— Должен ли я так понять тебя, Учитель, что мой новый спутник должен не помогать мне, а…
— Именно! Именно так! Только препятствия укрепляют душу, только забота о ком-то, менее сильном, поможет в полной мере раскрыться твоей собственной Силе.
— Вроде того, как советуют при трудных переходах через горы: если ты сам силен, — не бери себе в напарники кого-нибудь почти столь же сильного. Пусть напарник твой будет из слабых — женщина, подросток…
— Вот ты и понял меня, Горец…
…Женщина, подросток…
Женщина? Он сказал — женщина?!
И хотя Конан не высказал свою просьбу вслух, женщина уже догадалась обо всем.
— Да, любимый. Если ты пожелаешь, я буду сопровождать тебя. Но прошу
— не желай этого…
— Почему? Ты не хочешь быть со мной, Луиза?
— Глупый, глупый… — и рука женщины, сотканная из звездного сияния, нежно коснулась щеки Конана.
— А разве могу я быть НЕ с тобой, любимый? Ведь только что было сказано — расставанья нет. А даже не будь это сказано — неужели ты мог подумать, что мы расстанемся с тобой?
— Прости меня, Бренда…
— Для того, чтобы быть с тобой, Конан, — мне нет нужды сопровождать тебя. Я и так буду рядом. И если я понадоблюсь тебе…
— Я понимаю. Прости, Герда…
— Если я понадоблюсь, — тебе не придется даже звать меня. Я приду сама. В любой беде. Всегда. Везде. Сразу. Сколько бы ни было между нами лет и километров.
— Я понимаю, любимая.
— Именно поэтому я прошу: не зови меня себе в спутники. Я ведь тоже, как и твой Учитель, не смогу тебе помешать, а значит…
— …А значит — моя Сила не сможет раскрыться в полной мере. А она должна раскрыться… Что же, значит, таков мой жребий.
— Да, таков твой жребий, ученик мой, — и нет в поднебесье жребия ни тяжелее, ни достойнее. С тобой ли твой меч, Конан? Остер ли он?
И откуда-то из пустоты упала в ладонь Мак-Лауду украшенная драконьей головой рукоять. И сверкнул клинок катаны, пронзая космическую бездну звездным ручьем…
И два мира смотрели друг на друга, разделенные изогнутой полосой клинка. Зайст и Земля.
В каком из них надлежит сотворить НЕЧТО, еще неведомое? Где упрятан ключ, позволяющий открыть дверь к будущему, что наступит после бессмертия?
Или ключ тот сокрыт не в этом парном мире, а где-то дальше, в любом из иных миров — сколько их там есть?..
Но уже сорвалась с мечевого острия голубая искра Силы, пронзая бездну пустоты…
Конан так и не успел — вернее, не смог — назвать имя того, кого хотел бы он иметь своим спутником.
Холодная искра коснулась и его тела. Нет, его не наполнила боль, как это бывало раньше, когда вступала в свои права Сила, — но перед внутренним взором Мак-Лауда пронесся яростный вихрь, сметая мысли, перемешивая пласты сознания…
Глаза в глаза единым взглядом смотрели на него люди — все, с кем он сражался, кого любил и даже просто встречал за свои пять веков. И ожидание было во взгляде том.
А крохотная космическая пылинка, которая была Конаном, стремительно неслась по темному тоннелю к пятну ослепительно-яркого света. И взгляд следовал за ней.
(Смертный так — умирает. Бессмертный — возвращается к жизни).
Той частицей своего существа, которая не растворилась еще в жутком упоении стремительного лета, Конан еще пытался узнать кого-нибудь из смотревших ему вслед. Но — не преуспел в той попытке.
И вдруг, вопреки его ожиданиям, даже вопреки его воле, — одно лицо предстало перед его глазами, отделившись от миллионноликой стены. Мужское лицо с резкими очертаниями, упрямой складкой, круто перерезающей лоб…
Кто это был — Конан так и не смог распознать тогда.
Удар. Хруст. Упруго ломаются под весом низвергшегося на них тела мокрые стебли.
Огни близкого пожарища багрово тлеют, перерезая почти непроглядную тьму. Где-то вдалеке слышно пронзительное ржание — визг обезумевшей лошади.
Какой это мир? Какой век?
Вот так он вернулся в край, где войны веселы, а песни грустны.
Говорили в старину: никто не войдет дважды в одну реку, ибо в следующий миг и он не тот, и река не та…
