– Когда здесь было озеро.
Они сидели в ресторане, и Макс вполуха слушал ропот голосов и позвякивание вилок.
– Вы уверены?
– Уверена.
У Макса вдруг засосало под ложечкой. Тут подошла официантка, и вместо запланированного клубного сандвича он заказал салат Цезаря.
– Вы что, хотите сказать, что той посудине десять тысяч лет?
– Я бы не стала делать поспешные выводы, Макс, – смутилась Эйприл. – Будем пока что строго придерживаться фактов. Во-первых, судно не гниет, не ржавеет и не разлагается на протяжении исключительно долгих отрезков времени. Во-вторых, тросы, лежащие в амбаре Ласкера, некогда были привязаны к еловому бревну. Волокна дерева, пошедшего на изготовление бревна, были живыми десять тысяч лет назад.
– Но судного новехонькое! – не удержался Макс.
– Макс, это судно будет всегда выглядеть новым. Его можно зарыть обратно в землю и откопать лет через пятьдесят, и оно будет выглядеть точь-в-точь так же, как сегодня.
– Не верится как-то.
– Вполне понимаю. Видите ли, это выходит за рамки наших представлений, но отнюдь не противоречит законам природы. – Эйприл понизила голос. – Уж и не знаю, какая альтернативная схема способна истолковать эти факты. Возраст древесных волокон не подлежит сомнению. Равно как и состав первоначальных образцов. Я полагаю, здесь кто-то побывал. В давние-предавние времена некие представители высокоразвитой цивилизации катались под парусами по озеру Агассис. И по крайней мере один раз привязывали судно к дереву или бревну.
– И кто же это был? Мы что, говорим об НЛО? Или как?
– Не знаю. Но вопрос достойный.
Принесли диетическую кока-колу. Макс отхлебнул из бокала, пытаясь привести мысли в порядок:
– Ерунда какая-то получается. Допустим на минуточку, что вы правы. И что это нам дает? Умозаключение, что некто прилетел сюда с другой планеты для того, чтобы покататься на яхте? Неужели вы это серьезно?
– Это отнюдь не противоречит здравому смыслу. Попытайтесь взглянуть на картину пошире, причем пошире в самом всеобъемлющем смысле. Сколько может быть больших озер в радиусе, скажем, двадцати световых лет? Агассис могло казаться орде туристов вполне привлекательным. – Она улыбнулась. – Знаете, давайте оставим бездоказательные рассуждения и сосредоточимся на том, что мы знаем наверняка. А мы знаем, что располагаем совершенно уникальным искусственным химическим элементом.
– А откуда мы это знаем? – поинтересовался Макс.
– Я это гарантирую.
– Значит, вы гарантируете... Эйприл, мне очень не хотелось бы говорить, но всего пару дней назад я даже не знал, что вы есть на белом свете. Не обижайтесь, но вы можете заблуждаться.
– Могу. Но тем временем, Макс, подумайте вот о чем: если я все-таки знаю, о чем толкую, то эта яхта бесценна в самом буквальном смысле. – Эйприл поймала себя на том, что говорит чересчур громко, склонилась к Максу и вполголоса продолжала: – Послушайте меня. Вам хотелось бы получить подтверждение. Я знаю, что оно нам не требуется. Попробуйте получить подтверждение – и вместе с ним получите второго химика. Я же хотела бы сузить круг допущенных насколько возможно. Мы держим в руках фундаментальное открытие и с ним попадем на обложку «Тайма» – вы, я, Ласкеры... – Ее черные глаза заблестели от волнения. – Но есть и еще одна причина, почему стоит пока придержать это в секрете.
– А именно?
– Там может оказаться что-нибудь еще.
Лайза Ярборо начала свою профессиональную карьеру в роли учителя физики в частной школе в Александрии, штат Вирджиния. Но она была (и осталась) необыкновенно привлекательной женщиной, от всей души обожавшей секс. При свете дня она рассказывала с кафедры об энергии и сопротивлении, а после сумерек демонстрировала массу первой и полное отсутствие второго.
С самого начала Лайза обнаружила, что ее хобби может быть весьма прибыльным. Не то чтобы она опустилась до установки тарифов, но мужчины по собственному почину проявляли изрядную щедрость. Кроме того, смышленая, обеспеченная молодая женщина, не сдерживаемая ни ханжескими принципами, ни ложными представлениями о долге, способна извлечь из подобных увлечений кое-какую пользу. Она покинула александрийскую школу посреди второго учебного года под громкий гомон молвы, чтобы занять выгодную должность в фирме, работающей на Пентагон; в новой компании считали, что она может оказать влияние на военпредов. Лайза оправдывала возложенное на нее доверие, не брезгуя средствами, и быстро продвигалась по служебной лестнице. Быть может, ее путь на вершину и в самом деле лежал через постель, но она все-таки воздерживалась от романов с мужчинами, непосредственно связанными с ней по службе, и таким образом поддерживала самоуважение.
Мало-помалу она приобрела интерес к политике и стала работать административным помощником одного сенатора со Среднего Запада, два раза безуспешно баллотировавшегося от своей партии в кандидаты на пост президента. Она занялась лоббированием и неплохо содействовала табачной промышленности и Национальной образовательной ассоциации. Для адвокатской фирмы «Барлоу и Биггс» она исполняла роль канала связи не с одним десятком конгрессменов. Получив политическую должность, она какое-то время послужила заместителем начальника заместителя департамента сельского хозяйства. И со временем стала руководителем мозгового центра консерваторов.
И как раз в этой-то роли Лайза обнаружила в себе дар писателя. С двенадцати лет она вела подробнейшие дневники; привычка эта восходила к тому моменту, когда она впервые уединилась на заднем сиденье отцовского «бьюика» с Джимми Проктором. С Джимми у нее была, так сказать, первая настоящая связь, и этот опыт пришелся Лайзе настолько по душе, что она чуть не лопалась от желания рассказать о нем. Но подруги в средней школе Честер Артур для этого не годились. А родители были баптистами.
По идее Лайзе и самой следовало быть баптисткой, судя по ее бурной духовной активности: она
