кабинете Захарова можно все это проделывыать вполголоса, чтобы не мешать ему работать. Впрочем, бывали и здесь отступления от правила в ту или другую сторону: то саам Захаров заговорится с ребятами, смеется и шутит, а то вдруг скажет сурово:
— Прошу очистить территорию на пятьдесят процентов!
Он никогда не позволял себе просто выдворить гостей.
Девочки вошли в комнату совета бригадиров. Их встретило общее изумление. Оксана в колонистском костюме! Какая новость! Только Володю Бегунка никогда нельзя было изумить. Он открыл дверь кабинета и вытянулся с жестом милиционера, регулиряющего движение:
— Пожалуйте!
Захаров встал за столом, гости его тоже притихли, пораженные,
— Ну что же… хорошая колонистка. Ты училась в школе?
— Училась в седьмом классе.
— Хорошо училась?
— Хорошо.
Игорь Чернявин, сидящий на диване, сказал весело:
— Только ты, Оксана, посмелее будь. А то ты какая: деревенская.
Ванда оглянулась на него оскорбленно:
— Смотри ты, городской какой!
Захаров поправил пенсне:
— Хорошо училась? Если умножить двенадцать на двенадцать, сколько будет, Чернявин?
— А?
— Двенадцать на двенадцать умножить, сколько?
Игорь поднял глаза и быстро сообразил:
— Сто четыре!
— Это по городскому счету или по деревенскому?
За Игорем следило много возбужденных глаз. Головы гостей склонились друг к другу, уста их шептали не вполне уверенные предположения, но Игорь еще раз посмотрел на потолок и отважно подтвердил:
— Сто четыре!
Захаров печально вздохнул:
— Видишь, Оксана, милая? Так и живем. Приедет к нам такой молодой человек из города и гордится перед нами, говорит: сто четыре. А того и не знает, что недавно один американский ученый сделал такое открытие: двенадцать на двенадцать будет не сто четыре.
Девушки смотрели на Игоря с насмешкой, ребята заливались на диване, но Игорь еще раз проверил и наконец догадался, что Захаров просто «покупает» его. И в присутствии Оксаны Игорь захотел показать настойчиволсть души, которую нельзя так легко сбить разными «покупками». Правда, Ваня Гальченко, сидящий рядом, толкал его в бок, и этот толчок имел явный математический характер, но Игорь не хотел замечать этого:
— Амеркианцы тоже могут ошибаться, Алексей Степанович. Бывает так, что русские сто очков вперед американцам дают.
— Оксана, видишь? Самый худший пример искажения национальной гордости. Игорь дает американцам сто четыре очка.
Оксана не выдержала и рассмеялась. И тут обнаружилось, что она вовсе не стесняется, что она умеет смеяться свободно, не закрываясь и не жеманясь. Потом она обратилась к Игорю с простым вопросом:
— А как ты считаешь?
— Да как считаю: десять на десять сто, дваджды два — четыре, сто четыре.
Оксана изумленно посмотрела на Захарова. Захаров развел руками:
— Ничего не скажешь! Правильно! Сто да четыре будет сто четыре. Признаем себя побежденными, правда, Оксана?
Захарова перебил общий возбужденный крик. Колонисты покинули теплые места на диване, воздевали руки и кричали разными голосами:
— Да он неправильно сказал! Неправильно! Алексей Степанович! Тоже считает! Кто же так считает, Чернявин? Сто четыре!
Старшие мудро ухмылялись. Захаров расхохотался:
— Что такое, Игорь? И русские против тебя? Хорошо! Это вы там на свободе разберете. Клава, кто будет шефом у Оксаны?
— Я хотела назначить Марусю, но вот Ванда… а Ванда еще не колонистка.
Ванда выступила вперед, стала рядом с Оксаной, сказала серьезно:
— Алексей Степанович! Я не колонистка! Только…
Захаров внимательно посмотрел в ее глаза. Гости притихли и вытянули шеи.
