Его тело не было теперь серым и болезненным, и хотя лицо представляло из себя бесформенную массу из бинтов и синевато–багровых и алых ожоговых рубцов – келоидов, как называл их доктор Эйшельбаум,– ей все же показалось, что щеки у него здорового цвета.
– О, да, я все время хорошею! На днях собираюсь посмотреться в зеркало и увидеть снова улыбающегося Кэри Гранта!
– Здесь нет зеркал, дурак,– напомнил ему Робот. – Все зеркала разбиты.
– Арти прекрасно реагирует на пенициллин, который мы вводим ему. Благодаренье Богу, что он у нас есть, иначе большинство этих людей умерло бы от инфекций,– сказал доктор Эйшельбаум. – Он еще не вполне оправился, но думаю, что с ним все будет в порядке.
– А что с парнем Бьюканан? И с Моной Рамзи? – спросил Пол.
– Я проверю список, но не думаю, что кто–нибудь из них в тяжелом состоянии. – Он обвел взглядом зал и покачал головой. – Здесь так много народу, я не могу быть осведомленным обо всех. – Его взгляд вернулся к Полу. – Если бы у нас была вакцина, я бы назначил каждому из вас прививку против бешенства, но у нас ее нет, поэтому я и не могу. Вам остается только надеяться, что ни один из волков не был бешеным.
– Эй, док? – спросил Арти. – Как вы думаете, когда я смогу отсюда выйти?
– Как минимум через четыре или пять дней. Но зачем? Вы планируете куда–то направится?
– Да,– ответил Арти, не задумываясь. – В Детройт.
Доктор поднял голову так, что здоровый глаз строго уставился на Арти Виско.
– Детройт,– повторил он. – Я слышал, Детройт был одним из первых городов, по которым ударили. Мне очень жаль, но я не думаю, что Детройт еще существует.
– Может быть, и нет. Но именно туда я собираюсь. Там мой дом, моя жена. Господи, да я вырос в Детройте. Разрушен он или нет, я вернусь туда и найду, что от него осталось.
– Наверное, то же самое с Филли,– сказал Робот тихо. – В Филли остался только пепел.
– Я должен пойти домой,– сказал Арти, его голос был непоколебим. – Там моя жена. – Он взглянул на Сестру. – Я видел ее, вы знаете. Я видел ее в стеклянном кольце, и она выглядела совершенно так же, как когда была подростком. Может быть, это что–нибудь значит – может быть, я должен верить в то, что дойду до Детройта, найду ее. Вы собираетесь идти со мной, не так ли?
Сестра промолчала. Потом она слабо улыбнулась и сказала:
– Нет, Арти. Я не могу. Я должна идти в другое место.
Он нахмурился.
– Куда?
– Я тоже кое–что видела в стеклянном кольце, и я должна пойти и выяснить, что это значит. Я обязана сделать это, точно также, как ты должен идти в Детройт.
– Я не знаю, о какой чертовщине вы говорите,– сказал доктор Эйшельбаум, но куда же вы собираетесь идти?
– Канзас. – Сестра увидела, что пустой глаз доктора моргнул. – Город называется Матисон. Он есть на дорожном атласе Рэнда Макнелли.
Она нарушила приказ доктора и открыла свою сумку на достаточно долгое время для того, чтобы запихнуть в нее дорожный атлас вслед за посыпанным порошком стеклянным кольцом.
– Вы знаете, как далеко отсюда до Канзаса? Как вы собираетесь попасть туда? Пешком?
– Именно так.
– Кажется, вы не совсем понимаете ситуацию,– спокойно сказал доктор. Сестра узнала тот же тон, которым к ней обращались врачи в психиатрической лечебнице. – Первая волна ядерных ракет поразила все главные города в нашей стране,– объяснил он. – Вторая волна ударила по базам ВВС и военно–морским базам. Третья волна ударила по самым маленьким городам и по селам. Затем четвертая волна разбила все остальное, что еще не сгорело. Как я слышал, на пятьдесят миль от этого места на восток и на запад простирается пустыня. Здесь нет ничего, кроме руин, мертвых людей и людей, которые жалеют, что не мертвы. И вы хотите идти в Канзас? Это бессмысленно. Радиация убьет вас прежде, чем вы пройдете сотню миль.
– Я пережила взрыв в Манхеттене. Так же как и Арти. Как же радиация уже не убила нас?
– Некоторые люди способны выдерживать большую дозу. Это счастливая случайность. Но это не значит, что вы можете продолжать впитывать радиацию и вам от этого ничего не будет.
– Доктор, если бы мне было суждено умереть от радиации, от меня остались бы кости к сегодняшнему дню. А воздух полон этого дерьма везде – и вы знаете это так же хорошо, как и я! Эта дрянь повсюду!
– Да, ветер разносит ее,– признал он. – Но вы хотите пойти прямиком обратно в сверхзараженную зону! Я не понимаю ваших причин стремиться туда.
– Конечно же, не понимаете,– сказала она. – И не сможете понять. Так что не тратьте лишних слов; я собираюсь здесь немного отдохнуть, а потом уйду.
Доктор Эйшельбаум снова начал протестовать, потом увидел решимость во взгляде женщины и понял, что уговаривать бессмысленно. Все же в его характере было оставлять за собой последнее слово:
– Вы сумасшедшая. – Потом он повернулся и прошествовал прочь, полагая, что у него есть дела поважнее, чем пытаться удержать еще одну ненормальную от самоубийства.
– Канзас,– мягко сказал Арти Виско. – Это далеко отсюда.
– Да. Мне понадобится хорошая пара обуви.
Внезапно в глазах Арти блеснули слезы. Он дотянулся и схватил руку Сестры, прижимая ее к своей щеке.
– Храни вас Бог,– сказал он. – О… Храни вас Бог.
Сестра наклонилась и крепко обняла его, и он поцеловал ее в щеку. Она почувствовала влагу слез, и ее собственное сердце заныло.
– Вы – самая прекрасная женщина, какую я когда–либо знал,– сказал он ей. – После моей жены, конечно же.
Она поцеловала его, а потом снова выпрямилась. Ее глаза были влажны, и она знала, что за те годы, которые будут впереди, она много раз подумает о нем и в своем сердце будет молиться за него.
– Идите в Детройт,– сказала она. – Вы найдете ее. Вы слышите?
– Да. Я слышу. – Он кивнул, его глаза блестели словно начищенные монетки.
Сестра повернулась уходить, и Пол Торсон последовал за ней. Она слышала, как Робот сказал за ее спиной:
– Мужик, у меня был дядя в Детройте, и я вот что подумал…
Сестра выбралась из госпиталя и вышла на улицу. Она стояла, глядя на футбольное поле, покрытое палатками, машинами и грузовиками. Небо было мрачным, серым, тяжелым от туч. Справа, перед высоким зданием школы и под длинным красным навесом, была большая доска объявлений, где люди приклеивали свои объявления и вопросы. Возле нее всегда была давка, и Сестра прошла вдоль нее днем раньше, глядя на мольбы, нацарапанные на бумаге для заметок: “Ищу дочь, Бекки Роллинз, четырнадцати лет. Потерялась 17 июля в Шенандос…”, “Кто–нибудь, имеющий информацию о семье Дибаттиста из Скрентона, пожалуйста, оставьте…”, “Ищем преподобного Боудена, из Первой Пресвитерианской Церкви Хэзлтона, службы срочно нуждаются…”
Сестра подошла к изгороди, окружающей футбольное поле, поставила дорожную сумку на землю рядом с собой и просунула пальцы сквозь ячейки изгороди. Позади нее, у доски объявлений, раздались стенания женщины, и Сестра вздрогнула. О Господи, думала она, до чего же мы все дошли?
– Канзас, хм? Какого черта вы захотели уйти отсюда?
Пол Торсон был возле нее, прислонившись к решетке. На его сломанный нос, на переносицу, была наложена шина. – Канзас,– повторил он. – И что же там есть?
– Городок под названием Матисон. Я видела его в стеклянном кольце, а затем нашла в дорожном атласе. Вот куда я собираюсь.
– Да, но зачем? – Он поднял воротник своей потрепанной кожаной куртки, защищаясь от холода. Он боролся за то, чтобы оставить эту куртку, так же упорно, как Сестра за свою сумку, и носил ее поверх чистого белого комбинезона.
– Потому что… – Она замолкла, а потом решила рассказать ему, о чем она думала с тех пор, как нашла дорожный атлас. – Потому что я чувствую, как меня ведут к чему–то или к кому–то. Я думаю, что вещи,
