— Скорее всего. Кто знает, может, я никогда не поднимусь на другую ступень…
— Но теперь ты возвысился от сталелитейных заводов до нефтяных вышек, — пошутила она, смеясь глазами. — Наверное, потому что хотел получить работу пошикарнее.
Мэтт последним усилием воли противился искушению схватить ее в объятия и заглушить смех губами. Она еще так молода и избалована, а он уезжает в чужую страну, где элементарные удобства считаются роскошью. Внезапный сумасшедший порыв взять ее с собой продолжал терзать мозг — совершенный бред. С другой стороны, она такая храбрая, милая и беременна его ребенком. Его ребенком. Их ребенком. Возможно, идея не так уж безумна.
Откинув голову, он тоже поглядел на луну, пытаясь не думать о навязчивой идее, но тут же обнаружил, что пытается найти самое разумное решение.
— Мередит, — сказал он, — большинству женатых пар требуется не один месяц, чтобы узнать друг друга до свадьбы, а у нас всего несколько дней и меньше недели после свадьбы, когда мне придется отправиться в Южную Америку. Как думаешь, сумеем мы втиснуть пять-шесть месяцев в два-три дня?
— Наверное, — протянула она, сбитая с толку неожиданной напряженностью в его голосе.
— Вот и хорошо, — пробормотал Мэтт, почему-то растерявшись и не зная, с чего начать теперь, когда она согласилась. — Что бы ты хотела узнать обо мне?
Проглотив непрошеный смущенный смех, Мередит оцепенело взглянула на Мэтта, гадая, ждет ли он вопросов о наследственности, которые она могла бы задать отцу своего будущего ребенка.
— То есть… — нерешительно начала она, — я должна узнать, не было ли в твоей семье сумасшедших и нет ли у тебя приводов в полицию?
Мэтт, в свою очередь, едва удержался от смеха, и с притворной торжественностью объявил:
— На оба этих вопроса могу ответить отрицательно. Как насчет тебя?
Мередит серьезно покачала головой:
— Ни безумия, ни приводов.
И тут он заметил, как весело блестят ее глаза, и во второй раз за несколько минут испытал непреодолимое желание схватить ее в объятия и прижать к себе.
— Теперь твоя очередь спрашивать, — напомнила она. — Что ты хочешь узнать?
— Только одно, — объяснил Мэтт с беспощадной откровенностью, упираясь обеими руками в ствол. — Ты хотя бы наполовину так сладка, как я думаю?
— Возможно, нет.
Он выпрямился и улыбнулся, уверенный в том, что она ошибается.
— Давай поговорим, прежде чем я забуду о том, что мы должны тут делать. В интересах полной истины, — добавил он, когда они повернулись и направились по тропинке, ведущей к шоссе. — Я только сейчас вспомнил, что имел два привода.
Мередит остановилась как вкопанная, а он, повернувшись, добавил:
— Когда мне исполнилось девятнадцать.
— Но что ты сделал? — — Дрался. Участвовал в уличных потасовках, если сказать точнее. Перед смертью матери я умудрился убедить себя, что если у нее будут лучшие доктора и лучшие больницы, тогда она не умрет. И у нее было все самое лучшее. Когда деньги по страховке кончились, отец продал сельскохозяйственный инвентарь и все, что мог, лишь бы оплатить счета. Но она все равно умерла.
Мэтт говорил старательно бесстрастным тоном.
— Отец запил, а я не знал, что с собой делать, и много месяцев после этого каждый день искал, с кем бы подраться, на ком сорвать злость. И поскольку не мог добраться до Бога, в которого так верила мать, был рад надавать тумаков любому смертному. В Эдмунтоне совсем нетрудно затеять драку, — добавил он, сухо улыбаясь, и только сейчас осознал, что исповедуется восемнадцатилетней девушке в таких вещах, в которых не признавался никому на свете. И эта самая восемнадцатилетняя девушка глядит на него со спокойным пониманием взрослой, умудренной жизнью женщины. — Два раза копы успевали вмешаться и забирали всех в каталажку. Но в этом нет ничего особенного. Только в Эдмунтоне знают о приводах.
Тронутая его доверием, Мередит тихо сказала:
— Ты, должно быть, очень любил ее. И понимая, что ступила на очень зыбкую почву, вздохнула:
— Я совсем не знала мать. Она уехала в Италию сразу после развода. Думаю, мне повезло… потому что лучше уж совсем не видеть кого-то, чем любить и потерять.
Мэтт отлично понял, в чем она пытается убедить его, и не стал обескураживать ее.
— Очень мило, — объявил он со спокойной торжественностью, — очевидно, у меня в самом деле превосходный вкус в том, что касается женщин.
Мередит разразилась смехом, но тут же с восторгом почувствовала, как его рука, скользнув по ее спине, обвилась вокруг талии. Они продолжали идти, но через несколько шагов она внезапно остановилась:
— Ты был женат раньше?
— Нет. А ты? — поддразнил он.
— Ты прекрасно знаешь, что я… я никогда… Мередит смущенно смолкла.
— Знаю, — кивнул Мэтт. — Не могу понять только, как с такой внешностью, как у тебя, ты ухитрилась до восемнадцати лет оставаться девственницей и не подарить себя какому-нибудь богатому юнцу с длинным языком, умеющему уговаривать девчонок?
— Терпеть не могу юнцов, — бросила Мередит, и тут же с изумлением взглянула на него:
— Господи, до этой минуты я ничего подобного себе и представить не могла!
Мэтт пришел в полный восторг, поскольку Мередит выходит замуж за настоящего мужчину, уж это точнее точного! Он ожидал, что Мередит добавит еще что-то, но, видя, что она молчит, неверяще спросил:
— И все? И только?
— По крайней мере это почти правда. Все дело в том, что до шестнадцати лет я была страшна как смертный грех и мальчики просто обходили меня стороной. Я ужасно злилась на них за то, что не обращали на меня внимания, и поэтому была не очень высокого мнения о них, всех до единого.
Мэтт, посмотрев на ее прекрасное лицо, соблазни — , тельный рот и сияющие глаза, широко улыбнулся:
— А ты действительно была некрасивой?
— Скажем так, — сухо пояснила она, — вдруг у нас родится девочка, так для нее же лучше, если в детстве она будет похожа на тебя!
Мэтт взорвался оглушительным хохотом, расколовшим ночную тишину, и прижал ее к себе. Смеясь, он зарылся лицом в ее душистые волосы, потрясенный нежностью, которую испытывал к ней, тронутый доверчивой исповедью и окрыленный потому что… потому что…
Он отказывался думать о причине. Самое главное — то, что она смеется ч обняла его за талию. Мрачно улыбнувшись, он потерся подбородком о ее волосы и прошептал:
— У меня исключительный вкус во всем, что касается женщин.
— Два года назад ты так не считал бы, — смеясь, возразила Мередит, откидываясь назад в кольце его рук.
— Я провидец, — спокойно заверил он. — Даже тогда сумел бы все понять.
Час спустя они сидели на крыльце ветхого домика. Мэтт устроился ступенькой повыше, вытянув перед собой длинные ноги. Мередит прижала колени к груди, обхватив их руками. Они больше не делали попыток узнать друг друга, потому что Мередит ждет ребенка и вскоре состоится свадьба, и вели себя просто как любая парочка, сидящая на крыльце поздней летней ночью и наслаждающаяся тишиной и покоем.
Запрокинув голову, Мередит с полузакрытыми глазами прислушалась к треску кузнечика.
— О чем ты думаешь? — тихо спросил он.
— О том, что скоро будет осень, — вздохнула она, глядя на него. — Осень — мое самое любимое время года. Весну слишком перехвалили. Вечно идет дождь, и деревья еще голые после зимы. Зима обычно тянется без конца, а летом, конечно, хорошо, но уж очень однообразно. Осень совершенно иная, и никакие духи в мире не могут сравниться с запахом горящих листьев, верно?
Мередит обворожительно улыбнулась, и Мэтт подумал, что сама она благоухает куда лучше, чем все горящие листья на свете, но позволил ей продолжать:
— Осень так волнует… все меняется… словно в сумерках.
