ты знаешь. Кларк Гейбл и та девушка… не помню ее имени. «Это случилось однажды ночью», точно. Старое кино, жутко старое. Эта богатая девица ныряет с папочкиной яхты и сбегает… тоже садится на автобус, если я правильно помню… желая увидеть, как живут простые люди, или что-то в этом роде. Ты действительно богата, Шел… Шелби?
— Несметно богата, — усмехнулась Шелби. — Извини.
— Извини? — Бренда покачала головой. — За что ты извиняешься? По-моему, это здорово. И ты помолвлена? Так в чем же дело? Ты не любишь его?
Должно быть, исповедь благотворно сказывается на душе, потому что Шелби почувствовала себя лучше, гораздо лучше. Настолько хорошо, чтобы сказать правду.
— Не знаю. — Она взглянула на Бренду и пожала плечами. — Не знаю наверняка. Но мне кажется, он меня любит. У нас что-то вроде соединения двух старых семей.
— Ах, милая, это дурно пахнет.
Шелби полезла в карман за платком. Сочувствие Бренды опять спровоцировало слезы. Но эти слезы оказались очистительными.
— Точно. Но я могу и ошибаться, — с надеждой добавила она. — То есть Паркер может любить меня. Он просто не знает, как это надо делать. А Сомертон говорит, что все будет прекрасно, что это блестящая партия. И… и мы уже выбрали столовый фарфор.
— К черту фарфор! — приободрила ее Бренда. — Завтракай. Видит Бог, немного мяса на костях тебе не помешает. Вот хорошая девочка… ешь как следует. Теперь давай потолкуем о том, что нам делать, хорошо? Если ты хочешь пожить несколько недель самостоятельно и посмотреть, найдет ли этот твой Паркер тебя, весь в тревоге, и скажет, что жить без тебя не может, тогда мы должны подыскать тебе работу, пока он не сыграет свою роль отважного рыцаря, правильно?
— Работу? Бренда, ты не найдешь мне работу. Моя специальность — французская литература. Кроме того, я никогда и дня не работала в своей жизни.
— Никогда? Ни фига себе! А тебе сколько — двадцать четыре, двадцать пять? Вот бы мне так повезло! Я вкалываю, хотя и по полдня, с шестнадцати. Ладно, обмозгуем это. Ты даже не представляешь, каким болванам мне удавалось найти работу. Ты же должна что-то уметь, Шелби.
— Шелли, — перебила ее Шелби. — Сомертон будет искать меня, поэтому мне лучше оставаться Шелли Смит. Верно?
Бренда пожала плечами, уже погрузившись в стоявшую перед ней задачу.
— Как тебе удобнее, Шелли. А теперь скажи, какие у тебя есть навыки, а я посмотрю свои досье, когда приду на работу. У тебя, конечно, есть карточка социального страхования? То есть богатым людям она ведь все равно нужна?
Шелби улыбнулась, ей очень нравилась новая подруга.
— Да, нам она все равно нужна. Знаешь, Джим был прав. Нет ничего лучше маленького городка.
— Джим?
— Наш шофер, — пояснила Шелби. — Он жил в Восточном Вапанекене и рассказал мне, как они с дочерью были здесь счастливы, как им не терпится вернуться сюда, когда Сьюзи окончит колледж.
— О, Джим Хелфрич! — кивнула Бренда. — Как грустно, что умерла его жена. Мы знали, что он переехал в Филадельфию, чтобы быть поближе к Сьюзи. Ваш шофер, говоришь? Да, мир точно тесен. Шофер. Значит, ты не шутила? Значит, у тебя действительно денег куры не клюют?
— Куры не клюют… О да. Полагаю, можно так сказать. Но не сейчас, Бренда, поэтому я и хотела бы узнать, сможешь ли ты найти мне работу. Ничего постоянного, понимаешь, так как даже дядя Альфред не убедит Сомертона в том, что мне следует пожить самостоятельно больше нескольких недель. Да, мне придется вернуться домой, Бренда. Рано или поздно, но придется.
— Сомертон — это твой брат? Ну да, конечно. И дядя Альфред. И Паркер. Прямо как имена из какой- нибудь книги. Не знаю, Шелли, но, по-моему, многие люди сейчас по-настоящему волнуются за тебя.
Шелби стиснула зубы.
— Они так волнуются обо мне, что Сомертон приказал разрезать мою кредитную карточку, — напомнила она новой подруге. — Теперь я обязана доказать, что способна выжить сама, причем так же, как девяносто девять процентов людей в мире, ежедневно работая и платя за все. Я не вернусь домой с поджатым хвостом, Бренда. Раньше я узнаю настоящую жизнь, чтобы у меня остались воспоминания.
— Угу, угу, воспоминания. Поняла. — Бренда взглянула на Тони, который вышел в зал ресторана из кухни. — А вот идет решение твоей первой проблемы, Шелли. Не знаю, почему я не подумала об этом раньше, хотя последние две недели без конца выслушивала жалобы Тони на Тельму, что она посмела поехать повидать своего первого внука. А теперь быстренько ответь — ты же ходишь на приемы, верно? Богатые, вероятно, постоянно устраивают приемы, им нравится выступать в роли хозяев, принимать гостей
