За окном шумела вечерняя московская улица. Светили фарами машины, по тротуарам двигались люди, на углу кучковались подростки. Обычный августовский вечер, словно и не шумел в паре километров отсюда стихийный митинг у здания Верховного Совета РСФСР, словно в Москву не вводились войска, словно на страну не свалилось, словно снег на голову, неизвестно откуда взявшееся ГКЧП. Павел Шумилов резко задернул занавеску и повернулся к товарищам.
– Что скажете, Павел Николаевич? – обратился к нему хозяин квартиры, полковник Дмитрий Иннокентьевич Тихомиров. Занимавший значительный пост в Министерстве обороны Тихомиров почти с самого начала активно участвовал в заговоре. Сегодня, ближе к вечеру, Бугров, Строгов и Шумилов перебрались из гостиницы к нему. Благо, полковник, не дожидаясь событий, отправил свою семью на дачу. Днем заговорщики носились по городу, пытались прощупать обстановку, выяснить реальное положение вещей, а сейчас собрались вместе.
– Черт его знает! – коротко откликнулся Шумилов и нервно провел ладонью по подбородку. Владимир Строгов на мгновенье отвлекся от томика Виктора Конецкого и с интересом посмотрел на Тихомирова.
– Вы же в министерстве не последний человек, должны знать.
– Увы. Никто ничего не знает, никто ничего не понимает. Сегодня утром Лещев собрал командующих и посоветовал проявлять спокойствие. И больше ни слова. Какая моча им в голову ударила?
– Что с армией? – тихим успокаивающим тоном поинтересовался Шумилов.
– Разброд, – понизил тон Дмитрий Иннокентьевич, – вроде Положение объявили, а никаких распоряжений, никаких команд. Секретные пакеты никто не вскрывал, солдаты в казармах. И самое интересное, есть негласное распоряжение не предпринимать активных действий и не поддаваться на провокации.
– Хренотень полнейшая, – пробасил из стоявшего в углу кресла Бугров, – так не делается. Так не бывает.
– Думаешь, провокация? – с надеждой в голосе поинтересовался Строгов.
– Может быть. А скорее всего обычная тупость. Там же одни старые придурки. Твои-то что говорят?
– А с моими не так просто. Отмечается сильная активность «наших друзей» из списков. Наружка Докладывает о постоянных контактах с иностранцами. Некоторые зарубежные коллеги в гражданском не вылезают из штабов наших «борцов против тоталитаризма».
– Плохо, – констатировал Тихомиров. Остальные молча согласились с этим коротким и емким словом. Уже все было готово к перехвату власти из рук Горбункова. Все задействованные в перевороте люди получили четкие инструкции и находились в нужных местах. Витебская дивизия КГБ была готова занять Ленинград. 232-я мотострелковая дивизия, правдами и неправдами застрявшая в Подмосковье, могла в считаные часы развернуться и двинуться в столицу. В КГБ и МВД молодые и не очень, но энергичные офицеры-патриоты были готовы нейтрализовать своих неблагонадежных коллег, изолировать опасных агентов влияния. По основному плану сегодня вечером в эфире должны были прозвучать два слова: «Зеленый свисток». А завтра утром, 20 августа 1991 года, Советский Союз проснулся бы с новым правительством. Но накануне ночью буквально из ничего возник ГКЧП с вице-президентом во главе. То, чего заговорщики не предусмотрели.
– А Моссовет перешел на сторону Ельцова, – заметил Строгов, – в Ленинграде очередная революция, Собакевич и Ленсовет «Аврору» заряжают.
– В регионах полный бордель, – поддержал его Тихомиров, – и красные, и белые, и голубые с зелеными. Только в Литве армия пытается порядок наводить.
– А наши путчисты и не чешутся, – продолжил Шумилов.
– Паша, где ты такое выражение нашел? – поинтересовался Бугров.
– В какой-то листовке встретил. Ельцов так их называет. Он же вроде объявил себя президентом, а кто против – тот путчист.
– Понятно, – протянул генерал и задумчиво уставился в потолок. В комнате повисла тяжелая гнетущая тишина. Слышно было, как трещит лампочка в люстре и как жужжит муха на оконном стекле. Минуты убегали одна за другой. Уже был вечер, а решение еще не принято. Владимир Строгов крутил в руках сигарету, Арсений изучал потолок, никто не мог сказать, что делать дальше? Тишину разорвал звонок телефона, Дмитрий Иннокентьевич рванулся к аппарату.
– Алло, слушаю. Ну, все, – наконец объявил он во всеуслышание, положив трубку, – у Дома советов появились солдаты с приказом охранять митинг и объект.
– Кто?! – в один голос кинулись на него все заговорщики.
– Десантники. Сразу два приказа от Галкина и от Коршуна. Правда, демонстранты их за баррикады пока не пропустили. Боятся провокации.
– Солдаты с контрреволюционерами. Мать твою! Гражданская война начинается, – Шумилов грохнул кулаком по подоконнику.
– Нет, ничего не начинается. Все нормально, – весело, с блеском в глазах, заявил Строгов. – Это же просто разведка боем.
– Ты думаешь? – с надеждой в голосе спросил Бугров, повернувшись к Володе.
– Да. Именно так. Нас так учили недовольных в Африке выявлять. Слышали, сегодня Жигулевского с митинга на Манежной выгнали?
– Точно! Ну заразы! Уроды недоношенные! – с чувством выругался Шумилов. Он начал понимать, к чему клонит Володя.
– Так что, товарищи, свистим? – медленно, пробуя слова на вкус, произнес Арсений Бугров.
– Действуем. И против Кремля, и против Дома советов. – С этими словами Тихомиров поднялся с дивана и извлек из шифоньера обычную армейскую рацию. Минут пять ушло на включение и настройку. Наконец Тихомиров надел наушники и, оглянувшись на стоящих рядом товарищей, выдал в эфир короткий сигнал: «Зеленый свисток». Затем продублировал его на двух других частотах. Строгов, в свою очередь, снял трубку телефона и набрал номер.
– Алло. Добрый вечер. Примите зеленый свисток, пожалуйста. Спасибо. – Затем нажал на рычаг и набрал новый номер: – Сигнал к атаке – зеленый свисток.
Бугров тем временем достал из кобуры пистолет, дослал патрон в ствол и снова убрал оружие в кобуру. Затем подошел к освободившемуся телефону.
– Рота, подъем! Зеленый свисток!
В принципе для начала переворота было достаточно только одного сигнала. Все принявшие код должны были незамедлительно передать его дальше, но для экономии времени друзья передали сигнал по всем наиболее важным каналам.
– Ну, все. Пойдемте, товарищи. – Шумилов уже обувался в прихожей. Через три минуты квартира опустела, свет погас, только на столе осталась включенная рация. Свое дело она уже сделала. Этой ночью произошло много разрозненных и на первый взгляд не связанных между собой событий. Добровольные защитники здания Верховного Совета РСФСР с энтузиазмом укрепляли баррикады. Пели песни. Неизвестно откуда взявшиеся сновавшие по площади молодые ребята разносили водку, еду и свежие новости. Журналисты строчили материал о последних событиях.
А в нескольких заурядных, расквартированных в разных уголках Союза дивизиях офицеры поднимали по тревоге солдат. С каждым часом таких частей становилось все больше и больше. Командир одного такого полка, расположенного под Севастополем, сегодня до вечера задержался в части. Получив по радио сигнал, он облегченно вздохнул и распорядился срочно собрать всех офицеров. Через десять минут в полку были арестованы четыре человека, а еще через час поднятые по тревоге солдаты плотным кольцом окружили одну известную правительственную дачу. В море виднелись силуэты сторожевиков. Выйдя к объекту, комполка организовал внешнее и внутреннее кольца и остался, поджидая батальон морской пехоты.
В Ленинграде группа сотрудников милиции взяла под арест председателя Ленсовета. В то же время по городу прокатилась волна арестов, за ночь в камеры попали многие члены Ленсовета и несколько известных политиков. С задержанными обращались вежливо, но на попытки откупиться или купить звонок по телефону милиционеры и кагэбисты не реагировали. Мэр города Собакевич, пока его везли на старом дребезжащем «УАЗе», успел оправиться от страха и требовал известить об его аресте одного крупного чина из городского отдела КГБ. Ни просьбы, ни угрозы, ни попытка подкупа не помогли, гражданина Собакевича довезли до
