придавали ей сходство с проказливым эльфом или шаловливой лесной нимфой. На редкость соблазнительной нимфой — поскольку на ней не было ничего, кроме полупрозрачной ночной сорочки. Кипп не мог отвести от жены глаз. Маленькая, но великолепно очерченная грудь с розоватыми, как у девочки, сосками, которые дерзко выпирали из-под сорочки, и, темный треугольник между ног лишили его самообладания. А ее бедра, упругие и белые, ее длинные, стройные, сильные, как у наездницы, ноги, которые накануне так крепко сжимали его талию… Кипп, задыхаясь от восторга, чувствовал себя диким, необъезженным жеребцом.
С трудом заставив себя оторваться от этого восхитительного зрелища, Кипп кряхтя привалился к стулу, на котором еще недавно сидел, выпутался из рубашки и протянул к Эбби руки:
— Идите сюда, мадам жена.
Эбби покачала головой. Копна светлых волос взметнулась вверх, а потом снова послушно легла на место, словно шлем из чистого золота, отчего ее личико с безукоризненно правильными, но не очень выразительными чертами приобрело неизъяснимую прелесть.
— Угу, — хмыкнула она и легко отпрыгнула в сторону, когда он сделал движение, чтобы ее поймать.
Рука Киппа просвистела в воздухе, и Эбби весело засмеялась — совсем как ребенок, и при этом ее удивительные глаза сияли восторгом.
— В конце концов, кто тут господин и повелитель? — грозно прорычал Кипп. — Я! Приказываю вам подойти! — Он изо всех сил старался напустить на себя суровый вид.
Эбби склонила головку на плечо, мысленно повторив про себя его последние слова.
— Знаете, я что-то такое читала… во всяком случае, очень похожее на… Как же называется эта книга? О, кажется, вспомнила! «Приказ корсара, или История англичанки в Тревэйле». Представляете, Кипп, мне пришлось прочитать несколько глав, прежде чем я наконец сообразила, что Тревэйл — вовсе не название какой-то экзотической страны! Ну не глупо ли это?
— Не то слово! — пропыхтел Кипп.
Вцепившись в башмак, он что было силы дернул его, проклиная своего сапожника. Наконец ему с трудом удалось стянуть с ноги это произведение искусства, и Кипп облегченно вздохнул. Придется все время быть начеку, решил он, иначе он непременно себя выдаст. Киппу легче было умереть, чем открыть Эбби свою тайну, которую он скрывал ото всех вот уже несколько лет. Тайна носила имя «мисс Араминта Зейн». Но до сих пор он стыдливо скрывал свой «позор» от Эбби. Встав на ноги, он украдкой окинул взглядом свой наряд, состоящий из одних только чулок и панталон, обозрел голую грудь и с довольным видом решил, что выглядит вполне по-пиратски.
— Да-да, — попятившись, забормотала Эбби.
Она невольно залюбовалась им — высокий, с мускулистой широкой грудью, Кипп возвышался над ней, словно вставший на задние лапы медведь. Упершись кулаками в бока, муж широко расставил ноги и внимательно посмотрел на нее. Губы его медленно раздвинулись в улыбке. А потом он шагнул к ней.
— Это, кажется, один из романов мисс Араминты Зейн, — промямлила Эбби, проклиная себя за трусость. Господи, да что с ней такое?! Порчу он, что ли, навел на нее, если в его присутствии она начинает блеять как овца?! — Вы… читали? Кажется, я уже упоминала о ней. И вот сейчас я вдруг вспомнила нечто очень похожее на эту сцену в одной из ее последних книг. Героиню, если не ошибаюсь, звали мисс Люсинда Поумрой. Книжка-то, конечно, слова доброго не стоит — обычная сентиментальная чушь, над которой рыдают в подушку старые девы и молоденькие дурочки. Но так уж вышло, что ничего другого не оказалось под рукой, я и взяла ее почитать. Собственно говоря, это вообще была не моя книжка, я одолжила ее у Гермионы, она такие обожает…
Окончательно запутавшись, Эбби замолчала. Кипп с непроницаемым лицом слушал неловкие оправдания жены и думал о том, не слишком ли много шума из- за какого-то романа. «Тот, кто доказывает слишком много, не доказывает ничего», — вспомнил он. Интересно, из-за чего она так всполошилась? Испугалась, что он примет ее за сентиментальную дурочку? Да, скорее всего дело именно в этом.
Он опять шагнул к ней, так что бедняжке Эбби снова пришлось отступить. Но теперь она оказалась вплотную прижата к постели.
— Должен признаться честно, я, как и вы, терпеть не могу романов. Никогда их не читал. Все-таки это не для мужчин, вы согласны со мной? Зато их обожают дамы. Нет-нет, Эбби, не принимайте это на свой счет, вы совсем не романтичная особа. Однако, признаюсь, вам удалось пробудить во мне интерес… о, совсем крохотный! Не будете ли вы столь любезны объяснить мне про эту мисс Поумрой… Ее захватили в плен корсары? О Боже, как это ужасно! Я хочу сказать, для мисс Поумрой.
— Да, — кивнула Эбби, — это и в самом деле было ужасно. Ну то есть было бы ужасно, если бы ее почти сразу же не спас корсар. Так его называют в романе — просто корсар.
— О, так, значит, ей сказочно повезло, этой вашей мисс Поумрой. Или нет? Прошу вас, рассказывайте дальше.
Эбби вцепилась в столбик кровати, как утопающий хватается за соломинку. Потом отвела глаза в сторону, вздохнула и провела языком по внезапно пересохшим губам.
— Этот… корсар оказался весьма настойчивым, — умирая от стыда, чуть слышно прошелестела она. Не каждый умеет читать между строк, додумывая за автора то, что тот не осмелился сказать. Но для Эбби с ее живым воображением это обычно не составляло труда. — Он… видите ли… этот корсар дал ей понять, что ожидает вознаграждения… он же спас ее…
— Вознаграждения, значит, — повторил Кипп. Губы его изогнулись в порочной ухмылке. — И что же это было? А-а, кажется, я догадываюсь! Вероятно, он потребовал за нее выкуп, да? Господи, а может, этот дьявол просто привязал бедную девушку к мачте и высек кнутом?!
— Нет-нет, что вы! Ничего подобного он не делал! Ведь на самом деле этот корсар был благородным человеком. Даже героем — это ведь именно он вырвал мисс Поумрой из рук кровожадных пиратов!
И тут он вдруг оказался так близко, что его дыхание обожгло ей кожу. Кипп пальцем коснулся ее щеки, потом погладил шею в том месте, где бешено бился пульс.
— О-о, благородный пират! Как необычно и как волнующе! То есть он хороший пират, да? Готов сражаться со всем светом, даже если против него восстанут ад и его дьяволы, — и все только ради того, чтобы спасти бедняжку мисс Поумрой. Как это трогательно!
— Да! И он отвез ее к себе на остров как свою законную добычу! — возмущенная этим цинизмом, ответила Эбби, внезапно обнаружив, что ей очень хочется вступиться за честь благородного корсара, образ которого частенько по ночам навевал ей просто неприятные сны. И вдруг она с некоторым удивлением открыла для себя, что внешне Кипп очень напоминает ее любимого героя.
Воспользовавшись запальчивостью Эбби, Кипп осторожно потянул ленточку ее ночной сорочки. Вот как, значит, игра? Ну что ж, он с удовольствием в нее сыграет. Вернее, они сыграют в нее вдвоем — это в тысячу раз увлекательнее, чем какая-то партия в шахматы.
— Понимаю! А потом, наверное, он принялся соблазнять бедняжку? Я угадал, да? — тихо прошептал он Эбби на ухо. — Поверьте, я просто сгораю от нетерпения! Ну же, Эбби, расскажите мне! Как именно он ее соблазнял?
Ноги у Эбби подламывались, во рту пересохло. Ласки мужа привели ее в такое состояние, что она не могла пошевелиться и только дрожала как осиновый лист.
— Я… я не знаю. Мисс Зейн… как-то не вдавалась в детали. То есть там, разумеется, были кое-какие намеки, но…
Кипп, конечно, отлично знал, что это за намеки, поскольку сам в аналогичной ситуации использовал бы нечто в этом роде, чтобы добиться своей цели.
— И что же корсар потребовал от своей пленницы? Расскажите-ка мне поподробнее, дорогая, — промурлыкал он. — Все, что вы помните, разумеется.
В ушах у нее звенело, во рту пересохло, а сердце билось так сильно, будто готово было выскочить из груди.
Сейчас она была Люсиндой. А Кипп… Кипп был ее прекрасным, благородным корсаром. Они были одни, за надежными, крепко запертыми дверями его замка, в объятиях друг друга. Судьба свела их в этом месте для того, чтобы они, как весьма туманно и в то же время достаточно откровенно выразилась мисс Зейн, «познали великое и ослепительное наслаждение, которое могут разделить только пылающие страстью джентльмены и снедаемые любовью дамы; величайший восторг, который им предстояло испытать, — самый прекрасный, самый щедрый дар, каким одарил смертных великодушный бог любви».
Судорожно сглотнув, Эбби предприняла еще одну, последнюю попытку его отвлечь.
— Но это же глупо! — задыхаясь, выпалила она. — Просто как дети, ей-богу!
— Да, конечно… но почему бы и нет, в конце концов? Если вы помните, Эбби, нынче вечером я преподнес вам целый сундук самых разных игр. Вы ведь любите игры, да? Так я и подумал. Вот и представьте, что сейчас мы с вами играем… в какую-нибудь новую игру. Итак, что же сделал корсар дальше?
Смущенно прикрыв глаза, Эбби дала волю своей фантазии.
— Он… он говорил кое-что.
Ладони Киппа накрыли ее груди, добрались до упругих сосков и принялись играть с ними, пощипывая и поглаживая крохотные розовые бутоны.
— И что же именно он говорил?
К этому времени Эбби уже почти перестала понимать, что он от нее хочет. Взволнованная, смущенная и к тому же безмерно подавленная тем, что так смущена и взволнована, Эбби не осмеливалась поднять глаз на мужа. Пальцы ее запутались в густой поросли светлых курчавых волос на его груди, коснулись твердых плоских сосков. И Эбби стоило немалого труда удержаться от соблазна тоже поиграть с ними, как это делал Кипп.
Не удержавшись, она слегка ущипнула их, и тело Киппа мгновенно отозвалось — соски его
