факт, что Одзаки поддерживает дружеские отношения со столь подозрительной личностью.
Зорге пригласил Одзаки к себе и попросил рассказать о том, насколько ценен Каваи как агент. Из разговора выяснилось, что ценность Каваи невелика, но Одзаки настаивал, что его можно кое-чему научить. Кроме того, сказал Одзаки, агентов завербовать не так-то легко, а Каваи был по крайней мере надежным человеком. Одзаки, сделавший немало замечательных прогнозов о развитии различного рода международных событий, допустил непростительную ошибку в оценке Каваи. Зорге принял компромиссное решение: передать руководство Каваи в руки Мияги. Это позволяло уберечь Одзаки от компрометирующего его знакомства, поставить Каваи под контроль более строгого Мияги и в то же время продолжать пользоваться услугами агента.
Из уважения к Одзаки Мияги приложил немало усилий, чтобы научить Каваи основам разведывательного дела. Он платил ему столько же денег, сколько тот раньше получал от Одзаки. Однако как-то Мияги узнал, что Каваи тайно наведывается к Одзаки и жалуется, что ему мало платят. Добродушный Одзаки был щедр, и Каваи получал, таким образом, возможность вести разгульную жизнь в кругу своих не менее разгульных друзей.
Это вконец вывело Мияги из себя. Он снова обратился к Зорге и стал настаивать на том, чтобы прекратить всякую связь с Каваи. Зорге согласился. Тогда Мияги вызвал к себе Каваи и прямо заявил ему, что отказывается от его услуг.
Каваи в ответ только хитро улыбнулся. «Нет, — сказал он, — так просто дело не делается: Мияги должен знать, что власти хорошо вознаграждают осведомителей». Эти слова привели Мияги в ярость. Он напомнил Каваи, что существует много способов наказания осведомителей. В ответ Каваи потребовал, чтобы к утру ему приготовили довольно значительную сумму. Сразу же после разговора с Мияги вымогатель отправился к Одзаки и предъявил ему точно такое же требование.
Такого развития событий Зорге, конечно, не ожидал. В тот день вся группа собралась у Одзаки. Нужно было решить, как поступить с Каваи. Вукелич предложил, чтобы Одзаки и Мияги подготовили документы, которые могли бы скомпрометировать Каваи перед властями. Вукелич считал необходимым показать эти документы Каваи и сказать ему, что они будут переданы полиции, если он попытается предать Одзаки или Мияги.
В одном из своих донесений Каваи как-то признался, что убил в Шанхае японского подданного и это его преступление тогда так и не было раскрыто. Это донесение и решили использовать теперь против Каваи. Уловка подействовала, и Каваи поспешил сказать, что угроза была только шуткой. Мияги, встретившийся на этот раз с ним, окинул агента презрительным взглядом и бросил в лицо ему небольшую пачку денег. В тот же момент в помещение вошли два доверенных агента Мияги и угрожающе стали рядом с Каваи. Вымогатель облегченно вздохнул только тогда, когда услышал, что сейчас его проводят в Шанхай и там он будет работать под контролем надежного человека. Так было приведено в исполнение решение, принятое группой на совещании в доме Одзаки. Каваи вернулся в Японию только два года спустя, и Одзаки помог ему устроиться на работу на одном из предприятий бумажной промышленности.
После этого случая Зорге решил усилить конспирацию и тщательнее проверять своих агентов. Он долго расспрашивал Одзаки и Мияги о людях, которые им помогали, и не успокоился до тех пор, пока не убедился, что среди них нет подобных Каваи.
Примерно в это же время группе Зорге стало известно о внезапно начавшейся перегруппировке войск Квантунской армии. Начался лихорадочный обмен радиотелеграммами между Токио, Владивостоком и Москвой. Дальневосточная армия русских была приведена в боевую готовность. Позже выяснилось, что Зорге ошибся и переоценил значение небольших войсковых учений японской армии. Вместе с тем интенсивный радиообмен, связанный с передачей информации из Токио в Москву, вызвал резкую активизацию деятельности японской контрразведки.
ГЛАВА VIII
БЕЗОПАСНОСТЬ ГРУППЫ ПОД УГРОЗОЙ
Весть о начавшейся перегруппировке японских войск первым принес Мияги. Однажды вечером, сидя за столиком в баре «Каван», он рассказал Зорге, Клаузену и Вукеличу, что случайно узнал о переброске подкреплений для Квантунской армии. Эти сведения им были получены от офицера службы связи японской армии, который сам читал приказ генерального штаба о переброске в Маньчжурию двух пехотных дивизий из Китая и одной моторизованной дивизии из Японии. Выслушав сообщение Мияги, с минуту все молчали, пораженные мыслью о том, что переброска войск может означать подготовку к внезапному нападению на Советский Дальний Восток. Ранее переданные группой сведения о спокойствии на границе оказались бы никому не нужными, и вся работа, которую вела группа в течение четырех лет, стала бы бесполезной, если бы японским войскам удалось захватить советскую Дальневосточную армию врасплох.
На следующий день Зорге поручил Одзаки добыть сведения, подтверждающие сообщение Мияги. День проходил за днем, но Одзаки не удавалось найти хоть что-нибудь о переброске войск в Манчжурию. У Одзаки были хорошие связи только в политических кругах. Он имел возможность узнать о планах и намерениях высшего японского командования, но данные о группировке войск были прерогативой генерального штаба, доступа к которому у Одзаки не было. Зорге не мог успокоиться до тех пор, пока Мияги не сообщил ему о содержании еще одной своей беседы, на этот раз с одним из солдат японской армии, который заверил Мияги в том, что из разговоров со своими товарищами из других частей ему известно о поступлении приказа быть в готовности к переброске в Манчжурию. Этого сообщения для Зорге было достаточно: ведь оно подтверждало ранее полученные сведения. Радиопередатчик был немедленно приведен в действие, и пока Клаузен вызывал «Висбаден», Зорге готовил первую из своих шифрованных телеграмм, которые должны были предупредить советское командование о готовящемся нападении.
Первое сообщение, которое передал тогда Зорге, как видно из материалов следствия по его делу, гласило:
«Япония, по-видимому, усиливает Квантунскую армию новыми дивизиями. Сведения еще не проверены. Рамзай».
В последующие дни Клаузен передал несколько коротких радиотелеграмм, содержавших уточняющие сведения о перебросках японских войск, характеристику источников, из которых эти сведения поступали, и информацию о мероприятиях, проводимых группой Зорге для проверки и подтверждения полученных сведений через более надежные источники в высших кругах страны. Общий объем переданных за эти дни радиотелеграмм превысил 500 слов.
На той же неделе контрразведывательный отдел японской секретной службы зафиксировал работу нелегального радиопередатчика из района Токио. В Германии тогда уже была создана радиопеленгационная аппаратура, позволяющая определить местонахождение передатчика с большой точностью. Англия и США, по-видимому, располагали такой же аппаратурой. В Японии же в этом отношении было сделано очень мало. Технические средства, которыми она располагала, были крайне примитивными. С их помощью нельзя было определить местонахождение передающей станции даже в радиусе трех километров. Для такого большого города, как Токио, это означало необходимость проверки сотен домов и многих тысяч жителей. Одним словом, возможности обнаружения нелегального передатчика были крайне малы.
Отсталость японской контрразведки в техническом оснащении можно отчасти объяснить тем, что до появления Рихарда Зорге в Японии никогда не было нелегальных радиопередатчиков и ни одна страна в мире не вела шпионажа против Японии в сколько-нибудь существенном масштабе. Возможно, что это была заслуга японской секретной службы, пользовавшейся славой четко действующей организации. Возможно также, что Советский Союз был первой из великих держав, которая сумела дать должную оценку той роли, которую Японии предстояло сыграть на международной арене. Во всяком случае, из-за отсутствия должного опыта японской контрразведке потребовалось четыре года, чтобы обнаружить работу радиопередатчика Зорге.
Оператор японской радиопеленгационной станции был немало удивлен, когда зафиксировал работу радиопередатчика Зорге, передававшего свое первое сообщение о военной обстановке в Манчжурии. Начальник японской контрразведки полковник Осаки, которому доложили об этом факте, был также поражен. Он сначала даже расценил это донесение как грубую попытку скомпрометировать его. Однако, когда радиопеленгаторы начали фиксировать одну передачу за другой, Осаки приказал докладывать ему обо всем лично.
В первый раз оператор радиопеленгационной станции был настолько ошеломлен случившимся, что успел
