– Видимо, у вас очень мудрый мир, если зверь с набитой опилками головой изрекает такие мысли.
Тут я расхохотался.
– Нет. Это не живой зверь. Это главный герой одной повести. Для детей.
– Повесть для детей? Это что, сказка, которую рассказывает бабушка?
– Нет. Это книга, которую написал один англичанин. Или американец.
– Книга для детей?! Это невозможно! Книга – это высшая магия! Дети с ней справиться не могут!
Я подумал, что она, пожалуй, права в оценке книг. И дети действительно не всегда могут с этой высшей магией справиться. Тогда либо книга с ними расправляется, либо дети перестают читать. Но вслух я глубокомысленно произнес:
– Знаешь, мне кажется, в области искусства наши миры очень отличны. Договоримся, что мы говорим друг другу правду, какой бы невероятной она нам ни казалась.
Пока мы так переговаривались, я подобрал с земли ярко-желтый пояс из толстой кожи, на котором с обеих сторон висели ножны, и повязал его. В ножны я вставил меч и кинжал, предварительно очистив клинки травой. Оружие привлекло меня. На серебристой стали меча русской затейливой вязью было выписано слово «Поющий», а вороненый, иссиня-черный, клинок кинжала украшали серебристые буквы, складывавшиеся в слово «Молчащий». Шершавые и странно теплые рукояти удобно ложились в ладонь, полностью сливаясь с рукой и становясь ее естественным продолжением. Разрубленный шлем я брать не стал, зато валявшийся в канаве кусок вишневого бархата оказался шикарным плащом на алой шелковой подкладке, и я накинул его на плечи, побеспокоив Леди. Пряжка с рубином на правом плече ей очень понравилась. Она заявила, что рубин идет к ее глазам. Оглядевшись кругом, я сообщил, что к походу готов.
– Ну что ж, тогда двигаем в сторону леса, – почти пропела Леди, – и посмотрим, насколько ты скор на ногу.
Я всегда считал себя неплохим ходоком и привычно зашагал – два шага в секунду.
Идти было легко. Низкая трава мягко пружинила под ногами. Одежда, несмотря на всю ее несуразность, была очень удобной и не стесняла движения. Только плащ был, пожалуй, длинноват и иногда цеплялся за задранные шпоры. Как ни странно, даже перевязь легла удобно, и ни меч, ни кинжал не мешались и в то же время были как бы под рукой. Левая рука привычно лежала на рукояти меча, отводя его назад и в сторону. Правая по-прежнему в перчатке коротко отмахивала в такт ходьбе. Скоро мы вошли в лес.
Леди в это время рассказывала:
– Когда ты заснул… Ну и здоров же ты спать. Это ж надо, только попал в чужой мир – и сразу дрыхнуть!.. Так вот, когда ты заснул, я направилась домой к отцу и упросила его отпустить меня с тобой. Он поверил в то, что я ему о тебе рассказала, только когда сам тебя увидел. Он сказал, что таким рыжим надо помогать и не надо мешать. Так что я смогу тебя проводить до магистра. Это колоссальное приключение – странствие золотой Леди с Рыжим Пришлецом. Прямо эпическая сага.
– Подожди. Ты что, приводила все свое семейство поглазеть на несчастного, всеми гонимого пришлеца, которого завтра, возможно, будут палить неведомым мне синим пламенем? И потом, почему вы решили, что я рыжий. Вы что, в темноте не разглядели мой колер?
– Т-т-т! Несчастный, гонимый… рыжий громила со страшным мечом! Я не удивлюсь, если ты завтра, вместо того чтобы гореть синим пламенем, учинишь зверскую войну. Колер его перепутали. Посмотри на себя. Таких-то рыжих выпускают в единственном экземпляре, – и вдруг тихо и задумчиво добавила: – Рыжие – самые сильные маги. И самые коварные.
Тут же, уставив свои рубиновые глаза мне в лицо, она грозно поинтересовалась:
– А что-то ты стал таким молчаливым? За последние десять минут ни одной дурацкой мысли?
На самом деле различных мыслей и соображений в моей голове было пруд пруди. Особенно о том, что я никогда не был рыжим и не мог себя таким даже представить. Но получалось так, что Леди перестала их слышать или я перестал их транслировать. И тут я вспомнил, как поставил на своей голове попугайскую клетку.
– А я свои ценные дурацкие мысли экранировал, – гордо заявил я, – нечего тибрить чужую интеллектуальную собственность.
Пристально глядя мне в глаза, Леди поинтересовалась:
– Как это – экранировал?
Когда я ей объяснил, каким образом мне удалось лишить ее возможности читать мои мысли, она опять положила мне голову на плечо и с нескрываемым изумлением прошептала:
– Магия уровня философской! Видимо, вы, пришлецы, действительно чрезвычайно способные маги!
Но я не особенно задумался над ее словами, поскольку как раз в этот момент мы вышли на чудесную лесную поляну.
Небольшой пятачок ярко-зеленой густой травы тесно обступили высокие раскидистые дубы. Кустарника и подлеска практически не было, поэтому создавалось впечатление, что лес постоянно чистят. На противоположном краю поляны трава была значительно гуще и темнее с редкими, высокими ростками осоки, я сразу понял, что там протекает ручей. Вся поляна заросла побегами земляники, и спелые ягоды ярко алели сквозь траву, но почему-то ее никто не собирал. Посреди поляны лежал большой плоский серый камень, напоминающий языческий алтарь. От камня к ручью вела прямая утоптанная тропинка, исчезавшая за ручьем в корнях дубов. На камне виднелся большой белый узел.
Я направился было прямиком к ручью, но меня остановил тихий шепот Леди:
– Надо в обход, под деревьями.
Не задавая вопросов, я свернул под дубы и, осторожно ставя ноги, пошел в обход поляны. Приблизившись к противоположной ее стороне, я увидел в траве сверкание воды. Ручей был неширок, но казался глубоким и чистым. Когда я присел у воды, Леди соскользнула с моего плеча и, шепнув: «Умывайся…» – исчезла в густой траве поляны.
Я скинул плащ, стянул сапоги, под которыми оказались самые обычные портянки, снял пояс с клинками, кольчугу, за ней, немного подумав, штаны и рубаху, а затем с наслаждением погрузился в воду. Холодная вода, обволакивая разгоряченное ходьбой тело, казалось, уносила с собой не только грязь и пот, но и усталость, тревогу и страх, который подспудно грыз и грыз мне душу.
Действительно, только сейчас я окончательно понял, что попал в какую-то совершенно непонятную мне жестокую передрягу, которая закончится для меня скорее всего весьма плачевно.
Но тело мое (или не мое) отдыхало в этой спокойной, прохладной воде. Я тщательно и аккуратно промыл голову и ощупал ее. Засохшую кровь смыло, и под ней над самым ухом я нащупал широкий и плотный рубец, который совершенно не болел.
Наплескавшись вдоволь, я наконец вылез на берег и, озираясь по сторонам, быстро обтерся рубахой и оделся. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы Леди увидела меня голым.
Когда я натягивал сапоги, мне в голову пришло, что неплохо бы поглядеть на себя – каков я есть. Но где взять такое зеркало? Впрочем, если Леди права и пришлецам в этом мире действительно доступна магия, не попробовать ли мне чего-нибудь такое наколдовать. Ухмыльнувшись, я подошел к берегу ручья, прикрыл глаза, мысленно протянул руки к другому берегу и ухватился за край воды. Ладони защекотала текучая прохлада. Немного напрягшись, я рывком поставил полотно воды вертикально и открыл глаза. Передо мной стояло переливающееся зеркало, в глубине которого резвились маленькие рыбки и лениво шевелились темные водоросли. В этом зеркале отражался здоровенный, высокий детина лет двадцати пяти в яркой, но сильно заляпанной грязью одежде, с длинным мечом у пояса, на эфесе которого покоилась левая рука. Правая рука, затянутая в перчатку, свободно свисала вдоль тела. Продолговатое симпатичное лицо с ярко- синими глазами и тонким, длинным, прямым носом заросло золотистой щетиной. Его голова была покрыта густой лохматой шевелюрой цвета чистого пламени, спускавшейся до плеч.
Рыжий!
Вздохнув, я протянул затянутую в перчатку руку к зеркалу, и оно тут же, мягко вздохнув, ухнуло на свое прежнее ложе, ударив волной в мой берег и подняв со дна коричневое облако ила.
Рыжий!
Но что-то еще обеспокоило меня в том изображении, которое я увидел. Да, во-первых, на том парне в зеркале не было кинжала, во-вторых, похоже, я купался, не сняв перчатку.
Я поднял правую руку к глазам и внимательно ее осмотрел. Ладонь до запястья была затянута в желтую
