— Все хотят мальчиков. Каково же девочкам рождаться и узнавать, что родители хотели мальчика? Вот где берет начало ощущение собственной неполноценности, преследующее женщин. Девочка была бы ничуть не хуже. Пол усыпан розовыми пеленками, в кресле забыта кукла, так что, когда я сажусь, то подо мной что-то взвизгивает и пугает меня до смерти…
— Снова дразнишься…
— Так ты хочешь мальчика, да? Ничего, тогда будут пластиковые солдатики, которые впиваются в босые ноги, когда в полночь идешь на кухню перекусить. Нормально.
Мэри котенком свернулась у него на груди и крепче прижалась к нему, нежно перебирая волосы на затылке.
— Крупным бизнесменом — вот кем он, наверное, станет, — продолжал фантазировать Джо, целуя Мэри в лоб и в опущенные веки. — А может, и президентом. — Несколько секунд он обдумывал эту идею. — Нет, нет. Это вычеркиваем. Но важной шишкой он станет непременно.
На мерцающем телеэкране призраки чужих фантазий сменяли друг друга. Джо поднял Мэри и понес на диван, который, если пнуть его в нужное место, превращался в кровать с пружинным матрасом. Он уложил жену на прохладные голубые простыни и, торопливо раздеваясь, присоединился к ней. Мэри Кейт обвила его руками и ногами, заключая в сладкий плен страсти.
Он занимался с ней любовью нежно, спокойно. Ее тело, всегда очень чувствительное к ласке, чутко реагировало на малейшее прикосновение его пальцев. Она вскрикнула, и он горлом глубоко вобрал ее крик. Но его не оставляло сознание того, что кто-то другой наслаждался ее теплом. Кто-то другой лежал между ее бедер, мощно двигаясь внутри ее. Это видение неотвязно стояло у него перед глазами, и он постарался обуздать свое не в меру разгулявшееся воображение, сосредоточившись исключительно на теле жены — на твердых налитых грудях с набухшими сосками, руках и бедрах, облитых мягким светом, на едва заживших царапинах вдоль живота.
Когда он заснул в ее объятиях, ему приснились отметины, которые он впервые увидел под накрахмаленной больничной простыней. Они алым хороводом двигались по телу Мэри Кейт, круг за кругом, пока вся ее кожа не воспалилась и не вспухла. А потом на лицо Джо легла огненная рука, она хотела выковырять ему глаза и, дымящиеся, поднять на кончиках бесплотных пальцев.
От этого тревожного сна Джо очнулся в холодном поту. Он осторожно выбрался из волглой постели и стоял, глядя из темноты на жену, свернувшуюся калачиком на матрасе. Настроечная таблица на экране телевизора у него за спиной отбрасывала на противоположную стену сеть черно-серых квадратиков. Джо выключил телевизор.
Эти кошмары, подумал он, становятся чересчур реалистичными. Они начались после возвращения Мэри Кейт из больницы. Во сне, когда сознание Джо было беззащитно, они выползали из укрытий и сеяли семена истерии. Сейчас они затаились по углам, хрипло дыша, и слушали, слушали. Ждали, когда он устанет и вернется в постель, чтобы, едва он закроет глаза, выползти, выползти из щелей и трещин и касаться горячими пальцами его лба. Джо был беззащитен перед ними. Что это за теория, спросил он себя, будто телом управляет подсознание? Будто подсознание снами-иероглифами дает знать о страданиях души? Да пошли они, взбунтовался он. Просто я устал как черт.
Он пошел в ванную, выпил стакан холодной воды, вернулся и скользнул в постель к теплой Мэри Кейт. Потом, словно вспомнив что— то, опять откинул одеяло и еще раз проверил, надежно ли заперта входная дверь.
Поутру его разбудило яркое солнце, золотыми полосками расчертившее ему лицо. Мэри жарила ему яичницу с ветчиной — теперь она редко делала это. В последнее время на завтрак у них бывали только сладкие хлопья и подогретый кофе. Мэри Кейт суетилась в тесной кухоньке, и Джо изо всех сил старался быть с ней поласковее. О детях не заговаривали. Прихлебывая свежий крепкий кофе, Джо рассказывал жене о новом диспетчере, которого недавно взяли в таксопарк.
В последующие недели Мэри Кейт ни словом не обмолвилась о ребенке. Джо чувствовал искреннее облегчение от того, что не надо отвечать на ее вопросы о том, почему они не могут позволить себе завести малыша. Кошмары снились ему все реже, и наконец он перестал бояться засыпать. Мэри Кейт вновь вернулась к своему обычному рабочему расписанию, но теперь они всегда уходила из закусочной засветло, и Джо порой думал, что урок пошел впрок. Понимая, что это ему лишь кажется, он тем не менее чувствовал непонятное воодушевление. Он словно родился заново и постепенно стал подумывать, не вернуться ли на курсы.
Наконец, не советуясь с Мэри Кейт, он решился и позвонил приятелю, с которым три семестра назад слушал курс литературной критики. «Алло, Кеннет? Привет. Это Джо Рейнс. Да, из группы Марша».
— А-а, ну как же, как же! Слушай, тыщу лет тебя не видел. Ты что, ушел в подполье, что ли? Кстати, как ты закончил?
— Хор, и то еле-еле. Послушай, я подумываю вернуться в следующем семестре и хотел узнать, как там дела. Кто какой курс читает. В пятницу я беру выходной и вот хотел… мы хотели… вы с Терри не заглянули бы к нам?
— А ты все еще крутишь баранку?
— Ага. Радости мало, но лучше, чем стоять у станка.
— Я знаю, каково это. Да, нам с тобой есть о чем поговорить. Ведь мы не виделись почти год.
— Ну, — сказал Джо, — дела, понимаешь, то-се…
— Значит, в пятницу? Отлично, договорились. Я тебе привезу расписание. Во сколько? Прихватить бутылочку вина?
— Это мы берем на себя. В семь годится?
— Прекрасно. Вы живете все в той же каморке?
— Верно, — он хохотнул. — В каморке.
— Тогда лады, увидимся в пятницу. Спасибо, что позвонил.
— Не за что. До скорого.
Мысль о возвращении на курсы взбудоражила Джо. На занятиях он отдыхал от жаркого, сверкающего хромом, запруженного автомобилями Манхэттена, и вместо металлического голоса счетчика в ушах у него звучали певучие голоса куртуазных поэтов.
В тот день после работы он рассказал Мэри Кейт о своем решении и удивился тому, какое искреннее воодушевление это у нее вызвало. Под вечер в пятницу они купили в соседней кулинарии мясо для сэндвичей и отправились в ближайший винный магазин поискать хорошее недорогое вино. Нагруженные сверками и пакетами, они поцеловались на ступеньках своего дома, и какой-то проходивший мимо мальчонка с леденцом за щекой рассмеялся.
Кеннет Паркс и его жена Терри принадлежали к той породе молодых людей, что ходят в студенческие походы, любят посидеть у костра и охотно выезжают за город на богартовские фестивали. Он был высокий, худой, идеального сложения для баскетболиста, хотя сам как— то признался Джо, что никогда не чувствовал желания заниматься спортом. Вместе с Терри — невысокой, с сияющими зелеными глазами и длинными каштановыми волосами — они составляли великолепную пару. Одетые ни чересчур старомодно, ни излишне современно, а, как того требовало новое повальное увлечение, «удобно», Парксы так и просились на журнальную страницу, и, стоило им переступить порог тесно заставленной, оклеенной плакатами и афишами квартирки Джо, как тот немедленно почувствовал себя немного неуютно.
— Привет, старик, — проговорил Паркс, стискивая руку Джо. — Давно же я не видал твою физиономию! Уже стал забывать, как ты выглядишь…
Джо закрыл за гостями дверь и представил им жену. Мэри Кейт спокойно улыбалась.
— Джо рассказывал мне о вас, — сказала она Парксу. — Ведь это вы лазаете по пещерам? Вы спе…
— Спелеолог. Да, полагаю, можно сказать и так, — он взял предложенный ему Джо стакан вина и передал его жене. — Мальчишкой я пропадал в пещерах все выходные.
— А чем вы зарабатываете на жизнь?
— Ну… — Кеннет покосился на жену; Терри смотрела на него поверх края стакана яркими пустыми глазами. — Отец Терри вроде как… субсидирует нас, пока мы учимся. — Он весело хлопнул Джо по плечу: — Старина, еще семестр, а потом я собью себе все ноги в поисках работы!
— С работой сейчас чертовски трудно. Честное слово, мне крупно повезло, что я хоть что-то
