Сибрайт располагался всего в нескольких сотнях километров к северу от экватора, но Гринуэй не был теплым миром. Основное его население разместилось в экваториальных широтах.
На северном конце террасы, подальше от зданий, размещалась группа телескопов. Рядом с одним из них стояла женщина-техник и разговаривала с девочкой. Телескоп смотрел на юго-запад, где световой точкой сияла Альфа Максима.
Девочку звали Лира. Она была дочерью женщины-техника, лет десяти от роду, и вполне могла надеяться прожить еще два столетия.
– Интересно, думает ли она, что еще увидит эту новую, – сказал Вудбридж.
Ким отступила в сторону.
– Спроси у нее.
Он спросил, и Лира улыбнулась слегка презрительной улыбкой, как улыбаются дети, когда видят, что взрослые пытаются подстроиться под их уровень.
– При моей жизни этого не случится.
И при жизни ее детей тоже, подумала Ким. Свет идет очень медленно.
Вудбридж повернулся к ней.
– Ким, – спросил он, – могу я задать тебе личный вопрос?
– Конечно.
– У тебя есть предположения, что могло статься с Эмили?
Странный был вопрос, будто с потолка. А может быть, и нет, если подумать. Эмили хотела бы сегодня быть здесь. Вудбридж ее знал и в этом мог быть уверен.
– Нет, – сказала Ким. – Она села в такси, а в отеле ее не видели. Это все, что мне известно.
Она посмотрела в сторону телескопов. Мать Лиры решила, что на улице слишком холодно, и загоняла девочку в дом.
– Мы больше никогда ничего о ней не слышали.
Вудбридж кивнул:
– Трудно понять, как такое может произойти. – Они жили в обществе, почти не знавшем преступности.
– Знаю. Семье это было тяжело. – Ким запахнулась от ночного холода. – Она бы поддержала «Маяк», но была бы очень нетерпелива.
– Почему?
– Очень много времени он требует. Мы пытаемся сказать «привет» по-научному, но ответ будет только через тысячелетия. В лучшем случае. Она бы хотела получить результат в тот же день.
– А ты?
– А что я?
– Как тебе эта перспектива? Я думаю, что тебя тоже «Маяк» не удовлетворяет.
Она поглядела на небо.
– Кэнон, – сказала она. – Я хочу знать ответ. Но это не определяет мою жизнь.
– У меня такое же настроение. Но должен признать, я бы предпочел, чтобы мы оказались одни. Так спокойнее.
Ким кивнула.
– А почему ты спросил? – поинтересовалась она. – Насчет моей сестры?
– На самом деле ни почему. Просто вы очень похожи. И обе влипли в одно и то же дело. Сегодня там, в зале, слушая тебя, я почти что чувствовал, будто она вернулась.
Ким вызвала такси и вышла на крышу. Поджидая флаер, она просмотрела почту и нашла сообщение от Солли: «Не забудь про завтра».
Солли был в институте пилотом и таким же энтузиастом подводного плавания, как Ким. Несколько дней назад они наметили спуск к обломкам «Каледонии». Это будет к концу дня, когда придет передача с «Трента» и все ее как следует отметят, а журналисты разойдутся сочинять репортажи.
Ким уже спускалась к этим обломкам. «Каледония» была рыбацкой яхтой. Она лежала на глубине двадцати морских саженей у острова Капелло со стороны океана. Ким нравилось ощущение отсутствия времени, которое вызывал погибший корабль, – ощущение, будто она живет одновременно в разных эпохах. И еще эта экскурсия будет отдыхом от долгой напряженной работы последних недель.
Такси приземлилось, и Ким влезла внутрь, приложила браслет к гнезду и велела отвезти ее домой. Флаер поднялся, развернулся к востоку и стал набирать скорость. Улетая, Ким услышала звук горна – последний привет от кого-то, кто еще остался праздновать то ли взрыв, то ли Новый год. Потом машина поплыла над лесами и парками. На севере светились огнями башни Сибрайта. Парки сменились песчаным пляжем, и флаер поплыл над морем.
Гринуэй был в основном водной планетой. Единственным континентом на нем была Экватории, и Сибрайт располагался на ее восточном побережье. В самой широкой части материк достигал семисот километров. У покрывающего всю планету океана имени не было.
Флаер заскользил низко над водой, над заливом Бэгби, над хотбольными кортами на острове Бранч. Он
