Моргон оделся, спустился в большой зал. Отблеск каминного огня слабо мерцал в звездах, на поверхности арфы. Моргон взял инструмент, перекинул через плечо украшенную самоцветами перевязь. Услышав позади чьи-то шаги, он обернулся и увидел арфиста Высшего. Он подошел и тронул звезды.
– Я был там, – сказал он тихим голосом, – я был там, когда Ирт мастерил эту арфу. Я слышал самую первую песню, которую на ней сыграли…
Арфист положил руку на плечо Моргона.
– Я хочу уехать, – сказал Моргон.
– Попрошу короля предоставить в твое распоряжение корабль и охрану. Если будешь осторожен, то все будет в порядке. Ты уже достаточно здоров, чтобы доехать до Хеда.
– Я не собираюсь на Хед. Я поеду на гору Эрленстар. – Моргон опустил голову и посмотрел на звезды, которые казались ему сейчас отражением собственного лица. – Я могу не обращать внимания на угрозу моей жизни. Могу не давать воли своему любопытству. Могу отгонять от себя мысль, что я сам себя не знаю. Но я не могу смириться с тем, что звезды на моем лице способны принести смерть моим близким. Так что я собираюсь на гору Эрленстар, чтобы спросить Высшего, что это значит.
Арфист молчал; Моргон не мог понять выражение его лица.
– Ты едешь морем?
– Нет, поскольку я хочу добраться туда живым.
– Сейчас уже осень. Поздновато для путешествия на север. Путь будет долгий и опасный. Еще много месяцев ты будешь вдали от Хеда.
– Ты что, пытаешься меня отговорить?
Рука арфиста сдавила плечо Моргона.
– Я три года не был на горе Эрленстар, не видел Высшего, поэтому я бы хотел направиться домой. Можно мне сопровождать тебя?
Моргон наклонил голову, потрогал арфу, и струны зазвучали нежно, слегка запинаясь, как будто он нащупывал начало какой-то великой песни.
– Буду рад. Но ты не будешь бояться путешествовать с человеком, отмеченным смертью?
– Если этот человек берет с собой инструмент арфиста из Лунголда, я ничего не боюсь.
Они вышли на рассвете следующего утра, так тихо, что только Хьюриу да Астрин знали об их уходе. Они проскакали верхом по Равнине Королевских Уст, длинные утренние тени неслись вслед за всадниками. Чайка, кружащая в холодном воздухе, один раз прокричала над ними, точно делая вызов, потом замахала крыльями и полетела сквозь яркое чистое утро к югу, над линией стройных военных кораблей с голубыми парусами, идущих при слабом отливе Тола в море.
5
Они не спеша продвигались через Имрис, избегая больших домов имрисских владетелей, находя ночлег после неутомительной дороги в маленьких деревушках, вольготно расположившихся среди широких полей или на изгибах реки. Дет платил за ночлег игрой на арфе. Прихлебывая горячий суп, который варили для него женщины, Моргон наблюдал, как усталые земледельцы и их дети собирались на звуки прекрасной игры Дета на арфе и его глубокого мелодичного голоса.
Без малейшего труда Дет пел своим слушателям любые песни и баллады – все, о чем они просили. Время от времени кто-нибудь приносил свою собственную арфу, на которой играли целые поколения в семье, и исполнял на ней любопытную балладу или вариацию песни, которую Дет умудрялся в точности повторять, прослушав ее всего один раз. Моргон, глядя на лицо без признаков возраста, склонившееся над отполированной дубовой арфой, восхищался талантом и памятью музыканта.
В полях среди скал и низких пограничных холмов Марчера, где деревни и отдельные хозяйства были редкими на неплодородной земле, они впервые ночевали под открытым небом.
Путешественники остановились на берегу студеного ручья под тремя дубами. Вечернее солнце выглядывало из-за красных гор и окрашивало траву на холмах золотом. Моргон, который разжег небольшой костерок, встал во весь рост и огляделся. Необработанная неровная земля поднималась к старым, усталым холмам, которые напоминали спящих людей. Моргон с удивлением сказал:
– Никогда я не видел такого безлюдного пейзажа.
Дет, разворачивая узелки с хлебом, сыром, вином, яблоками и орехами, собранными им в дорогу одним из деревенских жителей, улыбнулся:
– Подожди, пока мы не дойдем до Исигского перевала. Тут еще ничего.
– Какая большая страна. Если бы я так долго шел прямо и прямо через Хед, я бы уже неделю шагал по дну океана.
Моргон подложил в костер ветку, понаблюдал за тем, как огонь сжирает сухие листья. Тупая боль и усталость от лихорадки наконец отступили, на сердце стало легко, вернулось обычное для него любопытство, он наслаждался прохладным ветром и мягкими красками холмов. Дет подал ему мех с вином, и Моргон отпил большой глоток. Огонь, разгораясь, затрещал, и Моргон, охваченный воспоминаниями, медленно произнес:
– Надо бы мне написать Рэдерле.
Он не произносил ее имени с тех пор, как они оставили Кэйтнард. В памяти его рисовались непокорные огненные волосы, руки, сверкающие от золота и янтаря, янтарного же цвета глаза. Моргон подбросил в огонь сухих сучьев и ощутил на себе взгляд арфиста. Он сел, опираясь спиной о дерево, и снова потянулся за вином.
– И Элиарду. Торговцы, наверное, расскажут ему достаточно, чтобы он поседел от волнения, пока мое письмо до него дойдет. Если меня убьют в пути, он мне этого никогда не простит.
– Если мы обогнем Херун, ты, вероятно, не сможешь отправить письма до тех пор, пока мы не прибудем в Остерланд.
