друга, напоминал теперь кошмарный сон…
Над площадью Святого Петра повис тяжкий стон, вобравший в себя крики агонии и смертельный ужас…
Дэмьен, усмехаясь, повернулся к Джеффрису. Тот, уставившись на экран, стоял с открытым ртом.
– А Назаретянин завещал им любить ближнего своего, как самого себя, – ехидно объявил Дэмьен и, хохотнув, выключил телевизор.
Джеффрис, не мигая, смотрел на него и плохо понимал, что происходит.
– Когда ваш рейс? – как ни в чем не бывало осведомился Дэмьен.
– В три тридцать. Дэмьен хмыкнул:
– Ну, к этому времени кровавое месиво уже выгребут с площади.
Глава 14
Джек Мейсон считал, что у него довольно стойкий иммунитет против всякого рода телевизионных уток. В этом, разумеется, имелись и свои плюсы, и минусы. Например, Джек мог абсолютно трезво анализировать самые разные события, отбросив эмоции. Однако дамы осуждали его за хладнокровие, и он прекрасно их понимал. Но такова уж была его натура, а горбатого, как говорится, могила исправит. Однако события на площади в Риме потрясли Джека до глубины души, и он с трудом сдерживал рыдания, когда ему позвонила Анна.
– Ты была там? – срывающимся от волнения голосом выдавил Мейсон.
– Нет Так же, как и ты, смотрела по телевизору.
– Почему они это сделали?
– А кто их знает…
Мейсон уловил в голосе Анны раздражение и какое-то странное безразличие. Наверное, из-за помех на линии.
– Выдвигают разные версии, – продолжала Анна. – Массовая истерия или массовый психоз. Выяснили только, что начал эту бойню какой-то сумасшедший раввин.
– Да, но почему? Почему он это сделал?
– А кто его знает? – повторила Анна, и снова в ее голосе послышалось раздражение. – Я ходила сегодня на площадь, но она все еще оцеплена полицией. Единственное, что я там разглядела, это горы поломанных инвалидных колясок, костыли да пятна крови повсюду.
– Господи Иисусе, – прошептал Мейсон.
– Не уверена, что Он имеет к этому отношение, – ровным голосом холодно отрезала Анна. – Я тут заехала в госпиталь. Они там едва справляются. Как во время войны… Если тебе нужны цифры, то уже на сегодня десять трупов и среди них трое детей. А раненых вообще пруд пруди. К тому же они и так калеки.
Оба замолчали. Потом Мейсон попробовал заговорить снова о книге.
– Ну, а как далеко мы с тобой продвинулись? – поинтересовался он.
– Ни черта мы не продвинулись. На конференцию пробраться невозможно. Похоже, сложнее, чем в женский монастырь. Да и информации никакой оттуда не выудить: делегаты не высовывают носа из отеля.
– А к Джеффрису ты не пыталась подобраться?
– Здрасьте, еще как пыталась. Мне осталось только розы послать ему.
– Так давай!
– Знаешь, я бы, пожалуй, даже переспала с ним, если бы это было возможно. Но проституток к отелю на дух не подпускают.
– О Господи, – выдохнул Мейсон. – Иногда я страшно жалею, что влез в это дерьмо.
– Единственная соломинка – это наш приятель Ричард. Он тут заикнулся, будто один итальянец кое-что задолжал ему, так что после конференции Ричард попробует растрясти макаронника.
Но Мейсон слушал вполуха. На экране снова появились кадры кровавых событий на площади в Риме.
Внезапно Мейсон понял, что книга его – ничто по сравнению с этим кошмаром.
Джеймс Ричард еще не решил для себя, радоваться ему или опасаться неожиданного внимания со стороны Анны. Он всегда считал себя докой по части женщин, однако не позволял им садиться на шею. А возможностей для выбора у него хоть отбавляй, – при случае любил прихвастнуть Джеймс. Просто он всегда помнил о своей безукоризненной репутации.
Ричард был твердо уверен, что коллеги по достоинству оценивают его виртуозное умение разбивать женские сердца, нисколько не подозревая, что лишь тактичность и деликатность не позволяли окружающим прямо заявить ему в лицо, какой он самодовольный зануда.
Анна без труда нащупала эту слабинку Ричарда, а тот не мог не признать, что хоть Анна уступает ему как журналист, но уж чего-чего, а ума ей не занимать. Однажды вечером она вдруг обронила, что «он наверняка должен знать кого-нибудь в Бильдерберге».
– Разумеется, дорогая, – выпятил грудь Ричард, вспомнив, что Джованни Скартизи ему кое-чем обязан.
Позвонив Джованни, он пригласил итальянца на ужин.
