Ночная поездка по бескрайней, расстилающейся от горизонта до горизонта под лунным светом пустыне! Я от души желаю моим дорогим читателям испытать волнующие ощущения, связанные с подобной поездкой! Только для того, чтобы это удалось, душа и сердце должны быть свободны от всех забот и переживаний, которые могут угнетать и стеснять мысли и чувства.
Временами мне казалось, что я лечу по воздуху; тело было на месте, но как будто потеряло свои объем и вес, и в то же время в нем появилась какая-то новая душевная сила, действующая во всех направлениях беспредельно и без каких-либо помех. Я словно парил над Землей, перелетая от одной планеты к другой, от звезды к звезде, из одной бесконечности в другую, находясь в состоянии непередаваемого блаженства. Это было не блаженство гордости за то, что я тот, кто покорил пространство, но спокойное, полное внутренней гармонии блаженство, в состоянии которого меня все дальше и дальше несла моя всеобъемлющая любовь. Потом как бы после пробуждения я летел еще некоторое время с закрытыми глазами, чтобы медленно приходить в себя и наконец понять, что это был не только сон, а я — всего-навсего бессильный раб времени и пространства.
Вот каковы твои ощущения, когда летишь через пустыню на быстроногом коне или дромадере 41. Нет никаких помех, ничто не мешает, лишь земля, уходящая назад и служащая больше опорой, чем каким-то препятствием, все время с тобой. Глаз не останавливается на дороге, он видит только горизонт, который ведет себя, как видимая, но не ощущаемая вечность. Посмотришь вверх, где между блистающими небесными светилами зажигается все больше и больше новых сверкающих звезд, пока взгляд перестает вовсе различать их по отдельности. А когда зрительный нерв устанет от этой изначальности и беспредельности и поднятые от восхищения веки наконец опустятся, то оказываешься в своей собственной внутренней бесконечности, и явятся к тебе удивительные мысли и идеи: возникнут предчувствия, не объяснимые словами, проносятся перед мысленным взором ощущения, которые в отдельности воспринять невозможно, поскольку они создают бесконечные, единые волны, с которыми вместе паришь все дальше и дальше, все глубже и глубже в изумительные, счастливые мечты о неуловимой, но вездесущей любви, о которой человек, несмотря на обилие слов всех сущих языков и говоров, может сказать, только бессильно запинаясь… Бог… Бог… Бог!..
Кто бы мог дать мне волшебное перо, из которого можно извлечь самые точные и выразительные слова для описания проникающих в человеческую душу впечатлений от предпринятой нами ночной поездки по пустыне. От сверкающих звезд небосвода к душе и сознанию нисходит одобрение: да, ты избрал единственно правильную долю, и ее у тебя никому не отобрать! Однако утерявший своего Бога едет только через пески и пески и опять по пескам; он не замечает ничего, кроме песка; он слышит часами его шуршание под копытами своей лошади, и перед ним все вновь и вновь расстилается печальная пустынная глушь, в которой нет ничего, кроме песка. Вот так же точно и в пустой глубине его существа царствует суровая пустыня, безнадежный, мертвый песок, не дающий прорасти ни стебельку, ни корешку жизни. Такому несчастному ничего не остается делать, ничего другого, кроме как молиться Богу.
Неужели это правда? И ему остается только молиться?
Я не заметил, что давно уже скачу впереди своего отряда, опустив поводья и тихо, безмолвно обращаясь в молитвах к Богу. Внезапно голос Олд Уоббла вернул меня к реальности:
— Сэр, что с вами? Неужели вы молитесь?
Слова его прозвучали иронично, и я не ответил на этот вызов.
— Возьмите поводья! — продолжал он. — Если при таком галопе ваша лошадь остановится, вы рискуете сломать себе шею!
У меня появилось такое чувство, как будто после долгой жажды у меня вырывают только что полученную чашу с водой, чтобы налить туда горчайшего сока алоэ.
— Что вам до моей шеи! — ответил я сердито.
— Вообще-то ничего, это верно; но, поскольку мы все здесь зависим друг от друга, мне совсем не безразлично, что вы в любое мгновение можете сломать себе шею.
— Не беспокойтесь обо мне; я ее не сломаю!
— Это вполне могло случиться. При таком лихом и быстром галопе поводья обычно не кладут на шею лошади!
— Уж не хотите ли вы поучить меня верховой езде?
— Нисколько, я знаю, что вы не нуждаетесь в учителе. Но я никогда еще не видел, что всадник скачет, сложив руки, как будто под ним не конь, а стул, на котором молятся или жалуются. Вот что было с вами, мистер Шеттерхэнд.
— Стул, на котором молятся или жалуются? Как вы пришли к такому обобщению?
— Таково мое мнение, сэр.
— Так, значит, молитва и жалоба для вас одно и то же?
— Да!
— Послушайте, шутка не слишком вам удалась.
— Шутка? Что вы, я серьезно говорю.
— Не может быть! Разве найдется на свете человек, который не может не отличить молитву от жалобы и причитания?
— Я — такой человек!
Тогда я резко повернулся к нему и спросил:
— А вы что, часто и подолгу молитесь?
— Нет.
— Ну хотя бы иногда вы делали это?
— Тоже нет.
— Вообще никогда?
— Никогда! — И он с гордостью кивнул головой.
— О Боже, не верю!
— Мне все равно, верите вы или нет, но я еще никогда не молился.
— Но в молодости, когда были ребенком?
— Тоже нет.
— Разве у вас не было отца, который рассказывал вам о Боге?
— Нет.
— И матери не было, которая складывала бы вам руки для молитвы?
— Не было.
— Сестры тоже не было, которая бы научила вас хотя бы коротенькой детской молитве?
— Не было.
— Очень печально, бесконечно горько! На Божьей земле, оказывается, есть человек, который прожил более девяноста лет и за столь долгое время ни одного разу не помолился! Тысячи людей могли бы меня уверять в этом, но я бы никогда им не поверил. Нет, я не могу в это поверить, сэр.
— Ну, если я вам говорю об этом, можете не сомневаться в верности моих слов.
— Я не могу не сомневаться!
— Но я-то, как видите, спокоен. Не понимаю, зачем вам так волноваться из-за того, что по существу, не имеет никакого значения?
— Не имеет значения? Неужели для вас это действительно так, мистер Каттер?
— Абсолютно!
— Ужасно!
— Хау! Не думал я, что вы такой святоша!
— Святоша? Я вовсе не святоша, если вы имеете в виду то, что под этим словом понимают неверующие.
— Я подразумеваю как раз то самое. А разве я неверующий? Хм!
— Именно. Вы ведь считаете себя независимым от воли Бога!
— Послушайте, не сердитесь так, мистер Шеттерхэнд! Я же джентльмен. И я всегда делаю то, что считаю правильным, а кроме того, не хочу, чтобы меня считали безбожником!
— Но мне так кажется!
— Значит, вы действительно не шутите?
