вагонами Карт заметил пикап, направляющийся по шоссе №75 на север, в сторону границы.
Дети его давным-давно перебрались в Калифорнию и Аризону, а Дженис, делившая с ним супружеское ложе тридцать семь лет, весной умерла, и теперь Карт остался совсем один.
Ветер реял в сумерках, шевеля ярлыки, прицепленные к бревнам, и присыпая вагоны снежком. А потом выдохнул имя.
–
Карт остановился и посмотрел на хмурое небо.
Его спутники как ни в чем не бывало вышагивали впереди. На верху цистерны сидела сойка, разглядывая его одним глазом.
–
На сей раз уже более внятно. Лица его коснулось холодное дыхание.
По шоссе №75 на юг пронесся тяжелый грузовик, водитель переключил передачу, и двигатель натужно взревел. Вокруг не было ни души, кроме таможенного инспектора и диспетчера. Угасающий свет дня озарял приземистые, тяжеловесные, ржавеющие вагоны.
– Эй, кто тут? – спросил Карт.
При звуке его голоса сойка испуганно сорвалась с места и понеслась по небу куда-то на юго-восток. Карт провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду.
И снова до него донесся то ли шепот, то ли отдаленный вздох.
–
Озадаченный, почти напуганный, Карт остановился. Шедшая впереди таможенная инспекторша тоже остановилась и оглянулась на Карта.
По ту сторону поезда никто не прятался. Никого не оказалось и в пустом вагоне рядом с Картом. Ни единого человека, кроме тех двоих, что мерным шагом отдалялись от него.
Сердце Карта отчаянно заколотилось.
Вдруг взор его как-то сместился, помутился и вновь прояснился. И тогда Карт взглянул на вагон сверху.
И на себя тоже.
Если он и был напуган, то теперь страх отступил, развеялся, а взамен на душу снизошли небесный покой и безразличие. Карт равнодушно взирал, на собственное тело, распростертое на земле.
А еще он ощутил присутствие Дженис – молодой, смеющейся и бесстрашной, какой она была до того, как долгие зимы и безденежье подточили ее характер. С сияющим взором она склонялась над ним.
Но вдруг свет потускнел, Карт увидел наклонившегося к нему Бендера и ощутил прежнюю горечь утраты.
– Карт, что стряслось?
Этого Карт и сам не знал.
– Чего-то поплохело, – сказал он и, помолчав, добавил: – Я слыхал свое имя.
– Что? Погодите, лежите спокойно. Я позвоню в депо, чтобы прислали машину.
– Тут кто-то есть, – пытаясь оттолкнуть Бендера, произнес Карт.
– Он прав, – подтвердила таможенная инспекторша. В глазах у нее застыл ужас. – Я тоже слышала это.
Олень понемногу истекал кровью.
Джек Макгвиган медленно провел мотонарты сквозь густой кустарник и осмотрел след. На белом снегу горели алые капли.
Конечно, можно было убить животное много часов назад, но Джеку слишком нравилось тропить дичь, мало-помалу настигая ее, отыгрывая у нее дюйм за дюймом, хотя и давая зверю вполне приличный шанс выжить. Но теперь олень уже не мог бежать – отпечатки копыт утратили чистоту и отчетливость, передние их края смазались. Следы говорили о неуверенности животного, порой оно даже спотыкалось.
Теперь Джек частенько замечал его впереди. Олень слабел, силы его были на исходе. Остановив мотонарты, Джек стащил лыжную маску и вынул из сумки сандвич. Пускай себе бежит, теперь это уже не важно. Спешить незачем.
Покончив с сандвичем, он налил себе кофе из термоса.
Сегодня в лесу множество птиц. Джек любил лесных обитателей, любил запах чащи, небо, цепляющееся за вершины деревьев, посвист ветра среди веток и звонкий щелчок хорошо смазанного затвора винтовки, досылающего патрон. Все это снова и снова напоминает, что ты здесь совсем один. Тут легко затеряться и позабыть о существовании бетона городов и гомона детей.
Только так и должен жить человек – в лесах Господних, как дома.
Порой под конец охоты Джек начинал чувствовать себя чуть ли не преступником. Следы одним лишь своим видом внушали ему жалость. И снова он, как много раз прежде, начал раздумывать о почти мистической взаимосвязи между охотником и жертвой – ни злобы, ни ненависти. Олень уже примирился со своей участью и встретит последний выстрел, пытаясь подняться с колен, но понимая, кто стоит перед ним, и чувствуя соединившие их незримые узы, ведущие свою историю с ледникового периода.
Джек вовсе не пытался сделать вид, что понимает эту взаимосвязь; он просто признавал ее, как и олень. Пил он кофе без спешки. Покончив с этим, он сложил целлофановый пакет от сандвича и аккуратно сунул его в сумку. (Время от времени ему встречались люди, бросающие мусор в лесу, и никто не приводил
